Падай

Плисецкий-не Плисецкий – какая разница, кто твой друг? Друг всегда поможет и поддержит, друг может быть и соперником, но он рядом. Так думал Отабек до сегодняшнего дня. Он сидел в своей квартире, которую снимал в отпуске. Снимал в чужом городе, в чужой стране, чтобы быть ближе к чужому, как оказалось, человеку. А зачем? Казалось, что все его естество противится выбору, что не нужно рубить с плеча и бежать от проблем. Но Отабек не убегал. Он просто оставлял за собой дверь, в которую так давно стучался, но та так и осталась заперта. Еще утром все было, вроде как, нормально, обычно. Юра впустил его, замерзшего, в квартиру, махнул рукой в сторону дивана, мол, падай, а сам пошел одеваться. Плисецкий никогда не проявлял должного внимания к другу. Наоборот – все попытки Отабека как-то войти плотнее в жизнь юного фигуриста встречались бурно и негативно. Зачем вмешиваешься? Кто тебя просил приезжать? А ты мне там на кой? Но Бека терпел. Терпел не потому, что это Юра Плисецкий, а потому что это его друг. Но именно сегодня судьба-злодейка показала Алтыну всю ширину и глубину их отношений – ткнула носом просто. И только тогда до казахской головушки дошло… - Падай, падай!!! – смеялся Юрка, сжимая кулаки, наблюдая за отабековыми прыжками, - ты так все баллы отхватишь, а мне что останется? Так что давай, грохнись, хоть раз, будь другом! Глаза Плисецкого озорно поблескивали, он дразнил казаха и подзуживал, сегодня Юра был в игривом настроении и проявлял это очень «по-своему», как любил убеждать себя Отабек. Парень подъехал к юноше и принялся снимать коньки – на сегодня тренировка закончена, а вечер хотелось провести в компании Плисецкого, мороженого и еще чего-то запретного. А завтра они оба не будут есть целый день. Юра присел с ним рядом и размял ноги, вытянув губы и сдувая прядь волос с лица. Такая манера появилась у него недавно, но Отабека забавляла. - Взял и откатал все идеально, скотина, а я надеяся. Что ка-а-ак брякнешься, и лед треснет. - От веса? – Отабек фыркнул. - От мощи твоего адского сатанинского взгляда, - глаза блеснули из-под челки, а губы скривились в ехидной усмешке. - Не такой уж он и адский, просто сосредоточенный. - Кому ты заливаешь? От тебя на трибунах самые верные поклонники шарахаются. Когда ты на льду. Отабек потер подбородок тыльной стороной ладони и представил бегущих прочь фанаток. Веселая картинка. Он фыркнул и поднялся, складывая коньки на ходу в сумку. Юра шел рядом. - А вот если бы ты шваркнулся, то они бы плакали,да… - А ты чего со мной на лед не вышел? Устал? Или лень? – они прошествовали в раздевалку, где Алтын снял сперва перчатки(чтобы вскоре заменить на мотоциклетные), а потом и потную футболку, переодеваясь. - А нахера? Я ж не гондольер- Витька, чтоб с мужиком в паре кататься? Хотя, это его новая тойота на мужика –то не тянет. Он щас ей пробег по России устроит и отправит в утиль… Так что мне простор нужен. - А вдруг мне нужна была поддержка? Юра цыкнул и пригрозил пальцем: - Поддержки вон – с Гошкой делай, ему похер – везде Аньку видит. Так что и лютый казах сойдет. - А вдруг бы я упал? Ты так меня просил, я б не смог отказать и упал бы, ты б как меня ловил? Юра закатился хохотом, отбрасывая волосы назад. Он смеется красиво, но холодно, Отабек чувствует это буквально физически. - Ловить? Что за гейство?Не можешь на ногах стоять – твои, вообще-то, проблемы. Да и тем более – зачем мне в пару человек, который ноги еле по льду волочет? А еще и тащить его на себе, ловить. Бред несешь какой-то… У Беки неприятно кольнуло под ребрами и засело снежным комочком. -Постой, - Отабек замер и пристально посмотрел на Юру, - ты считаешь меня слабаком? Юра сунул руки в карманы и посмотрел с вызовом: - Я такого не говорил, че ты все перевираешь? - То есть, если бы я был хуже тебя, занимал бы места ниже или не занимал вообще, то перестал быть тебе нужен? – парень прищурился, - Или Юрий Плисецкий окружает себя только лучшей мебелью? Юра ощерился и зыркнул из-под челки, которой завешивался каждый раз, когда защищался. - Не вижу в этой привычке ничего дурного. Лучшие должны окружать себя теми, кто под стать. - А как же друзья? – почти шептал слова, но лица не терял. Не мог позволить сейчас открыть Юре спину. Вот и приехали… - Друзьями тоже надо гордиться! – выплюнул Юра ему в лицо и отшатнулся, словно самого отбросило волной злости. - То есть, если я сейчас выйду на лед и растянусь там, то ты от меня откажешься? Позорище-то какое, так? – голос не дрожал, но внутри снежный ком все рос и рос, поглощая все теплые чувства и убивая их. - Я тебя держу? Твое дело. Хочешь быть неудачником – будь. Хочешь падать – падай. И Отабек ушел, закрыв двери душевой, а когда вернулся, Юры в раздевалке уже не было. Вот и славно. Вот и теперь он стоял один в съемной квартире и осматривал сумку. Осталась только гитара. Гитара, которую он привез, чтобы поиграть для Юры, спеть пару песен, надеялся, что тот оценит – у Отабека был красивый голос, он знал это. Но сейчас гитара – его электрическая любимица – просто насмехалась над ним. Шептала, что парень снова попался, наступил на те же грабли. Просто и спокойно доверился человеку, растворился в нем, буквально растаял. Но снова Отабека не оценили и не поняли. Пальцы сами потянулись к струнам за утешением. Было неимоверно больно и страшно оставаться одному. От Беки словно отодрали кусок. И теперь дыра кровоточила, зияла где-то в области ребер слева. Парень сел у окна, открыл его, закинул ногу на подоконник и, взяв гитару, провел по ней холодными пальцами. -Ты одна меня понимаешь… И руки залетали по грифу, запорхали, будто едва касаясь ладов, струн… Он закрыл глаза и откинул голову назад. Единственное, что приходило на ум – тягучая баллада о конце. Голос разорвал струнные сети звука, заполнившие комнату, приятный низкий голос с чувственными нотами. Голос взвивался и оседал на мебель, парил под потолком и лился в открытое окно. И, казалось, что птицы притихли, казалось, солнцу стало стыдно сиять слишком ярко, и оно забралось за тучи… И тучи упали на землю слезами, вторя печальной песне, плакали вместе с раненым сердцем и опустошенной душой, не в силах сдержать себя. А Отабек все пел, странно Юре было слышать голос друга, выводящий строки на немецком. «Ich bin von Herzen müde. Das Ende ist erreicht. Der Schnitter, wie im Liede, Macht alle, alle gleich. So will ich von dem Bösen Und Schlechten, das mich trieb. Mich in der Hoffnung lösen, Dass man mir noch vergibt» Он и понятия не имел, что Алтын знает несколько языков. Он о нем вообще ничего не знал, думал, что это нормально, а теперь сомневался в каждом своем движении и мысли в его сторону. Юра сидел, опираясь на хлипкую входную дверь съемной квартиры, и слушал песню за ней. Слов парень не понимал, но вот глубину чувств ощутил от души – руки подрагивали, пальцы предательски покалывало, будто вся кровь собралась в горячих щеках и ушах. А какая-то капля зацепилась за ресницы и повисла, показывая всем своим видом, что Юре далеко не плевать. Что Юра нуждается в нем. Но проклятая гордость мешала сделать лишний шаг навстречу – парень дико боялся пораниться и ранил первым. Но только теперь чувствовал вину. Чудовищную вину за сказанное. Но слов же не вернешь? -Падай,черт побери! – яростно шепнул юноша, тряхнув головой, и кристальное соленое напоминание о грехах свалилось в ворот футболки, обжигая в последний раз, будто кислота. Песня затихла, как только голос стал совсем уж хриплым. Прервалась на полувздохе. И Юрка вскочил, подхватывая олимпийку и стремительно слетая по лестнице вниз. Хлипкая дверь стала предателем – Отабек прекратил перебирать струны и услышал топот и скрип кроссовок. Тех кроссовок, которые он так часто зашнуровывал на полуживом после пробегов Юре. Пацаненок снова сбежал от него. И Отабека затопило отвратительно-горькой и пьянящей злостью. Он отложил гитару. Поднялся и вышел из квартиры – Плисецкий не рванет далеко. Он должен убедиться, что Отабек отошел от окна и закрыл его… И ведь Бека отошел. Отошел, чтобы схватить за капюшон маленькую сволочь и потащить рывком на себя, больно сжать предплечье и волочь в подъезд. Так быстро он шел, так тяжело дышал Юра позади него, что подъем до третьего этажа казался восхождением на Эверест, но казах не сбавил шаг ни на секунду. Он пинком открыл почти картонные ворота в его временное пристанище и зашвырнул Юрку внутрь. Тот практически не сопротивлялся. До тех пор, пока не был отпущен. И в мгновение из потерянного мальца превратился в надменную королевну. - И че это было? – выплюнул он в лицо парню. Тот проигнорировал вопрос и схватил парня за подбородок: - Ты меня использовал. Так? Развеял скуку. Тогда зачем пришел? Зеленые глаза расширились на миг, резко сузились, парень зашипел, чтоб его немедленно отпустили, но не вырывался сам. Отабек просто смотрел ему в лицо немигающими ониксами своих восхитительных глаз. Восхитительных, это Юра сейчас осознал. И сам Отабек был восхитителен. От кончика носа до тугого комка мышц, таранящего костяную клеть с каждым вдохом. И он, Юрий, разорвал этот ком в клочья одной фразой, сделав Отабека еще более восхитительным, а сейчас… Бека рывком отправил голову Юры назад. На скуле что-то вспыхнуло так горячо, а потом болью расплылось. Глаза Юры стали шире – он что – ударил его? Именно. За ту душевную боль Отабек расплатился с блондинистой ледышкой короткой, но веской пощечиной. И юноша ощутил себя пробитым насквозь. Поверженным и растоптанным – никто и никогда не бил его так хлестко, с такой ненавистью и нежностью. Руки тем временем прошлись по тонкому позвоночнику. Правая застряла на шее, надавив на ее основание, заставив откинуть голову назад. Левая скользнула под футболку, изучая орнамент торчащих ребер, позвонков и лопаток – удивительно, что при таком обилии мышц парень был настолько тощим. -Что ты задумал? – истерический шепот в пустое пространство коридора, когда его прижали к стене. Отабек не говорил с ним. Юра слышал дыхание парня, но не видел его глаз. Вот и не знаешь сейчас, что хуже – не видеть его помыслов в зрачках или видеть все. Одежда зашуршала, освобождая руки и тонкий торс. Юра мог закричать, забиться, но вина прессом давила на сознание, и он покорно поднимал одну ногу, затем – вторую, помогая избавиться от шмотья. Ни одна извилина в юрином мозгу не засигналила тревогу – все было настолько естественно и правильно, что становилось страшно об этом думать. И даже когда спиной Юра ощутил холодную простынь, а тело прошибло мурашками, он не стал отбиваться. Пощечина воткнула мозг на место. Он не мог сопротивляться верным поступкам. Отабек нависал над ним – такой невероятно безразличный внешне, но с такой бурей эмоций внутри. Юра не хотел что-то говорить. Бека не считал его достойным более слышать свой голос. Пальцы сжали плечи. А губы впились в непокорный рот. Юра выдохнул от неожиданности и потерял доступ к кислороду. Легкие уже начало царапать, когда мучитель разорвал поцелуй. Но эти чудовищно-быстрые пальцы уже сновали всюду – на теле Юры для них не было ни одного потаенного уголка. Это заставило только приподняться и хватануть новую порцию спасительного воздуха. Соски были просто истерзаны, на бедрах остались синяки. Отабек мстил. Ладонь уперлась в грудь, пытаясь хоть как-то остановить, но сжала цепочку и притянула к себе, губы завладели чужими. И жадный рот принялся изучать его изнутри, словно запоминая каждый сантиметр его языка. И Юра застонал, чувствуя, как внутри что-то треснуло и рассыпалось на миллиард блестящих осколков, сошло лавиной вниз к ступням, он сжал пальцы на ногах, откидывая голову, забываясь в стонах и каких-то угрозах и просьбах. И вдруг его перевернули на живот, подложив подушку под бедра. Юра было взвился и хотел наехать, но сильная ладонь надавила на поясницу, приручая дикого тигра. Подготовка не была спешной – Отабек насладился конвульсиями Юрия сполна, пока пальцы ласкали чувствительную точку внутри него. Но вскоре немалых размеров член был приставлен к тугому девственному входу. И тут Юра осознал, что вот-вот случится, и дернулся от внезапного страха и нахлынувшего экстаза - его сейчас покорят раз и навсегда. Сделают своим вовек. Мысли сладко отдались внизу живота, и Юра поерзал. Рука сильнее прижала поясницу к подушке, а член уже вошел, растягивая нежную плоть по головке. Он все продвигался вглубь Юры, ломая сопротивление мышц, завоевыавая бархатное пространство собой, заставляя выть парня под ним и стонать, комкать простыни и сжимать зубы. Юра жмурился, ощущая, как слезы градом бежали по лицу, но не мог остановить его. Слишком поздно. Он просто сейчас сойдет с ума, если все прекратить. Стальная плоть внутри двинулсь назад, снова подалась вперед. Отабек задал легкий ритм, покачивая бедрами и слегка соприкасаясь с белыми ягодицами. Но Юра вскоре словил кайф от жгучего первобытного желания. Слишком ярко горело тело, слишком горячо пылали мысли, он срывался в пропасть с каждым новым толчком, терял ощущение реальности. Не помнил, когда оказался на спине, когда его ноги легли на смуглые плечи. Видел только эти сжатые губы, эти до ужаса осмысленные глаза, которые сверкали черными бриллиантами в свете луны и фонарей. Юноша цеплялся за него, за его спину, царапался, пытаясь схватиться за последний рубеж, но соскальзывал в адскую пропасть. Ритм отдавался набатом в ушах, висках, горле и груди. Больше не было сил дышать. Темнота накрывала кружевным саваном… -Падай… - шепнул на ухо этот бог смерти. И Юра упал. Упал с криком, выгибаясь под горячим телом, окончательно теряя себя в персональном аду. Они лежали на влажных простынях, растерянно и слепо лаская тела друг друга. Отабек был снова прежним: таким теплым и живым, земным и близким. А Юра… Юра больше не мог стать таким, каким был несколько часов назад. Он теперь пленник. И осознание такого положения дел прокатилось сладко-морозной волной от груди к пяткам. - Замерз? – одеяло легло на плечи. Парень обнимал Плисецкого сзади. -Отомстил? – последовал ответный вопрос. -Последней фразой. А так – разобрался, скорее… - В себе? -В нас. -Сыграешь мне потом? Только другую песню. Отабек развернул его к себе и поцеловал, предпочитая разговор действиями, и Юра удовлетворенно кивнул. *** -Ты выбрал новую песню для того проката? Почему? -Мне казалось, она очень сейчас мне подходит, - Бека шнуровал коньки. Юра с сомнением покосился на него и спросил: - Сильно удивлюсь? - Если хорошо меня узнал за эти недели, то не особо, - и парень поднялся и вышел на лед. Юра и вправду не удивился, когда услышал знакомые строки: «And I would be the one To hold you down Kiss you so hard I'll take your breath away And after I'd wipe away the tears Just close your eyes dear...» Эту песню Отабек сыграл ему впервые, и она так запала в душу, что Юра ее выучил. Втайне от парня, конечно, но это не было тайной – Бека знал его лучше него самого. Он действительно не удивился, даже тогда, когда зашнуровал коньки и отправился на лед. Отабек вышел из очередного акселя и ловко приземлился. Заметил Юру и вопросительно поднял бровь. Тот подъехал ближе со спины, заставив парня прерваться и развернуть корпус в его сторону. Глаза неотрывно изучали лицо Плисецкого. Тот широко улыбался, отпуская тормоза к чертям. Колесница летела на полном ходу – ну и что? В ней двое. -Не бойся, я рядом. Я поймаю, - Юра раскрыл руки и тянул их к Беке, - Падай…