Рыжая привычка

Голые, обшарпанные стены, скрипучая кровать дореволюционных времён, зарешеченное пластиковое окно без ручки, и маленькая тумбочка со старой, прочитанной до дыр книгой, возле кровати. Все это и было её домом на протяжении целого месяца. Нет, жаловаться она не собиралась. Может, из-за того, что ей каждый раз кололи какие-то психотропные препараты, после которых тело скручивает так, что кажется, будто органы внутри тебя просто-напросто лопаются. Тут уже ни до каких жалоб. Умереть — единственное, что хочется в такие моменты. А может, все из-за того, что ей просто повезло, ведь её поселили на пятом этаже этой психиатрической лечебницы. Привилегии такие достаются только наркоманам, но, как говорится, в мире не без добрых людей. Пятый этаж является самым тихим и спокойным, самым обустроенным. Здесь не было камер, похожих на тюремные, не было душераздирающих криков, нежели на трёх других. А ещё, по вечерам выпускают в душ. Дария невольно вздрагивает, вспоминая, как первое время находясь здесь, по ночам накрывалась одеялом с головой, прятала голову под подушку, и тряслась от страха. Тряслась не только из-за криков. Её до жути пугали ночные гости, приходящие к ней каждую ночь. Ей хотелось кричать, хотелось долбить руками в запертую дверь, только бы кто-нибудь из врачей услышал её, пришёл, потому что было невыносимо находиться с ними наедине. Но с самых первых дней Воскобоева поняла — хочешь когда-нибудь выбраться отсюда, или хотя бы остаться в более-менее нормальной палате, а не в камере этажом ниже, то лучше помалкивать, делать вид, что все хорошо, а по ночам вжиматься в кровать, натягивая одеяло с головой, только чтобы не видеть их пустые глаза, закрывать уши руками, чтобы не слышать их голоса. А ведь именно из-за них, Воскобоеву и упекли в психушку. Ей было настолько жутко, настолько ужас сковывал её тело, что однажды, не выдержав, она наглоталась таблеток. Матери, которой никогда особо не было дела до дочери, это вышло только на руку. Ей даже не пришлось возбуждать никакого дела для того, чтобы Дашу признали недееспособной. Ведь если ты принял попытку суицида, то дороги у тебя только две: кладбище или, если повезёт, психушка. Но как только ты пересекаешь порог лечебницы, с ужасом осознаешь, что первый вариант был бы определённо лучше. Кто бы что не говорил, но выбраться отсюда практически невозможно, а если даже и выбираешься, то получаешь клеймо на всю жизнь. Медсестры делают обход три раза в день, строго по расписанию. И именно в такие моменты, у Даши появляется шанс хоть пять минут, но пообщаться с живыми людьми. Только вот общения, как такого, не выходило. Один и тот же вопрос: «Когда я выйду отсюда?», в ответ — улыбка и «скоро-скоро», а потом укол куда-то под лопатку, и адская боль во всем теле. Со временем, отчаявшаяся Даша потеряла интерес ко всему. Привыкла и к этим теням, приходящим по ночам. И даже боль во всём теле не казалась уже такой чудовищной. *** Солнечные лучи, такие тёплые и ласковые, мягко касаются лица спящей девушки, отчего она слегка морщится, но всё-таки открывает глаза. С самых первых минут пробуждения, внутри всё будто кричало о том, что что-то должно произойти. Что-то, что могло скрасить её серую жизнь. Вот только, Даша никогда особо не верила своему внутреннему голосу. Поэтому и в этот раз она не придала этому значения, отсчитывая минуты до утреннего обхода врачей. За дверью послышались знакомые шаги. Но что-то было не так. Дария дёрнулась, одним движением садясь на кровати, уставившись на дверь. За месяц, проведённый в этом месте, Воскобоева мастерски отточила умение определять количество людей по звукам шагов. И сейчас она была точно уверена — их как минимум трое. Нехорошее предчувствие тут же охватило изнеможенное тело, заставляя напрячься. Несколько секунд, растянувшиеся в минуты, и ручка двери поворачивается, а дверь со скрипом открывается, запуская в палату запах прохлады и, кажется, спирта. — Заходи. — медсестра отходит от двери, пропуская вперёд рыжую девушку. — Проходи туда. — указывает в другой конец палаты. Девушка тихо, бросив мимолётный взгляд на Дашу, проходит в указанное место. Медсестра тут же оборачивается к Воскобоевой, которая без интереса наблюдала за всей этой картиной. — Ложись. — небрежно бросает женщина в белом халате, принимая у ассистента шприц, наполняя его какой-то жидкостью, от запаха которой, как от аммиака, пробивает на слёзы. Дарья покорно ложится, краем глаза замечая непонимание в глазах рыжей, отчего хочется усмехнуться, вот только не тот это случай, чтобы смеяться. Лёгкий укол под лопатку. Какой-то нереальный кайф, разливающийся по всему телу, чем-то смахивающий на оргазм. Как жаль, что длится это всего пару минут. Слышит, как дверь захлопывается и в замке поворачивается ключ прежде, чем мышцы в теле начинают сокращаться до такой степени, что слёзы выступают на глазах, и истошный крик срывается с уст. — Господи! Что с Вами? — новая соседка тут же оказывается рядом, легонько касаясь ладонями. Она совершенно растеряна, но она очень хочет помочь. — Отойди. — хрипит, всё ещё корчась от неимоверной боли. Девушка тут же отскакивает от неё, мечась взглядом по помещению. Через мгновение оказывается около двери, тарабаня по ней что есть силы, крича что-то о том, что тут человеку плохо. — Блять… — срывается с губ Воскобоевой. Свалилась же ей на голову эта девочка. Мало того, что глупая, так ещё и её может подвести, кто знает, что у этих врачей на уме. — Рыжая! Отойди от двери! Боль потихоньку отпускает, позволяя повысить голос. Та, в свою очередь, прекращает глупые попытки, и отходит от двери. — Вам лучше? — вновь оказывается возле Даши, помогая ей сесть. — Тебя тоже это ждёт. — игнорирует её вопрос, ставя и без того напуганную девушку перед страшным фактом. — Зачем они это делают? — её голос заметно дрожит, а дыхание участилось. — А мне откуда знать? — боль полностью отпустила, теперь можно спокойно вздохнуть. — А Вас как зовут? — рыжая оживилась, поняв, что девушке больше ничего не угрожает. — Даша, — лениво протянула Воскобоева. — Ну, а ты у нас кто, чудо в перьях? — Маша! — с лучезарной улыбкой произносит рыжая. Дария даже удивляется. Эта девочка абсолютно здорова, так какого черта она здесь делает? — И что же ты учудила, раз оказалась здесь? — Ган тут же съеживается от этого вопроса, медленно закатывая рукава своей простенькой кофты. — Вены… Воскобоева открыла рот от удивления. Она же ещё такой ребёнок. Рыженький, глупый ребёнок. Почему-то, Даше даже стало стыдно. Она, достаточно взрослая женщина, повелась на поводу у своих эмоций, решив свести счёты с жизнью. И как? Какими-то таблетками, от которых толку, как оказалось, совершенно никакого. А эта, вон, вены резала. Наверное, у рыжей и повод был куда весомей, чем у неё. Наглоталась таблеток из-за каких-то привидений, нет, ну точно сумасшедшая! — Вижу, не очень удачно. — Сдержанный кивок послужил ей ответом — А Вы? — Дарие определённо нравилось некое уважение к ней со стороны Маши, но именно это и раздражало. — Я ещё не настолько старая, так что давай не так официально. — Воскобоева меланхолично усмехнулась, выдержав короткую паузу. — Таблетки. — Почему? — Зачем тебе это знать? — грубо, вопросом на вопрос. Ган замялась, вопрос в лоб загнал её в тупик. И действительно, что она потом будет делать с этой информацией? — Просто… Просто хочу знать, почему ты здесь. — Если я тебе скажу, ты примешь меня за сумасшедшую. — Дария усмехается собственным словам, ведь она сейчас находится в том месте, где все и являются таковыми. Но ведь она не из этих. И рыжая тоже. — Вижу то, что не видит обычный человек. — Ты тоже их видишь?! — звонкий возглас режет слух. Ган вцепилась в её плечи, больно впиваясь ногтями в кожу. Но Дария будто не чувствует, она удивлена, ошарашена и… Да чёрт с ним, с этим эмоциональным состоянием, она только что услышала то, чего уж точно не ожидала услышать. А может, она просто сошла с ума? И это всё плод её фантазии? — Ты правда… — останавливается на полуслове, наблюдая, как по бледным щекам Маши катятся слёзы. — Пять лет… Пять лет эти жуткие сны. — утыкается маленьким носом в плечо, всхлипывая. — Каждый раз просыпаясь в холодном поту, я не могла понять, где сон, а где реальность. И эти голоса, сводящие с ума. Я просто так больше не могу. В одиночку. Дария лишь прижимает её к себе, слегка поглаживая по вздрагивающей спине, краем глаза улавливая какое-то движение в углу. *** Еда в этом месте была не из лучших, но Даша уже давно привыкла, чего не скажешь о рыжей, которая морщась, отодвигала тарелку от себя куда подальше. Первое время Воскобоева лишь пожимала плечами, мол, не хочешь — не ешь, тебя никто не заставляет. Уже позже, заметив, что Маша совсем не ест, Дарья попробовала как-то намекнуть ей, что без еды она долго не протянет. Но девушка наотрез отказывалась, ссылаясь на то, что совсем не голодна, хотя желудок её говорил обратное. И тогда, не выдержав, Воскобоева подхватила тарелку, и почти насильно, с ложечки кормила рыжую вредину. Та, в свою очередь, по упираясь, скорее всего для вида, всё-таки сдалась. Скривившись, кое-как проглатывает что-то, что очень напоминает переваренную кашу, на что Даша улыбается, почти невесомо касаясь губами её лба. Она ведь, как большой ребёнок, которого надо похвалить за выполнение этого задания повышенной сложности. Машкино лицо расплылось в довольной улыбке. Ну точно, ребёнок! Первая ночь начиналась довольно спокойно. Только непривычное посапывание в другом конце палаты не давало уснуть. По коже побежали мурашки и Даша невольно открыла глаза, ничуть не удивляясь тому, что увидела. Лишь громко выдыхает, переворачиваясь на спину и молясь, чтобы рыжее чудо не проснулось вдруг ночью, и не увидела их. Наконец, проворочавшись ещё около получаса, ей удаётся провалиться в такой долгожданный сон. От пронзительного крика, эхом отразившегося от бетонных стен палаты, кровь стынет в жилах. Воскобоева в один миг оказывается у кровати рыжей, сгребая её в объятья, водя рукой по дрожащей спине и волнистым волосам, тем самым успокаивая. — Опять кошмары? — кивок, сопровождаемый всхлипом, и руки, крепко сжимающие её талию. — Расскажешь? А дальше долгий насыщенный рассказ, дослушав который, обычный человек давно бы отмахнулся от бедной девочки, и пошёл спать дальше. Только Даша все понимала и не считала Машку сумасшедшей. И она никак не может отказать Марусе в просьбе лечь рядом. И даже улыбается, когда рыженькая доверчиво утыкается носом в плечо, тесно прижимаясь к ней. Утро добрым не бывает. Обычно ранняя пташка Даша, просыпавшаяся всегда за полчаса до обхода врачей, сейчас сладко спала, прижимая к себе почти свернувшийся в клубок рыжий комочек по имени Маша. Противный скрежет от поворота ключа в замке заставил обеих разлепить глаза. Как только женщина переступила порог палаты и с непониманием уставилась на этих двоих, рыжая сжалась, вспоминая вчерашние слова Дарьи, что не скрылось от глаз Воскобоевой. — Может вы не будете ей это колоть? — уверенно начала тёмненькая девушка, заслоняя спиной дрожащую Ган. Но медсестра проигнорировав её вопрос или, скорее, просьбу, молча наполняла шприц жидкостью. — Она же боится! — Это в лечебных целях, Дарья. — она подошла к кровати, жестом показывая Даше уйти. — Отойдите. — Поставьте мне за неё, она же ещё совсем ребёнок! — У Вас целый месяц отдыха от этого препарата, организм должен отойти. — повернувшись к молодому человеку, стоявшему всё это время в дверях, она кивнула. Тот, не медля, подошёл к кровати и подхватив Воскобоеву на руки, понёс в другой конец палаты. — Да как вы смеете! — поняв безвыходность ситуации, Даша обречённо вздохнула. Ей было искренне жаль эту девочку, ведь то, что она сейчас испытает, она не пожелала бы даже врагу. Маша, вся трясясь от страха, всё-таки легла на живот, ведь сопротивляться не было смысла. Да и это поведение Дашки… Рыжая открыла рот от удивления, когда она вот так вот просто начала заступаться за неё и даже просить, чтобы ей поставили два укола, не смотря на то, что последствия его ужасны. И сейчас, Машка твёрдо решила, что должна испытать тоже, что и она, даже если это будет невыносимо больно. Укол под лопатку. Все мышцы в миг расслабляются, становится так хорошо, будто в каком-то экстазе. Только вот пошевелить даже пальцами не может. Дверь захлопывается и Даша тут же подлетает к рыжей, у которой мгновенно сводит всё тело. Кусает губы в кровь, чтобы не закричать. Слёзы смешиваются с алой жидкостью, отдавая солёно-металлическим привкусом. Хочется выплюнуть эту смесь, но тело её не слушается. — Тише, девочка, терпи.- словно мантру шепчет Дарья, сжимая хрупкую ладонь в своих. Интересно, когда она в последний раз так быстро привязывалась к незнакомым людям? Да так, что при виде страданий этой девочки, сердце обливается кровью. Отпускает. Маша осторожно садится на кровати. — Такое каждый день? — спрашивает, опуская глаза вниз. — Каждый. — Дария не видит смысла скрывать горькую правду от рыжей, ведь она и сама это прекрасно знает. *** Несколько недель пролетело с того момента, как рыженькая переступила порог этой палаты. И с этой самой секундочки, время перестало тянуться словно резина. Минуты не казались часами, тишина и одиночество не давили на нервы, а на ночных гостей Даша давно забила. Ну стоят себе и стоят, ну смотрят на неё, и что? Просто наплевать. Будто и нет их совсем. Зато теперь, Дарья дорожила каждой минутой, ведь Машка с улыбкой, смешно жестикулируя, рассказывает всегда столько всего интересного, отчего напрочь забываешь, что ты в психушке, а не в гостях. О тишине и одиночестве можно было забыть, потому что каждый день из их палаты доносились бесконечные разговоры и звонкий смех. Только с утра Маше кололи всё те же уколы. А потом, она будто забывала об этом, рассказывая очередную невероятную историю. А ещё, эта рыжая вредина отказывалась есть, выводя Дашку из себя, которая, по старой схеме, хватала тарелку, и вместо того, чтобы запустить её в соседку, что ей иногда очень хотелось сделать, кормила эту наглую морду с ложечки. И только потом она просекла, что та специально это делала, понравилось ей, видите ли! — Ну ты же не против! — всё так же с улыбкой произносит Ган, пока Воскобоева фырчит и возмущается. И ведь не поспоришь! Словив себя на подобной мысли, Дария успокоилась, улыбнувшись уголками губ на некий выпад. Засыпать на Машкиной кровати, перебирая её рыжие локоны, слушать её тихое сопение и спокойное сердцебиение, любоваться мягкими чертами лица — вошло в привычку. Даша была бы не против вернуться на свою кровать, но рыжая бестия уверяла, что когда она рядом, её не посещают кошмары. И как бы не хотелось послать эту наглую девчонку куда подальше, Воскобоева каждую ночь ложилась рядом, отчего Ган с довольной улыбкой, словно кошка, складывала на неё руки и голову. И сколько бы Дария не возникала по этому поводу, Маша лишь пожимала плечами, ведь знала, зараза, что та ничего не сделает. А ощущать её тепло рядом — неимоверный кайф. Дашка думает, что рыжая уж точно не узнает, что она делает, прежде чем уснуть. А засыпает она в последнее время как-то слишком поздно. Одно остаётся неизменным — Машка засыпает только тогда, когда слышит тихое сопение и ровное дыхание сбоку. Голубые глаза и широкая белоснежная улыбка — как наркотик, которого катастрофически не хватает, не смотря на то, что рыжая была близко, непозволительно близко. Так, что нужно было оттолкнуть её, чтобы не приближалась ближе, чем на расстояние вытянутой руки. А лучше двух. Только вот руки сами тянулись к рыжему солнышку, притягивая её к себе, ощущая руки на своей талии. Глаза в глаза. Давно потерянная нить разговора и дикое желание запустить руки в её рыжие волосы, впиться в манящие губы, пробуя на вкус, прижать худое тело к кровати, исследуя губами каждую его часть, ловить её крышесносные (она в этом абсолютно уверена) стоны и… — Да-аш! — Ган машет руками перед её глазами, пытаясь вернуть подругу в реальность. — Эй, ты меня вообще слышишь? — Слышу — слышу. — лениво отзывается Воскобоева, делая глубокий вдох, пытаясь унять лёгкое возбуждение чуть ниже живота. — О чём думаешь? — Машка приземляется рядом, заглядывая в глаза, даже не задумываясь, каких усилий стоит Дарье не думать о том, что посещает её маленькую чёрную головку в последнее время слишком часто. — У тебя волос тут… — протягивает руку, большим пальцем убирая непослушный волос со рта, случайно касаясь её бледной щеки, застывая на мгновение. Словно завороженные, не сводят друг с друга глаз, не смея пошевелиться. Секунда — и рыжая подаётся вперёд, невесомо касаясь губами её губ. Воскобоеву будто пронзают сотнями маленьких иголочек, пуская волны мурашек по всему телу. Нужно стукнуть эту рыжую бестолочь чем-нибудь тяжелым по голове, чтобы больше не смела так делать, потому что, чёрт возьми, это неправильно. Так нельзя. Ладонями обхватывает её лицо, притягивая к себе, дабы углубить поцелуй. Нагло проникает языком в её рот, отчего Ган выдыхает в губы, обхватывая её хрупкую талию. Рыжая целуется умело, просто ошеломляюще, отчего голова идёт кругом. Её губы на шее сводят с ума, а жгучие укусы окончательно срывают крышу. Маша оказывается до жути нетерпеливой, мгновенно срывая одежду с её тела. Припадает к ключицам, оставляя на них аккуратные бордовые засосы, которые сойдут не раньше, чем через неделю. Эта мысль жутко заводит, увеличивая выброс эндорфинов в разгорячённую кровь. Спускается к груди, вбирая в рот затвердевшую горошину, рукой массируя вторую грудь, срывая рваный стон с губ Воскобоевой. Ведёт языком ниже, оставляя мелкие засосы по всему животу. Кладёт холодную ладонь на бедро, заставляя Дашку чуть ли не выть от ноющего желания. Мгновение — и Даша ощущает толчок внутри. Выгибается навстречу, сжимая пальцами удивительно мягкую для этого места наволочку. Рыжая знает, как доставить ей нереальное удовольствие. И Даше до чёртиков это нравится. В экстазе обмякает на кровати, переводя дыхание. Ей нравится, но её это жутко злит. Получается, что Маша уже опытная в этом деле, с женщинами. «И сколько же, блять, женщин тебя перетрахало, рыжая?!» — Этот вопрос грызёт изнутри, хочется выплюнуть его ей в лицо, но вместо этого, лишь сжимает всю ту же наволочку в руках. Ган, будто почувствовав, нежно целует в губы, заставляя все вопросы и предположения вылететь из головы. «Меняемся!» — подумала Маша, но озвучить не успела, ведь Дашка подумала об этом же, и не собиралась медлить ни секунды. В отличие от Ган, Воскобоева была не так уверенна в своих действиях, потому что, чёрт возьми, она впервые в своей жизни занимается сексом с девушкой. Ещё такой милой… И наплевать, что они в таком месте, именуемом, как психбольница. Но, кажется, Маше всё нравится, даже слишком. — А я думала, ты у нас скромная девочка. — пытаясь привести дыхание в норму, улыбается Дарья. — Я такого никогда не говорила. — смеётся, зарываясь в её тёмные волосы. — В тихом омуте черти водятся, так? — Спи давай, рыжий чёрт. — целует в лоб, накрываясь одеялом. Всё-таки, неважно, сколько у Маши до этого было девушек и парней, ни один не смог помочь ей в трудной ситуации, и сейчас она здесь. Рядом с Дашкой. Не с кем-то ещё. А Дарья поможет ей, всегда. Они обе это знают. *** Дни пролетали ещё быстрее, чем раньше. Жизнь в лечебнице уже совсем не казалась ужасной, ведь теперь рядом было рыжее чудо, которое хотелось просто любить и всё. Даже выходить отсюда уже не хотелось. А если и выходить, то только с Маруськой. Иначе никак. Новый день начинался с ливня и шагов, приближающихся к палате. — Их трое… — Воскобоева снова напрягается, так же, как несколько месяцев назад. Сейчас ей ещё страшнее. Вдруг Машку заберут, переселят в другую палату? Она же не переживёт. Она просто не сможет больше без неё. Она ведь, как воздух, жизненно необходима. Рыжая привычка, не иначе. Такая, от которой уже вряд ли когда-нибудь отвыкнешь. — Что это значит? — сильнее прижалась к Даше. — Они же не могут… — Марусь, — целует в уголок губ, успокаивая. — Не могут. Дверь со скрежетом отворилась, и через секунду, в проёме показалась незнакомая тёмная женщина в очках, с рюкзаком в форме черного медведя. Она приветливо улыбнулась, осмотрев дрожащую Марию и Дашу, которая с боевой готовностью хищницы, готова была вцепиться в любого, кто тронет её рыжую подругу. После чего, незнакомка захлопнула дверь прямо перед носом медсестры. — Меня зовут Наталья Бантеева. — тут же начала она, не обращая внимания на такие мелкие детали, как приветствие. — Девочки, собирайтесь, мы едем домой. — Куда?! — ошарашенно выдала Маша, открыв от удивления рот. — В Ковен северных ведьм, отныне, вы его часть. — Ведьм? — отозвалась не менее ошарашенная Воскобоева. — Вы шутите? — Дашенька, милая, скажи мне, — Бантеева усмехнулась. — Ты думаешь, ты просто так видишь их? Она указала рукой в дальний угол и у Дарьи внутри всё похолодело. От шока. Ведь ужаса при виде этих существ она давно не испытывала. — Вы тоже их видите? — неуверенно, готовясь ловить каждое следующее слово, потому что, чёрт, так не бывает! — Вижу. — Наталья перевела взгляд на Ган. — А ты, Маш, обладаешь редким даром — сновидением. Просто не умеешь его использовать, вот и мучаешься. Открыв дверь, чтобы забрать у женщины вещи будущих ведьм её Ковена, она снова её захлопнула, вызвав очередную порцию возмущения. — Одевайтесь, я жду вас внизу. *** — Даааш! — Ган, подобно урагану, влетела в кабинет Воскобоевой, захлопывая дверь и прислоняясь к ней спиной. — Ты чего орёшь на всю Ивановскую? — Дария отодвинула от себя кружку с горячим чаем, только-только заваренным. — Там это… — Маша, подставляет к двери первый попавшийся стул и подлетает к Дашке, осматривая помещение, пытаясь найти место, где спрятаться, а лучше — схорониться. — Апокалипсис надвигается! — Какой апокалипсис, Маш, ты чего? — отпихивая рыжую, которая пыталась залезть под стол, Воскобоева в недоумении уставилась на подругу. — Я разбила Наташкины духи, которые она так долго искала и… — Ган, твою мать! — раздался вопль в коридоре. — Я же тебя найду! — Попала ты, Мань. — констатировала боевая ведьма, коей она теперь именовалась. — Ладно уж, я поговорю с ней. — Правда?! — глаза Машки загорелись и она тут же повисла у неё на шее. — Спасибо, Дашка! — «Спасибо» в карман не положишь. Губы слились в поцелуе, а пальцы зарылись в яркие рыжие волосы, притягивая девушку к себе, заставляя оседлать её бёдра. — Ган, я тебя!.. — Разъярённая Бантеева, влетевшая в кабинет, тут же замерла, ошарашено хлопая глазами, открыв от удивления рот. — Я это… Позже зайду. Наташа, аккуратно прикрыв дверь, поспешила удалиться, уже не слыша дружный смех, последовавший за её действиями. — Дашка! — Сновидица уткнулась лбом ей в плечо, крепко обнимая. — Я тебя люблю! — И я тебя. — улыбнулась, поцеловав в рыженькую макушку. — Но ты ведь понимаешь, что она всё равно тебя прибьёт? — Блиин!