Чем тесней единенье, Тем кромешней разрыв.
—
Пустота, темнота, холод и одиночество. Джентльменский набор страхов, объединявший бесконечно разные планеты и галактики. Триединая вселенская истина, если исключать, в зависимости от конкретной расы, холод или темноту.—
Стянув промокший галстук, Доктор глотнул тихого воздуха консольной. Рядом, совсем рядом, стоило только скосить глаза, медленно растворялись призраки обнимающихся тел. По ту сторону пульта смеялась Джеки, которую теперь почему-то не пугали громадные залы ТАРДИС. Смеялся Микки, сжимавший обеими руками Сару Джейн и Джека. Прислонившись к кораллу, понимающе ухмылялись друг другу Синий Пиджак и Донна. Смеялась Марта, обнимавшая… еще одного человека (его человека, единственного человека). И он улыбался, нутром чуя пустоту, пока еще тонко струящуюся у самого пола. Планета, в одиннадцать раз превосходящая по размеру Юпитер (дурацкая привычка — переводить все цифры и понятия в нечто доступное землянам), усеяна алыми всполохами. Впрочем, из распахнутых дверей ТАРДИС даже такой гигант выглядит не больше монетки в два пенса, если, конечно, подняться достаточно высоко. Будка с раненым скрежетом материализовалась в тени громадного пористого утеса. Поблизости не было ни души, и Доктор собирался было вовсе улететь восвояси, но створки как нарочно захлопнулись, а ключ, будучи непроходимым тупицей, только и делал, что покорно прокручивался в замочной скважине. От души пнув обшарпанный бок ТАРДИС, Доктор испустил какой-то жалкий охрипший стон и постучал в дверь раскрытой ладонью. Не помогло, только в нежное углубление под безымянным пальцем плотоядно вонзилась крошечная деревянная щепка. Первый порыв пустоты окатил ноги, когда человек мерила очки умного вида, которые он сам (сам!) зачем-то вытащил из полосатого кармана и вертел в руках. Она хмурилась, стараясь освободить волосы, запутавшиеся в тонкой дужке, и Доктор, бережно помогавший разлучить человека с очками, поймал взгляд Синего Пиджака. Тот был растерян и пуст, как треснувшая голубая скорлупка, из которой только что выполз лысый дрозденок. Сослужив свою службу, он недоуменно оглядывался на мир, и Доктор оказался достаточно благороден и наивен, чтобы на мгновение, всего на одно роковое мгновение искренне предположить, что разбитую скорлупу можно склеить. Щепка колола и ныла так назойливо, будто бы ей не терпелось что-то предъявить миру. Как ни старался Доктор, в космическом мраке, окутывавшем планету, подцепить ногтями эту маленькую докучливую дрянь не удавалось. — Прекрасно, ну и прекрасно, — наконец заключил он, не слишком беспокоясь о том, что обращался при этом к хрусткой каменной крошке под ногами. Совсем рядом раздался шорох, и Доктор почти испуганно вскинул голову. Из пещеры, вход в которую находился всего в паре ярдов от ТАРДИС, показалось трепещущее белесое пламя. Вслед за ним из темноты явилось существо, походящее и на змею, и на поднявшегося на задние лапы варана. Огонь покоился в его худощавой руке, а узкая грудь перетекала в подвижный мускулистый хвост. Шорох усилился, и Доктор стал различать одинаковые силуэты, выступающие из беспросветной мглы. В руках остальные участники процессии несли плоские корзины, с грудами чего-то, терявшегося темноте. Шествие неспешно змеилось по сухому песку, и Доктор, укрытый тенью, следовал за ними, изредка ощущая на себе мерзлое скольжение безразличных глаз. О его присутствии знали, но оно не волновало решительно ни одну живую или мертвую душу. Этот гигантский мир — не один из тех, где во славу Доктора слагаются песни, передающиеся из поколения в поколение. Здесь нет и никогда не было легенд о теплокровном розово-желтом человеке, исчезающем там и появляющемся тут. Даже Война Времени, потрясшая до основания все хоть сколько-нибудь населенные галактики, здесь, в страшном нетронутом захолустье, отозвалась лишь слабой воздушной волной. В глубине, под землей, в свете и тепле нутряного пламени, разбиты сады, взращенные упрямыми чешуйчатыми руками. Но на поверхности бал правит песок. Насколько хватает глаз, до самого горизонта и дальше — стылый песчаный океан с редкими клыками скал. И волны его глухо хрустят под ногами. Длинная колонна разлилась кругом, когда они достигли вкопанных в землю костей. Кости, плавно изогнутые, в несколько раз выше Доктора, подпирали аспидную высь. То существо, что держало на ладони пламя, выискало его затравленный взгляд и плавным покачиванием головы подозвало к себе. Встав по правую руку существа, Доктор наконец рассмотрел невысокий жертвенник в середине плато и сухие цветы, охапками сваленные на плоские корзины. Раскрыв клобук, существо выплыло вперед, задев холодным хвостом ногу Доктора. Существо раскачивалось из стороны в сторону и узким языком шелестело благодарности и проклятия горю, какому-то жуткому, непоправимому горю и мукам, слишком чудовищным, чтобы описать их словами. И Доктор, прежде стоявший безучастно, принялся раскачиваться и шелестеть, с силой царапая щеки ногтями, о том непоправимом, во что до сих пор было страшно поверить даже на долю аттосекунды. О том, что человек, его человек и он… Шелест становился неистовее, тише и злее, и все тело Доктора жгло едкое пьяное пламя, когда со всех сторон разом взлетели сухие цветы и, ломая стебли и листья, рухнули на жертвенник. Огонь, плясавший на ладони существа, сорвался вниз, казалось, погас, но тут же занялся и, бликуя на чешуе, взвился в беспроглядную тьму. Кто-то протянул Доктору корзину, и он, горячечно хватая цветы без разбору, швырял их в озверелый, лихой жар. По обе стороны стены горел и рушился мир. И все бестелесные глаза, никогда не сводившие с Доктора взгляда, вдруг закрылись, и черное небо, закопченное дымом, стало безжизненным и пустым, словно каждый мир разбился вдребезги, словно всякая надежда ухнула в бездну. Шипы на стеблях глубоко кололи кожу, оставляли влажные царапины и зацепки на пиджаке, жалили подкожную наготу и горели. Горела и вечность. В тупом изнеможении Доктор сполз на землю возле старой кости, наблюдая за размашистыми волнами, которые оставляли упругие удаляющиеся хвосты. На жертвеннике мерцали и теплились последние осколки пожара. Планета вновь погружалась в мрачную дрему, будто и не пробуждалась вовсе. Смахнув с потного лба налипшие волосы, Доктор сжал бухающую пульсом голову ладонями и почувствовал, как пальцы на ногах щиплет необитаемая стужа. Порыв морозного ветра взметнул легкий пепел прямо в лицо незваному гостю, и тот, вдохнувший полные легкие праха, зашелся удушливым кашлем. Под густым слоем золы оказался чудом уцелевший бутон. Иссохшие лепестки его были обожжены и хрупки, а единственный шип обломан у самого основания. Едва угадывался прозрачный, паутинный силуэт его, скользящий по песку, подгоняемый следующим порывом ветра. Глаза и щеки Доктора опалила скатившаяся из пустоты, темноты и холода звезда.