Коляда-коляда, выходи за ворота

Если бы два года назад четырнадцатилетнему Юрке Плисецкому, золотому юниору России, сказали, что он будет, гневно топая ногами на всю лестницу, подниматься домой к Никифорову за стряпнёй Кацуки, все сказавшие были бы обсмеяны и посланы великодушным русским матом в район нахуя. Потому что, ну правда, Виктор - дива без пизды, и чтобы он, да в святая святых, да хоть кого-нибудь, кроме пса этого своего, Маккачина (что за имечко, прости господи), да Якова иногда по большой страстной любви к родному тренеру? И чтобы сияющая звезда российского катания, да приютила этого нюню, что ревёт от проигрыша в кабинке туалета, а не злится и не вздрачивает себя перед показательными, чтобы хоть их откатать красиво - нет, увольте, быть такого не может, просто потому что не может такого быть. Полтора года назад он послал бы всех нахуй, потому что "ну его в жопу, Кацудона этого ебаного, чего только Витька в нём нашёл". И тихо завидовал бы в уголке, злясь на себя за это. А примерно год назад всё начало получаться именно так - он, Юрка Плисецкий, голодный и уставший после тренировок, четыре раза в неделю топал на Малую Гребецкую и ебал мозг уже почти поженившимся Виктору и Юри, параллельно наворачивая те шедевры кулинарного искусства, которые массово штамповал Кацуки. Иногда ему позволяли остаться на ночь в одной из гостевых комнат, благо, квартира - бывшая коммуналка со свежим ремонтом - оставляла всем достаточно личного пространства. И вообще, "Виктор, за окном непроглядная ночь, куда ты гонишь ребёнка, темно, холодно, опасно, я достаточно слышал про этих ваших gopniki". Плисецкий, честное слово, после первого такого наезда был готов Юри расцеловать. Потом он начал приходить и в те дни, когда тренировок не было - посидеть, выпить чаю или домашнего лимонада, словить халявный вайфай, потрепаться за жизнь и уроки с внезапно хорошо понимающим в точных науках Кацуки. Они даже вместе, подумать только, совершали пробежки и выгуливали дряхлеющего, но всё ещё бодренького Маккачина, и, честное слово, в какой-то момент Юрка начал верить, что жизнь идёт на лад, и у него, страшно сказать, есть семья помимо деда. Папа, папа и я, блять, - думал ядовито он, но радовался этому сам с собой. Мерзкий дизайнерский диван в той комнате, где Юрка ночевал, как-то сам собой заменился на простой, но вполне удобный раскладной из "Икеи". Когда в июле деда разбил инсульт, Виктор, ни секунды не сомневаясь и не спрашивая ничьего мнения, в рекордные сроки собрал все документы и оформил на себя попечительство. Легенде фигурного катания чинуши простили всё, даже все поцелуи с Кацуки перед камерой - "мы всё понимаем, Виктор Андреич, спорт, эмоции зашкаливают, дело такое", - хотя, казалось бы, курс партии на православие-самодержавие-гомофобность сильно не сменился. Хотя кто её знает, эту власть. И как-то совсем уж само получилось, что Юрка переселился в их квартиру окончательно, заимел комплект ключей - таблетку от домофона, маленький от почтового ящика, три от дверей на лестничной клетке, собственное полотенце и полку в ванной, честно освобождённую от кремов Виктора. Он не нарочно, правда, оно само так. Именно поэтому Плисецкий и шёл, и топал на всю лестницу, и чувствовал себя вправе шуметь, метать громы и молнии и вообще дуться на весь мир: в качестве чудо-подарочка на старый новый год горячо любимые одноклассники подсунули ему кусок интервью Юри, где последний, обнимая Никифорова за талию, на ломаном русском на весь мир объявлял об их с Виктором уходе в тренерство после завершения сезона, а также о том, что "быть отчимом подростка в двадцать с небольшим лет сложно, но мы стараемся, так что, пожалуйста, поддержите Юрочку". Юрочку, блять. С ноги Плисецкий дверь в квартиру не распахнул только по той простой причине, что она открывалась наружу, зато в прихожей заголосил во всю мощь натренированных лёгких: - Где бляди́ живут бляди́, две мохнатые бляди́? На дикие крики из кухни высунулась голова Юри. Оценила Юркино состояние цепким взглядом, выхватывая, очевидно, красную от ветра со всех четырех сторон рожу, натекающую с ботинок и куртки лужу - январь в Питере снова забыл, что он зима, и это было привычно, но не менее мерзотно, - и скрылась обратно. Надежда и золотой мальчик российского фигурного катания начал закипать, но ботинки снял: получить нагоняй от Виктора, когда он вернётся, не хотелось вообще ни разу, от Кацуки - тем более. Полы по всей немаленькой квартире всегда мыл именно Виктор, и это, пожалуй, было лучшим доказательством того, что Юри - страшный человек. На кухне обнаружились тот самый Юри и практически готовый кацудон, не поплыть от одного запаха которого было нереально, тем более - голодному подростку. Кацуки, страшный человек и ужасный клин-фрик, тем не менее, выгнал Юрку в ванную, мол, приведи себя в порядок, ты какой-то странный. Охуеть теперь. А себя на весь мир называть отчимом - нихуяшеньки не странно. Когда Плисецкий вернулся в кухню, его ждала полная миска еды, приборы в двух вариантах - нормальном и богомерзком, и Юри, задумчиво сложивший голову на сцепленные в замок пальцы. - Юрио, с чего вдруг ты запел про блядей? Возраст, гормоны? Юра, вдохновенно уплетавший еду, от таких заявлений поперхнулся, но ответил, продышавшись: - Да бляди вы. Самые натуральные. - Ну, допустим, Витю невинным ангелом не назовёшь, меня тоже, но и что с того? - устало вздохнул Кацуки. Юра закашлялся и заалел ушами, теми самыми, которыми он периодически слышал, насколько Юри с Виктором нельзя назвать невинными, но ехидный комментарий на этот счёт придержал при себе, от греха подальше. Постоянно мыть посуду ему всё ещё не хотелось. - Да ничего, в общем-то. И песня на самом деле про любовь к Родине, а не про блядей, на еврейском просто. И вообще, я колядовать иду, репетирую вот. - И когда же ты заделался евреем, радость моя белокудрая? - въедливо спросил неведомо когда подкравшийся ехидный Никифоров. Помимо прочих талантов он умел ходить по дому абсолютно бесшумно, и это, если честно, иногда было до кирпичей крипово. - В каждом интеллигентном человеке в России есть доля еврейской крови, - ответил Юрка, стараясь как можно точнее скопировать мимику Якова. Судя по тому, как синхронно фыркнули Виктор с Юри - ему это вполне удалось. - Ладно, уел. А что за Родина-то тогда? Юрка задумался на минуту, прокручивая в голове текст. "Денег мало, длинный шмёль, ты в кибитка не ходи", и снова про блядей. - Если поётся, что денег мало, то, наверное, Россия. Виктор на это согнулся в приступе истерического хохота. Юри смеялся тише, беззвучно почти, и прикрывал рот рукавом, как какая-нибудь гейша, но трясущиеся плечи его выдавали бесповоротно. Вдохновлённый таким вроде бы успехом, Юра продолжил: - Так что, идём колядовать? - И как ты себе это представляешь? - прохрипел Виктор. На смех ему уже не хватало дыхания, и Плисецкий про себя позлорадствовал насчёт возраста, - И потом, подумай о заголовках завтрашних газет: "Шок! Всемирно известные фигуристы распевают матерные частушки и требуют спиртное у прохожих!" и фотография нас троих с водкой напротив Зимнего или Казанского на первой полосе, когда мы этих твоих блядей орём. И репортажи местного и федерального тв - спаивает, мол, ушедшая звезда звёздочку восходящую, и развращает вместе со своим заморским любовником. - Это называется колядовать! Святки же! - Юр, святки ещё неделю будут. И потом, ты же вроде как не веришь во всё это вот, - попытался внести толику рациональности Юри, этим только подтверждая звание страшного человека - потому что как иначе перестать смеяться, как обрубили? Это наверняка какая-нибудь особо запрещённая магия хокаге, не иначе. Юра вздохнул, вышел из-за стола и упихал миску с приборами в мойку. Юри, когда готовил, всегда оставлял за собой хаос и руины, потому что не стеснялся использовать посуду в неимоверных количествах. - Ладно, я понял. Спасибо за угощение и всё такое, - пробормотал он, направляясь в свою комнату. Юра растёкся по своему дивану безвольной амёбой прямо поверх одеяла, вытягивая руку со смартфоном перед собой. Не то чтобы он стеснялся беспорядка в комнате - потому что рядом со страшным человеком Кацуки Юри по определению не бывает совсем уж беспорядка, - просто если ты разговариваешь с кем-то по скайпу, ты же хочешь видеть лицо человека, а не его убердизайнерские обои, правда? - Бека, ты был прав. Они старые, обросшие бытом и не хотят колядовать со мной. Отабек на экране на минуту как будто завис - или это затормозил интернет, например, на русско-казахской границе. Потом он выдохнул, и Юра выдохнул тоже, потому что условные кони эту условную границу условно проскакали, а Алтын, наконец, разродился: - А если по скайпу колядовать - это считается? Юрка пожал плечами. - Может, и считается. - А спой мне тогда про блядей.