Автобус старательно игнорировал сам факт того, что на остановке его уже как полчаса ждет толпа народа. Хотя, возможно, ему тоже не улыбается перспектива мотаться по улицам в -5. Мне не улыбается тоже, именно поэтому я и стал его ждать, хотя теперь жалею. Своим ходом я был бы дома уже через десять минут, а так ждать еще непонятно сколько. Для себя я сделал пометку — если через пять минут он не появится, то дам кому-нибудь по роже. А потом сам получу, разрядка не помешает. Отойдя от народа, я прислонился к ледянющему столбу и закурил.
Вот на что я трачу жизнь — торчу на богом забытой остановке в мороз и курю дешевые сигареты. Я смотрел на толпу этих заждавшихся автобус бедолаг и гадал, зачем они так торопятся. Хотя, вероятно, ответ один. Они хотят домой в пятничный вечер, чтобы провести его с семьей и подолгу не ложиться, а потом уснуть одним разом и до обеда субботы. Все они как один. Один я домой не торопился. Кому меня ждать в моей пустой однокомнатной, где кроме тараканов и бутылки дешевого алкоголя есть только физически ощутимая атмосфера безпробудного одиночества. Я сделал затяжку. Да, мало радости.
— Эй, — услышал я тихий голос и сперва не предал ему значения. — Эй, парень.
Обернувшись, я наткнулся на два голубых глаза и, честное слово, за свои двадцать пять лет жизни еще никогда подобного не видел. На секунду растерявшись, я быстро отошел и пригляделся. Парню было лет восемнадцать, он смотрел на меня хмуро, хотя я видел толику смущения в этом чистом светлом взгляде.
— Дай сигаретку? — он кивнул на тлеющих в моих пальцах окурок, и я посмотрел на него, словно видел впервые в жизни. Увидев мое замешательство, он хмыкнул. — Ладно, как хочешь.
И ушел. Я остался стоять, нащупав в кармане едва начатую пачку и думал над тем, какого это черта я так затупил. Отморозил, наверное, себе мозг.
Автобуса не было. Бросив окурок в урну, я зашагал в сторону парка, на недержащих меня ногах. Бить уже никого не хотелось. Хотелось, в самом деле, домой. Когда попаду туда — сразу в ванну. В горячую ванну. И выпью, наверное, немного. А потом спать. Вся эта перспектива немного меня подбодрила, и я ускорил темп. В парке было темно. Горел где-то вдалеке единственный фонарь, и этот мрак изрядно пугал. Ну, думал я, если пристанут какие-то малолетки, дать я им смогу. Думая о чем-то, я шагал и шагал по этому бесконечному, казалось, парку, пока не услышал, тихое, шепотом:
— Не надо.
Я остановился и огляделся. Тишина и мрак. Черт, даже жутко. Прислушиваясь, я двинулся дальше, но услышал только, как автобус подъехал. Уже готовый броситься бежать обратно к остановке, я увидел несколько людей, на секунду задержав на них взгляд. Обычная подвыпившая компания, облепила лавочку, словно мухи липкую ленту, и пьют пиво. Но нет. Я едва заметил, что что-то не так.
— Открой рот, шлюха.
Вот дерьмо. Кому придет в голову домогаться до кого-то по такому морозу? Хотя, может эти уроды и отморозили себе последнюю каплю разума. Я услышал шорох, и гортанный хриплый смех, и всхлипы, видел вялые попытки отбиться. Ну нет, я слишком долго был уродом, но не оставлю же я в беде бедную девушку?
— Эй вы!
Парни обернулись. Двое пошли ко мне, но я шел бодро, уверенный в своих силах. Одному я дал по морде, от другого получил, пока третий застегивал ширинку на штанах, и двигался ко мне. Мы дрались минут пять, я не видел, куда бью, и частенько получал, но одного я вывел из строя, зарядив ему между ног, а второму дал в челюсть. Правда, получил от третьего, но, секунда, и он лежит у моих ног, в ушах еще звучит звон стекла. А на меня смотрят два голубых глаза. Парень бросил в сторону разбитую бутылку.
— Там копы. Идем.
Он протянул мне руку. Я схватился и бросился бежать, следом за ним, прочь из парка, и мы бежали, пока вновь не оказались на улице, освещенной редкими фонарями.
— Так это я тебя спасал?
— Ага, — парень обернулся, я обернулся следом, но мы не останавливаясь продолжили идти. Он посмотрел на меня. — Спасибо, кстати.
— Да ладно, — отмахнувшись, я снова посмотрел на него. Как ребенок, честное слово. Лицо такое по-детски невинное, светлое. Как у этих уродов хватило совести…
— Будешь? — я протянул ему сигарету, и он, засмеявшись, взял ее. Мы закурили.
— Я Хан, — он пожал протянутую для рукопожатия руку. — Соло.
— Люк, — улыбнулся парень. — Люк Скайуокер.
— Сколько тебе лет?
— Восемнадцать, — смущенно ответил парень. — Будет.
Черт возьми, он еще несовершеннолетний. Что, спрашивается, он делает тут так поздно?
Мы разговорились, и по дороге я узнал, что он приехал сюда из Иллинойса, это довольно далеко от Мэна. Также я узнал, что он сбежал от родителей, которые полные придурки, и он их ненавидит. На вопрос, где он живет, он пожал плечами. Интересно выходит. Я стал как-то отстраненно рассказывать о себе, он слушал на удивление внимательно, словно не веря тому, что я с ним разговариваю. Мы дошли к моему дому.
Я видел, как он мнется, поэтому приобнял за плечи и провел в квартиру. Ничего страшного, поживет у меня. Правда у меня не слишком и роскошная квартира. Однокомнатная холостяцкая квартира, где еще в прихожей тебя встречают мои носки и полупустая бутылка виски на тумбе. Стало немного стыдно, но парень не смущался. Он снял верхнюю одежду и прошагал на кухню. Я пошел следом.
— Люк, — он поднял на меня свои голубые глаза. — У меня тут только диван. Так что…
— Можем спать вместе, — без смущения сказал он, глядя на меня абсолютно без левых мыслей, только меня бросило в краску. Спать рядом с парнем, таким юным и прекрасным, и боже, о чем я думаю. — Если ты не против.
— Нет, — ответил я, и Люк улыбнулся.
Он попросился в ванную, сказал, что не был в душе уже давно, и когда он ушел, я глубоко вздохнул. Никаких «голубых» мыслей я за собой никогда не замечал, разве что чисто естественного интереса, как это у геев, но не более. А тут как прорвало. Воображение услужливо рисовало картинки меня и Люка на диване, почти голых, и как во сне, неосознанно, один обнимает второго. Слишком гейски, не так ли?
В холодильнике мышь повесилась, но я нашел яблоко и разрезал его на четыре части, и достал виски. Когда Люк вышел, он удивленно посмотрел на стол, а я спросил его, не хочет ли он выпить.
— Я не пью, — сказал парень, и я почувствовал себя моральным уродом, совращающим ребенка. — Если только чуть-чуть.
Он сказал это тихо, но я услышал. Рука дрожала. Люк надел мой халат, сказал, что свои вещи бросил в стирку. Я завтра постираю. Парень смотрел на меня, не отрываясь, и я чувствовал себя немного не удобного.
В радиоприемнике играла какая-та однотипная попса, я слушал рассказы Люка, говорил сам. Было уже давно заполночь, и я был пьян, да и Люк тоже качался.
— Давай спать, Люк, — тихо сказал я, становясь рядом с парнем и поднимая его на ноги. Он устал, и его разморили алкоголь и теплая вода в ванне. Он навалился на меня всем телом, а я обнял его, неосознанно, за талию. Люк выдохнул мне в шею, и я сглотнул. Тяжело так стоять, я потащил его к комнате. Оказавшись на диване, он растянулся на всю длину, и зевнул. Я накрыл его одеялом, осмотрев эти совсем не мужские ноги, так неприлично задратый халат, и боже, возбуждался?
— Куда ты? — когда я собирался уйти, он схватил меня за рукав.
— Я в душ. Спи.
Люк кивнул и уснул. Я еще долго смотрел на это спящее чудо, пока проклиная себя, не пошел в душ. Сев под струи горячей воды, я думал над тем, что же происходит и почему парень так меня тронул, но решил просто скинуть все на давнее отсутствие секса. Это просто напряжение. Рука скользнула вниз, и я прикрыл глаза. Нужна разрядка.
***
Глядя на то, как это юное чудо просыпается, я подумал, что вряд ли позволю ему уйти. Люк открыл глаза, и сонно заморгал, не понимая, где он оказался.
— Доброе утро, малыш.
— Я уснул у тебя? — он зевнул и сонно посмотрел на меня.
— Ага, — я протянул ему одежду. — На кухне завтрак.
— Я был пьян?
— Что?
— Сколько я выпил? — он посмотрел на меня, держась за голову.
— Совсем немного. Ты не умеешь пить, малыш.
— Я ведь вчера не?..
По его взгляду я понял, что он вчера «не» и поспешил уверить.
— Нет. Ты вырубился, и я оттащил тебя на диван. Ты не легкий, кстати, — усмехнувшись, я мысленно дал себе пощечину за то, что разряжался я вчера, думая о Люке. Не хотелось вспоминать это, но все пришло само по себе. И мысли о нем, и те картинки, которые я представлял. Я ужасный человек.
Завтрак мы провели в молчании. Люк почти не поднимал взгляда, зато я смотрел на него, не отрываясь. С утра я купил самого простого перекуса, спустив на него, однако, почти сотню, что было слишком роскошно для моих финансов. Но мне казалось, что Люк вряд ли позволяет себе хорошо поесть, даже думать не хотелось, где он достает еду, поэтому накормить его я считал своим долгом. Наконец Люк заговорил, отвлекая меня от мыслей и от унылой попсы по радио.
— Спасибо, Хан, — сказал он как-то совсем тихо, — что позволил остаться на ночь.
— Ну не выкидывать же мне тебя, — я усмехнулся.
— И за вещи спасибо. Что мне сделать, перед отъездом?
— Что? — я подавился кофе.
— Должен же я как-то тебя отблагодарить.
— Стой-стой, перед каким отъездом?
Люк поджал губы, отведя взгляд в сторону.
— Я не собирался оставаться надолго. К тому же, не хочу быть обузой для тебя… Ты хороший.
— Я хороший, — тупо повторил я, глядя на Люка. — А остальные — нет. Люк, не неси ерунды, куда ты уедешь?
Он пожал плечами и продолжил молчать. Как много же в нем отчаяния, раз он готов просто бежать, куда глаза глядят, лишь бы подальше от прошлой жизни.
— Раз ты никуда и не планируешь, то я тебя и не отпущу, — Люк посмотрел на меня с недоверием и удивлением, но я только кивнул. — Сегодня я впервые шел домой с ощущением, что там меня кто-то ждет. И знаешь что? Мне понравилось.
Улыбка медленно расползлась на губах Люка, и его глаза загорелись счастьем и надеждой. Я тоже улыбнулся.
— Ты не уедешь?
— Нет, — тихо ответил он.
***
Мы живем вместе уже неделю. Я, черт возьми, теперь как чертов идиот несусь домой сломя голову, и выкладываюсь на работе по полной, чтобы забрать домой побольше налички, потому что теперь есть смысл забегать в магазины и покупать чего-нибудь на ужин, и брать какие-нибудь фильмы в прокате. И это мне нравится.
Люк ждет меня дома как верный пес, и пока я на работе, он убирается, готовит, если есть из чего, или читает что-то. Его любовь к книгам я заметил еще сразу, поэтому теперь, если успеваю, хватаю ему чего-то из библиотеки. Но не могу позволить себе выпустить его на улицу. Мысли о том, что его чуть не изнасиловали в парке, не отпускали меня ни на секунду. Он же такой красивый, невинный, кто-нибудь обязательно снова попытается это сделать, а меня рядом не будет. И да, я часто называю его красивым. Мысленно, естественно.
— Люк! — переступив порог квартиры, я уже чувствую этот прекрасный запах домашней еды. В доме так непривычно приятно, так тепло и хорошо. Я тоже хочу теперь сюда возвращаться.
— Хан, — на кухне гремит посуда, Люк быстро выскакивает, и приобняв меня, хватает пакеты. — Ты набрал фильмов?
— Пятница, — снимаю куртку, прохожу на кухню, и Люк смотрит возмущенно.
— Сними обувь.
Сам парень ходит в носках, и я замечаю, как чисто вымыт пол, что мне становится стыдно за наделанную грязь. Люк ставит тарелки, накладывает туда спагетти, добавляет еще чего-то. Он слишком вкусно готовит для того, кто жил с такими ублюдками родителями. Хотя, видимо, поэтому и умеет. Люк говорил, что знает много рецептов, но не было возможности попробовать сделать и половины. Я стараюсь дать ему эту возможность, и до сих пор не жалею.
С ним моя жизнь стала другой. Я стал другим. Просто потому, что мчусь домой на всех парах и ради улыбки неделю знакомого мне парня готов потратить все заработанное. Как называется моя болезнь?
Закончив с обедом, я достаю вино и разливаю по бокалам. Люк смотрит, улыбаясь. Я тоже улыбаюсь, как идиот, слушаю бесконечную попсу на радио.
После бутылки захотелось танцевать. И мы танцевали. Да, мы танцевали, прямо на тесной кухне, задевая все, что можно, спотыкаясь и поддерживая друг друга, мы танцевали, прижавшись друг другу, я и другой парень, еще такой ребенок. Он положил мне голову на плечо и обвил руками шею, тяжело дыша, и едва двигаясь. Я сложил ему руки на талии и, уткнувшись носом в шею, продолжал этот импровизированный вальс. Люк поднял на меня взгляд, затуманенный недешевым красным вином, и коснулся моих губ.
— Люк…
Он смотрел на меня, не понимая, зачем я его зову, лениво меня целовал и едва стоял. Я пытался отстранить его, но ощутил такую слабость, что не смог. А он продолжил, целуя то, до чего доставал.
— Ты пьян, Люк.
— Ты тоже, — шептал он, а сам целовал губы, шею, плечи, все целовал, до чего мог достать, я закрыл глаза и позволил ему это. Он подвел меня к стене, и, прислонившись к ней, я только выдохнул, а Люк уже сидел на коленях, расстегивал мою ширинку, и всей моей силы воли хватило только на то, чтобы положить ему руку на голову. Однако этот жест он воспринял как сигнал действовать, а дальше я просто не соображал. Я, затаив дыхание, смотрел на то, как этот ребенок неумело делает минет, и дышал хрипло, рвано, запустив пальцы в светлые волосы Люка. Я кончил с протяжным стоном, спускаясь вниз по стене и поравнявшись с Люком. Тот стирал остатки спермы с лица, и не смотрел мне в глаза. Я взял его за подбородок и поцеловал, грубо, властно, он прижался ко мне так доверчиво, оторвался, провел носом по щеке и опустил голову на плечо. Я мягко поцеловал его в висок и закрыл глаза, прижимая это юное тело к себе.
За окном пошел снег, а мы сидели на кухне, обнимаясь как старая парочка. Люк скоро задремал, но перенес я его не сразу, позволив себе насладиться этим приятным и новым чувством. Я взял его руку и мягко поцеловал, сплетя пальцы и глядя, как идет снег за окном, слушая бесконечную попсу на радио и улыбаясь, как идиот.
