Воздух, которым я дышу

POV Серёжа       Это все равно что прыгнуть с утёса. Разбежаться как следует и сорваться вниз. И пока летишь в пропасть, понять, что то короткое невероятное чувство полёта, восторг, приток адреналина в кровь, ощущение, что вот-вот захлебнешься от нахлынувших эмоций — самое прекрасное, что было с тобой в этой жизни. И ты понимаешь, что ждет тебя в конце. Но тебе не страшно.       Вот и мне не было страшно. Не было страшно, когда ты стал мне другом в считанные дни. Когда уровень взаимопонимания достиг той самой крайней степени, и слова стали не нужны. Когда для того, чтобы вернуть хорошее настроение достаточно было просто быть рядом. Когда без тебя стало невыносимо, и мне приходилось выдумывать всякую чушь, чтобы ворваться в твою квартиру с бутылкой вина посреди ночи.       Мне не страшно было прижаться к твоим плотно сжатым губам в отчаянной попытке разрушить выстроенную годами стену дружбы. Не страшно было терпеть твои кулаки и крики, потому что я знал, что ты чувствуешь то же самое. Просто тебе сложнее это принять.       И я ждал. Ждал, как старый преданный пёс, когда ты поймешь, что ничего уже не вернется на свои места. Что мы уже прыгнули.       Не знаю, чувствовал ли ты, но я успел поймать это чувство полета. Я дышал тобой и задыхался от наполнявшего меня счастья. Каждое прикосновение твоих пальцев, губ, языка я храню в памяти до сих пор, хотя воспоминания ничто, по сравнению с ощущениями, которые приносили эти прикосновения.       Помнишь? Я помню. Долгие бессонные ночи, бессмысленные разговоры и твои руки на моей груди. Я мысленно умирал каждый раз, когда ты просто целовал меня в висок или шептал на ухо что-нибудь очень пошлое. Тебе нравилось играть, и я был готов быть для тебя кем угодно, чем угодно.       Помнишь наш маленький театр? Я помню. Ты ведь болел выступлениями. Ты терял голову от сцены, от смеха людей над твоими чудаковатыми странными штуками. А я терял голову от твоей сияющей улыбки и азартного блеска в глазах.       Помнишь нашу уютную квартиру в Питере? Ты любил сидеть на подоконнике и смотреть на огни ночного города, а я любил твой идеальный профиль на фоне оконной рамы. Черты лица тонут в полумраке, я сдаюсь и подхожу, чтобы украсть у тебя короткий поцелуй. Прогулки по набережной, помнишь? Когда было безлюдно, ты легко сжимал мою ладонь, разгоняя пульс до ста. Надо было остаться там. Но тебе так хотелось уехать. Ты говорил: «Пора покорять новые горизонты!» И ведь покорил, сука.       Я любил тебя каждой клеточкой своего тела.       Пока не пришел он и не разрушил наш маленький мир. Ворвался вихрем со своими дурацкими кольцами на тонких длинных пальцах, мальчишескими мечтами и нелепыми оттопыренными ушами.       Странная штука инстинкт. Потому что я возненавидел его даже до того, как мы познакомились. Он вошел в репетиционный зал и почти сразу же, споткнувшись о порог, комично растянулся во весь рост. Конечно ты не мог остаться в стороне и полез помогать.       Он забрал тебя не сразу. Заставил меня наблюдать со стороны, как ты медленно отдаляешься. И я видел. Всё видел. И как ты на него смотришь. И как сияют твои глаза, как ты улыбаешься, как прикасаешься к нему — с особой трепетностью, осторожностью, нежностью. Я видел смущение, расцветающее на его щеках. И как он смотрит на тебя в ответ.       Я никогда не скандалил и не закатывал истерик. Мужчины так себя не ведут. Но ты и представить себе не можешь, какой обжигающей может быть ревность.       Первую ночь без тебя я был готов волосы на себе рвать. Я считал гудки в телефонной трубке. Девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять... Я отправил в никуда полсотни сообщений. Мне хотелось выть от разрывающей изнутри боли.       Ты вернулся под утро. Пропахший его сигаретами и чем-то алкогольным. Я сделал вид, что сплю. Но даже через закрытые глаза, я чувствовал, как ты улыбаешься.       Теперь мы дышали тобой вдвоем. И мне явно доставалось все меньше воздуха.       А когда его вовсе не стало, я запоздало понял, что прыгнул один. И я разбился.       Выжил только чуду благодаря. Вот только уже не чувствую ничего. Ни трепещущих бабочек в животе, ни уходящей из-под ног земли, ни пульсирующей острой боли в районе грудной клетки — только жалящее н и ч е г о.       Наверное, это лучший момент, чтобы отпустить и попытаться сделать хотя бы шаг в сторону. Но я цепляюсь из последних сил, потому что всё, что можно было потерять, уже потеряно. И воспоминания о нас - это всё, что мне осталось.       Еще люблю? Сомневаюсь, можно ли слепую тягу назвать любовью. Инерция.       Но знаешь, Арс... Когда разобьешься ты, а это неизбежно произойдет.       Я все равно буду рядом.