Одна боль на двоих

Когда Сэму плохо, Дин страдает в два раза сильнее, но держит себя в руках. Когда Сэму больно, боль разрывает Дина на части, но он никогда не признается в этом. Когда Сэм нуждается в помощи, Дин всегда рядом. Всегда. Из этого правила нет исключений. Даже если спасение кажется невозможным… Похудевшего вполовину Сэма уже язык не поворачивается назвать здоровяком. Даже почти двухметровый рост не спасает. Одежда висит на нем, как на вешалке, на бледном лице пятнами горит лихорадочный румянец, в глазах постоянный горячечный блеск. Дин тайком измеряет Сэму температуру, пока тот спит. 38 или 39, святой Боже, вот уже две недели. И никакие таблетки не помогают. Даже ангельские примочки Каса, увы. Но смотреть на страдания братишки Дину невмоготу. Когда Сэм дрожит в ознобе, Дин кутает его в одеяла, поит горячим чаем, в который добавляет немного рома. Сэм заходится в приступе кашля, и Дин дает ему мятный напиток со льдом, стараясь не смотреть на салфетки, испачканные кровью. У Сэма ледяные руки и старший брат греет их в своих ладонях. Он ведь его Сэмми, его маленький братишка, которого он должен беречь и защищать. Наступает день, когда Сэм не может подняться с кровати. Он лежит, поджавшись в клубочек, как ребенок, и заглушает стоны, уткнувшись в подушку. Боль пронзает все его тело, от жара мутится сознание. Дин сидит рядом, сам не свой от отчаяния. Сэм проваливается в тяжелое забытье и, утратив контроль, повторяет в бреду имя брата. - Дин… Дин… Таких мук Дин не испытывал даже в аду. Он осторожно приподнимает исхудавшего Сэма, укладывает головой на свои колени. - Тихо, Сэмми, тшшш… Я здесь, я с тобой, братишка… Он гладит пылающий лоб Сэма. Невероятно, но Сэм затихает. Дин покачивает его в своих объятиях. Сквозь слезы он смотрит на лицо спящего брата, осунувшееся, бледное, с запекшимися от жара губами. И Дин говорит то, что никогда не произносил вслух, хотя тысячу раз повторял в мыслях. - Я люблю тебя, Сэмми. Сейчас можно отбросить сдержанность - плевать. Телячьи нежности? Сопливые сантименты? Трижды «да». Ничто не имеет значения, кроме Сэма. В детстве, когда маленький Сэм болел, а папы, как обычно, не было рядом, Дин покупал лекарства, варил куриный бульон, сидел возле постели братишки. А если Сэмми было совсем плохо, Дин брал его на руки и баюкал в своих объятиях. Последнее срабатывало всегда. К сожалению, сейчас Сэма на ручках уже не покачаешь, но можно сделать по-другому… Дин ложится рядом, осторожно отогнув одеяло. Даже в бреду, в забытьи, Сэм тянется к старшему брату, к своему защитнику, к единственному близкому человеку. Дрожа от озноба, он прижимается к груди Дина. - Вот так… Я рядом, братишка. Я всегда рядом, слышишь? – шепчет Дин, снова обнимая брата. От исхудавшего тела пышет таким жаром, что паника готова вот-вот накрыть Дина с головой. Он не может себе этого позволить. Не сейчас, когда он так нужен Сэму. Сосредоточившись на этой мысли, Дин еще крепче обнимает брата. Если бы он мог забрать хоть часть его боли! Если бы мог впитать в себя этот жар, сжигающий Сэма! Готовый разрыдаться от чувства собственной беспомощности, Дин гладит Сэма по волосам, по спине. - И чего бы Касу сейчас не появиться… - бормочет он, хотя понимает, что ангел тут не поможет. Они одни. Вдвоем против всего мира. Как всегда. Вот только Сэму совсем плохо. Господи, если бы он мог молиться! Если бы было, кому… Даже это ему недоступно. Все, что он может делать сейчас – это обнимать своего брата, шептать ему ласковые слова. Быть рядом. Дин не знает, сколько времени они лежат, обнявшись, точно испуганные дети. Однако вскоре осознает, что дыхание Сэма становится легче и исходящий от него жар уже не так обжигает. Дин чуть отстраняется, чтобы увидеть лицо брата. Да, бледный и измученный, смотреть больно, но – спокойный. Боль отступила. Железные тиски, сжимающие сердце Дина, ослабевают. Он осторожно приподнимается, чтобы уложить брата поудобнее. Но Сэм с едва слышным жалобным стоном цепляется слабыми пальцами за воротник Дина. Это значит – не уходи. Это значит – ты мне нужен. - Хорошо, Сэмми, - шепчет Дин, снова укладываясь рядом. Сэм хочет, чтобы он остался – и он останется. Сэм успокаивается мгновенно, облегченно вздыхает. И улыбается, не открывая глаз. Когда Сэм улыбается по-настоящему, а не вымучивает из себя улыбку, на щеках всегда проступают ямочки. Это неотделимая черта Сэма Винчестера. Как каштановые волосы, как манера вскидывать брови, как растерянный взгляд, под воздействием которого не только Дин готов сдаться без единого выстрела. И сейчас, когда он смотрит на эти детские ямочки, Дину становится спокойнее. Помнится, маленький Сэмми часто забирался к нему в кровать, спасаясь от своих ночных комшаров. И Дин до самого утра оберегал сон братишки, обнимая его и вдыхая сладкий запах его мягких волос. Дин улыбается этим воспоминаниям. Между прочим, у взрослого Сэма волосы такие же мягкие. Дин ничего не имеет против. Он прижимается щекой к пушистой макушке и закрывает глаза. Но даже во сне чувствует, как бьется сердце Сэма, совсем рядом с его собственным. - Дин. Он просыпается мгновенно. И видит своего брата, который сидит на кровати. Сам, без посторонней помощи. - Ты как? Дин берет его за плечи, заглядывает в глаза, словно не веря самому себе. Словно стараясь убедиться в реальности Сэма. - Не так, чтобы очень, но жить можно. – говорит Сэм хриплым, будто насквозь простуженным голосом. Но Дин рад и этому. Несколько часов назад Сэм не то, чтобы говорить – глаз открыть не мог. Дин выверенным жестом кладет ладонь на лоб брата. Жара нет. Неизвестно, надолго ли, но не стоит загадывать, ведь так? - Есть хочешь? – с надеждой спрашивает Дин. Сэм неуверенно кивает и Дин готов петь от радости. Он опрометью кидается на кухню. Что-нибудь необременительное и в то же время калорийное… А потом он просто сидит рядом и наблюдает, как его младшенький ест томатный суп с сырными крутонами. - Дин, ты так на меня смотришь, будто я невесть какое чудо… - бормочет Сэм и даже, кажется, краснеет. - Ну извини, принцесса, больше не буду, - говорит Дин, не в силах сдержать улыбку. Разумеется, чудо, Сэмми, ты чертовски прав. Еще несколько часов назад ты едва не отдал концы, а сейчас сидишь и ужинаешь томатным супом. И это одно из величайших чудес, виденных Дином, а видел он, ад и небеса тому свидетелями, ох как немало. Сэм собирается отодвинуть чашку, в которой еще осталось немного супа. - Если не доешь чертов суп, я тебя прибью, - говорит Дин очень нежно. Сэм смотрит на бледное, утомленное лицо брата. Все, что он чувствует сейчас – это безграничная, ничем не замутненная любовь. Через несколько секунд чашка пустеет. - Молоток, - хвалит его Дин и не протестует, когда Сэм просит принести ему книги и ноутбук. Если Сэм в состоянии читать, это большой прорыв. Сэм сидит на кровати, прислонившись к подушке, стучит по клавиатуре, иногда делает заметки в блокноте. Из своего кресла Дин может беспрепятственно наблюдать за братом. Сэм уже привык к пристальному вниманию старшего Винчестера. Он не протестует, даже когда Дин заявляет, что будет спать в его комнате. Прямо в кресле. Сэм мало что помнит из того, что случилось сегодня. Но знает, что был на грани. И Дин каким-то образом вытащил его. У него самый лучший на свете старший брат, это непреложная истина. Дин знает - самое трудное еще впереди. Эти проклятые испытания отнимают у Сэма все больше сил. Дин ничего не может изменить. Зато сегодня он понял, как облегчить боль брата. Пусть ненадолго, пусть совсем немного. Он удержит Сэма на краю. Он не даст ему упасть. Любовь – это все, что есть у Дина. То есть целая Вселенная.