525 600 минут

Барри срывается вновь. Он ни о чем не думает: желание все исправить слишком сильно, и даже осознание того, что все закончится только хуже, неспособно его остановить. Сила Скорости — способна. Ему кажется, будто он потерял управление машиной в шторм: он скользит сквозь время и пространство, не в силах остановиться, пока его не выносит на обочину времени. Когда ему удается опомниться, на дворе 1988 год. Барри Аллен еще даже не родился. Он ощущает себя нерадивым ребенком, которого строгий родитель в наказание поставил в угол и запретил выходить, пока не будет выучен урок. Барри понятия не имеет, откуда берется уверенность, что сравнение недалеко от действительности, что он не сможет вернуться в родное время, пока его «прошлое я» не появится на свет. Сила Скорости не ответит ему до тех пор, сколько бы он ни пытался к ней воззвать. У Барри нет скорости, нет денег, и даже рваные джинсы и растянутый свитер, которые ему приходится натянуть прямо поверх костюма, он позорно выуживает из мусорного контейнера. Ему некуда идти, и потому он ищет единственного близкого человека в этом времени, не считая родителей. Он ищет Джо Уэста. Джо не похож на человека, которого Барри знает в будущем. Он еще совсем молод, по-прежнему не может найти постоянную работу и проводит дни в компании людей, со многими из которых не захочет иметь ничего общего всего несколько лет спустя. Барри почти ничего неизвестно об этом периоде его жизни, но у него есть шанс исправить это теперь. Он рассказывает Джо все без утайки, и хотя в глазах того отражается смятение и сомнения, он не отказывает в приюте. Джо верит ему или, может быть, всего лишь притворяется, но Барри тяжело осознавать, что он не получит даже этого двенадцать лет спустя. И ему придется убедиться лично в том, что история повторится, пусть от одной мысли об этом становится едва ли не больнее, чем от осознания неизбежности смерти матери. Барри оказывается совершенно не готов к тому, что в лофте вместе с ним и Джо будет жить и Генри Аллен тоже: молодой и беззаботный и до безумия влюбленный в свою девушку, еще не ставшую женой. Барри тошно от осознания, какая судьба их ждет, но он ничего не может с этим поделать. В этом он убедился. В отличие от Джо, от Генри он держит все в секрете. Проходит несколько месяцев, и Барри начинает привыкать к своей новой, пусть временной, жизни. Им едва хватает денег на еду; электричество и отопление — роскошь. Выживать непросто, но эти проблемы кажутся благословением в сравнении с теми, с которыми ему приходилось сталкиваться за последние несколько лет. В иные дни Барри хочется остаться в этом времени навсегда, но прошлое ему не позволит. Его прошлое в будущем, и бежать некуда. *** На дворе декабрь — всего несколько дней до Рождества — когда Барри впервые видит мальчишку, живущего на этаж ниже. В доме вновь отключили электричество, и тот заходит за спичками, чтобы зажечь единственный огарок свечи. Барри не может оторвать взгляд от его лица: от по-юношески гладкой кожи и полных губ, и невозможно-голубых глаз, которые отчего-то кажутся знакомыми, напоминают ему о ком-то… но разве можно было их забыть? Он говорит об этом вслух, путается в словах и невольно краснеет. Рот мальчишки изгибается в насмешливой улыбке, и она кажется знакомой тоже. — Я частенько это слышу, — произносит он, скрывая все чувства за нарочитой легкостью тона. — Кто он? — Он мертв, — отвечает Барри прежде, чем успевает осознать, о ком говорит. — Мне жаль, — звучит неискренний ответ. Руки мальчишки, сжимающие свечу, едва заметно дрожат от холода. Барри не дает себе времени на сомнения, подчиняется желанию, взявшемуся будто из ниоткуда: накрывает чужие ладони своими, отдавая тепло. Воск стекает по свечке, оставаясь горячими каплями на коже обоих. Мальчишка шипит сквозь зубы, а Барри едва чувствует ожог. Он завороженно смотрит на белые потеки между их почти переплетенными пальцами и не может отвести взгляд. — Ты пялишься. — Я… ты напоминаешь мне кого-то, — зачем-то повторяет он. — Твоего покойного бойфренда? — поднимает бровь мальчишка. И Барри не знает, почему даже не пытается отрицать этого, даже если — что бы ни затмевало его разум, о ком бы он ни думал, не в силах вспомнить лица, — все было совсем не так. Разве нет? — Я Барри, — говорит он. — Можешь звать меня Лен. На его коже все еще горят капли воска, когда он отступает назад и опускает руки. К нему наконец приходит осознание, которое он неосознанно, отчаянно гнал прочь. Лен — Леонард Снарт — смотрит на него с интересом, который едва можно назвать невинным, но хочется все равно — хотя бы в сравнении с воспоминаниями будущего. В его глазах Барри видит и надежду тоже, и этого он вынести не в силах. Он хочет бежать, но это невозможно — до сих пор. *** Лен приходит опять меньше, чем через неделю, вновь безошибочно подгадывая время, когда Барри останется один. Он выглядит по-прежнему юным — слишком юным. Шестнадцать или, может быть, на пару лет больше, хотя в это Барри не удается поверить даже ради успокоения собственной совести. Лен много улыбается и беззастенчиво флиртует, будто ожидает того же взамен — что Барри, может быть, ответит поцелуями и жаркими касаниями и любовью, но он не способен на это. Не пойдет на это. И Барри не знает, отчего в его душе каждый раз поднимается злость, стоит ему заметить блеск надежды в голубых глазах Лена. Он вспоминает их последнюю встречу в будущем, когда в этих самых глазах не было ничего, кроме холодной насмешки. Он вспоминает и тот день, когда Рэй Палмер сообщил ему, что Лен мертв. — Выметайся, — цедит он сквозь зубы. — Я не могу… Он не может иметь дела с Леном, и не важно, как ему хочется притвориться, что это теперь его жизнь. Это не так. Отпущенное ему время утекает сквозь пальцы. Лен не слушается — никогда его не слушался. Он настойчив и убедителен, расчетлив и уже сейчас хорош в манипулировании, и в то же время в нем еще есть та открытость и невинность, которые ушли с годами или, может быть, оказались спрятаны очень глубоко. В его словах заманчивая сладость, но губы — слаще, когда Барри все-таки сдается и целует его. Совершает очередную ошибку. В другом времени отношения между ними были — будут? — совершенно иными. Не лучше, но у них не оставалось иных вариантов. И пусть Барри все еще может стереть все это из грядущих лет, но из своих воспоминаний — нет. Его не отпустит то будущее, где Леонард Снарт его враг. Будущее, где Леонард Снарт мертв. — Нет никакого будущего, — говорит Лен, будто каким-то невообразимым образом читает его мысли. — И кому какое дело до прошлого? Почему мы не можем жить сегодняшним днем? Как если бы он был последним?.. Но так не будет. Последний наступит годы спустя. Годы, которые они не смогут провести вместе. В конечном итоге Барри не жалеет о том, что все же выгоняет Лена прочь из квартиры. Он жалеет о причиненной боли, что мелькает в его глазах. *** Проходит еще неделя, прежде чем он вновь видится с Леном: сдается уговорам Генри и приглашает его на вечеринку в честь выступления Норы. Барри избегает смотреть на Лена, пьет пиво бокал за бокалом, чувствуя тепло бегущего по венам алкоголя и почти забытую легкость в голове. Джо смеется, целует Франсин, как будто у них все еще может быть хорошо, и Генри и Нора выглядят бесконечно счастливыми вместе — и, что бы ни ждало впереди, Барри хочет этого тоже. Если могут они, наплевав на будущее, почему он — нет? Он наконец позволяет себе поймать взгляд Лена и кивает в сторону выхода из бара. На улице идет снег, и снежинки путаются в коротких волосах Лена. Барри хочет смахнуть их прочь, но останавливает себя. — В чем я провинился? — спрашивает Лен, и под внешней твердостью его голоса прячется уязвимость. Барри не может не задаваться вопросом: осталось ли от нее что-то в будущем? Теперь ему уже не представится возможности узнать. — Ты сам меня пригласил, а потом весь вечер делал вид, будто меня не существует! — Поверь мне, я пытаюсь… — произносит Барри, сам толком не зная, пытается ли он избежать искушения или поддаться ему несмотря ни на что. — Я… пойми, в моей жизни все очень непросто. Смех Лена тихий и горький. — Ты не можешь пытаться вечно. Время не стоит на месте, — его взгляд смягчается, и он берет Барри за руку, переплетая их пальцы. — Знаешь, не у тебя одного все непросто. Барри слабо улыбается в ответ, но все же позволяет Лену держать себя за руку. Он знает многое о его жизни: о проблемах с отцом и маленькой сестре, о преступной жизни, из которой ему уже не выпутаться. Ему тяжело — Барри не думает приуменьшать все то, через что ему пришлось пройти, — но это не то же самое, что его собственные секреты и ложь, его неминуемое возвращение. Им лучше остановиться, пока еще есть возможность. Барри все-таки поднимает руку, чтобы стряхнуть снежинки с волос Лена. Тот тянется к его прикосновению, будто ища тепло, и что-то ломается в Барри: решимость или здравый смысл. Он подается вперед, накрывая губы Лена поцелуем: нежным и осторожным, почти невесомым. Этот отчего-то не ощущается ошибкой. У него остается всего восемь месяцев, и впервые он хочет вернуть свою скорость не чтобы вернуться домой, а чтобы замедлить течение времени, растягивая мгновения. *** Сменяются сезоны, и листья падают с деревьев подобно песчинкам в воображаемых часах. Генри больше не живет с ними: он наконец смог устроиться на постоянную работу, и скудных доходов все же хватает на съем нормального жилья. Они с Норой поженились весной, сразу после того, как стало известно о ее беременности. И Лен и Барри присутствовали на их свадьбе. Нора уже на восьмом месяце, вот-вот должна родить, и это значит, что Барри скоро придется вернуться домой. Ему горько от самой мысли об этом. Он и представить не мог, что сможет быть так счастлив запертым в чужом времени, с человеком, которого когда-то… ненавидел? Опасался? Но эти слова кажутся неправильными и неподходящими. Барри не знает, что чувствовал к Леонарду Снарту из его будущего, но здесь и сейчас — ответ на этот вопрос болезненно очевиден. Проходит несколько месяцев, прежде чем Лен открывается ему: рассказывает о насилии Льюиса и двухлетней Лизе, которая пока еще в безопасности под присмотром матери, но надолго ли?.. Барри хочет утешить его словами, уверить, что все будет в порядке, но он не в силах лгать, и потому просто обнимает его крепче, целует в висок и молчит. Он по-прежнему хранит секреты, каждый из них. Не говорит о том, что ждет их впереди, но думает об этом — все больше с каждым днем, пока грядущее расставание не занимает все его мысли. Какая-то часть его скучает по Айрис и Циско и Кейтлин, но куда большая не может смириться с тем, что ему придется жить дальше без Лена. Возможно, он должен быть благодарен, что у него попросту нет выбора, но в его груди разрастаются лишь горечь и сожаление. Если бы Барри только мог, он умолял бы Силу Скорости дать ему последний шанс. Пусть ему не позволено оставаться в этом времени, ему хватило бы крошечной возможности изменить будущее, чтобы кто-то другой принял на себя удар — чтобы Лен жил, даже если ему не будет никакого дела до Барри. Но правда в том, что он больше не заслуживает шансов. *** Барри не знает, как сказать «прощай». Не хочет даже пытаться. Лен замечает его отстраненность, но Барри отказывается говорить об этом, надевает фальшивую улыбку и сцеловывает вопросы с его губ еще до того, как они успевают оформиться. Он признается в том, что должен уйти, лишь в день своего рождения, когда Нору увозят в родильное отделение, а Генри наматывает шаги по коридору — взволнованный, но счастливый. Лен прячет боль за гневом, и Барри больно тоже — видеть его таким, не в силах ничего изменить. — Это так на тебя похоже, — выплевывает Лен, тщетно пытаясь спрятать эмоции за бравадой и насмешкой; со временем он овладеет этим навыком в совершенстве. — Чуть что, сразу бежать, только бы не ввязаться что-то серьезное. Пошел ты к черту, Барри. Барри сжимает зубы, пытаясь справиться с противоречием чувств. Он с трудом сдерживает желание огрызнуться в ответ, потому что ему сейчас не легче — разве Лен не может этого понять? Впервые в жизни он не хочет бежать, но обязан. И в то же время он понимает, что ему некого винить. Он хочет сказать Лену, что обязательно бы остался и не оставил бы его никогда и ни за что, но это невозможно. Он хочет сказать, как много Лен значит для него, но от этого будет только больнее. И потому он молчит. Молчит, даже когда Лен спешно выходит из комнаты с шумом захлопывая за собой дверь, оставляя его наедине с Генри. — У Лена хватает проблем и без меня, — говорит он слабым голосом, в попытке хоть как-то оправдаться под укоризненным взглядом отца. — Я ему не нужен. — Нужен, — отвечает Генри тихо, но уверенно. — Послушай, только слепой бы не заметил, как много ты для него значишь. Ты ведь знаешь, как отчаянно Лен нуждается в любви, так не лишай его этого. Не пытайся сбежать от собственного счастья. Глаза Барри горят от непролитых слез, и где-то под кожей он чувствует, как начинает искрить Сила Скорости: у Норы начинаются роды. — Но бежать — это все, что я могу. *** Будущее не меняется. Какие бы силы его ни хранили, мир по-прежнему в точности тот, который Барри оставил позади год назад. Джо — единственный, кто знает обо всем, единственный, кто понимает, через что ему пришлось пройти. И он не может простить Леонарда за всю ту боль, что тот причинил Барри, даже после того, как узнал о том, кто скрывается под маской Флэша. Джо не уверен, как много ему было известно о путешествиях во времени, но Барри не сомневается, что Лен обо всем догадался: он всегда был слишком умен. И пусть это знание не изменило ничего, ни единой их встречи, Барри не может ничего поделать с надеждой, что, может быть, в этот раз все было чуточку, да иначе. Что, может быть, Лен все также предал его, насмехался над ним, но в его взгляде было что-то большее — хотя бы тень того чувства, что они делили когда-то. Чувства, в котором Барри не хватило смелости признаться, и об этом ему остается только жалеть. Отчего мудрость приходит к нему лишь с потерей, с разделяющими их годами? Единственное, что он мог оставить Лену, были чувства — осознание, что тот был и всегда будет любим. Барри эгоистично пытался избежать боли, но больно было все равно — и он не знал, станет ли легче даже годы и десятилетия спустя. Он провел в прошлом ровно год: пятьсот двадцать пять тысяч шестьсот минут. Не так уж и много в течении времени, но если бы он измерял прожитые мгновения не цифрами, но любовью… наверное, они казались бы вечностью. И вечности было недостаточно. Эпилог Произошедшее в прошлом не меняет ничего — но лишь до определенной точки. Оно оказывается тем фактором, который не способен учесть Эобард Тоун, решивший привлечь на свою сторону Леонарда Снарта — того, кто еще не встречал Флэша, но который, даже годы спустя, не в силах был забыть Барри Аллена. В конечном итоге Леонард отказывается выбирать стороны. Он не просил об этой иллюзии воскрешения, о втором шансе, и потому в своих глазах никому ничего не должен. Он узнает достаточно о том, как закончилась его жизнь — в другой временной ветке, не стертой, но существующей параллельно по странным законам путешествий во времени. Ему известно и о Флэше — о Барри — и этого довольно, чтобы восстановить всю картину. На мгновение Леонард задается вопросом, отчего «другой он» не пытался ничего изменить, избежать собственной смерти, но ответ находится легко: он всегда в какой-то степени был фаталистом и не мог отказаться от прошлого, даже несмотря на цену, которую пришлось заплатить. Леонард не сомневается, что прошел бы по тому же пути, но сейчас перед ним есть и другой, и он не собирается упускать предоставившуюся возможность. Когда он находит Барри, тот смотрит на него неверием и страхом, и надеждой — тоже. Он ничуть не изменился с их последней встречи: должно быть, для него прошло всего несколько месяцев, если не дней. Для Леонарда — почти три десятилетия. — Лен... 

Почти три десятилетия с тех пор, как кто-то называл его этим именем. — Я должен… — голос Барри заметно дрожит, — должен сказать тебе, почему ушел тогда. Дело не в том, что я не… — Я знаю, — прерывает Леонард. Взгляд Барри открытый и искренний, его душу можно читать как открытую книгу, и он по-прежнему тот самый человек, в которого Леонард влюбился так глупо и не мог отпустить это чувство всю свою жизнь. Но его жизнь еще не кончилась. — Что ж, — усмехается он и пробует на языке украденное у будущего себя прозвище: — Давно не виделись, Скарлет. Слабый смешок Барри похож на всхлип, а по его щекам текут слезы. Он делает шаг вперед, и Леонард, не позволяя себе задуматься ни на мгновение, заключает его в объятия. Барри прячет лицо в воротник его куртки и дышит прерывисто. — Я люблю тебя, — говорит он. В этот раз Леонард не успевает его остановить. Может быть, не хочет вовсе. — И я тебя, — признает он. Нет никаких гарантий, что этого окажется достаточно, и Леонард не знает, сколько времени им отпущено — годы, месяцы, дни. Но их будущее, каким бы оно ни было, не приговор. Больше нет.