Невыносимо

- Что есть пожрать? – шуточно протягивает Хэ Тянь, заглядывая за моментально напрягшуюся спину. Та еще с минуту зависает, будто решая, поворачиваться или нет, прежде чем появляется нахмуренное недовольное лицо. - Столешница и сигареты. Остальное я просто выброшу на хуй, чтобы ты с голоду сдох. - Тогда тебе точно придется остаться, чтобы разделить этот "ужин". - С хрена ли? Хэ запинается, прежде чем выдавить еще более аморальное: - Можно и с хрена. - Урод,- шепчет Шань, проклиная себя за слабовольность. Зачем он снова сюда приперся, когда полностью осознавал, что увидит эту самодовольно кривящуюся харю? Вроде бы, причиной были деньги, но кажется, это было не так. Нет. Сейчас это определенно было не так. Хэ снова ухмыляется, наслаждаясь получившимся результатом, и опирается на столешницу, откуда можно было наблюдать веселую картину. А Мо хочется просто сдохнуть, осознавая, что ежевечерние посиделки порядком затянулись. Понедельник, вторник, среда, четверг, пятница… И этот ублюдок умудрялся слать за продуктами в выходной. Его собственный, блядь, выходной, когда по закону жанра он должен был валяться в кровати или подрабатывать в дешевой забегаловке, задыхаясь запахом алкоголя и перегара. С появления Хэ все резко изменилось. И это, твою мать, было невыносимо. Шань мелко нарезает овощи и скидывает их в миску, пророняя сдавленный выдох. Сейчас не время думать об этом, иначе ужин можно будет выбрасывать в мусорку, а мажористый придурок точно не отцепится, пока его желудок доверху не будет забит мясом. Нужно собраться и продолжить готовить… Но руки автоматически замирают, в то время как Хэ берет в губы сигарету и зажигает, выдыхая из легких едкий дым. Запах распространяется по комнате, смешиваясь с запахом специй, а голова начинает кружиться, вырисовывая круги перед глазами. Приходится сжать зубы и стоять, чтобы переждать очередной приступ. - Ты в порядке? – монотонно выдыхает Тянь, выпуская ее изо рта и подходя к Рыжему. – Выглядишь бледным. - Отвяжись, - бурчит Шань сквозь зубы, стараясь не свалиться прямо на сковородку. - Это не твоего ума дело. - Как раз моего. Я не вытерплю, если мой ужин окажется на полу по твоей прихоти. - Иди на хуй. - Врежу, - шипит Хэ, а на лице промелькает оскал, сменяясь фирменной улыбочкой. Не говоря ни слова, он силком тянет Шаня за руку, огибая столики, и усаживает на стул, застывая напротив с нечитаемым выражением лица. - Ты в конец ебанулся? – Мо с большим рвением пытается встать, но его тут же толкают обратно. Что бесит его еще больше. – Я сказал: “Не твоего ума дело”! Поэтому дай мне приготовить этот херов ужин и свалить домой. - Зачем? - хрипло произносит Хэ, сверля глазами загнанную лису. Губы плотно сжаты, черные волосы, слегка отросшие, легли набок, обнажая напряженную шею. Шань успевает заметить, как взгляд пробегается по рукам, сцепившим края стула. - В смысле "зачем"? Уже и домой, блять, пойти нельзя? - Пока ты не закончишь готовку, да. - А если я не приготовлю, то буду вечно здесь торчать?! - Ты прав, - Хэ уже не улыбается, а рычит, сжимая черную футболку, приближая ошарашенное тело к себе. Не обращая внимание на подозрительно слабые попытки вырваться и перехватывая красные от царапин запястья, он начинает шарить по карманам, стараясь выловить мобильник, чтобы забрать себе в качестве "залога". Так, наверняка, чтобы этот утырок не сбежал. Но телефон падает вместе с визиткой, разбивая экран на тысячи осколков под гневное: ”Сука, ты не просто ебанутый, ты уже свихнувшийся!”. Тянь будто теряется в пространстве, глядя на разбитый телефон. Кажется, он сейчас действительно жалеет, что поступил так с Шанем. Но Мо знает. Знает, что ему плевать и на этот телефон, и на него самого. - Видимо, телефон был хлипкий… - шепчет Тянь, а Рыжик не сдерживается от ехидного смешка. – Я тебе другой куплю. - Конечно купишь… Тебе же это раз плюнуть: захотел – купил, захотел – разбил. Цена же не важна! – орет и хватается за голову, пытаясь совладать с режущей болью. Хэ молчит. Более того, он даже не скалится, принимая позу развязного ублюдка с высшей степенью сарказма. Присев на корточки рядом с телефоном и подняв визитку, глаза наливаются кровью, а руку хочется впечатать в нахмуренную физиономию, но он только сцеженно рычит, перечитывая слова снова и снова. Понимая, что все к этому и шло: - Давно? – наконец выдыхает. Мо не отвечает, медленно поворачивая голову и косясь на спину. - Давно что? - Давно работаешь? - Месяц уже, - сейчас нет сил сопротивляться, когда боль сжимает ребра, в голове стучит, а глаза слипаются, намереваясь отключить уставший разум. Рыжик действительно устал. Устал думать, что все вокруг сплотились против него. Устал брать на себя ношу взрослого, когда за плечами еще только средняя школа. Устал думать о матери, которая нуждается в его защите. Но больше всего устал глядеть, как Хэ Тянь смотрит в другую сторону, восхищенно наблюдая за светловолосым пареньком, и при этом ничего не делать, в то время как он же бьет в надежде выплеснуть свои эмоции. Выполнять его хуевы поручения, причину которым Шань боится даже представить, выматывает сильнее драки с десятью гопарями, когда полностью изнуренный Мо возвращается домой с внутренним кровотечением, проклиная сообщение: “Хочу мяса” и получая “У нас завал. Через полчаса приезжай в ресторан”. Глаза отказывают открываться, ноги окончательно теряют силу, и Шань сам не замечает, как засыпает, облокотившись на спинку стула. Ему уже все равно, что мясо подгорит и придурок разбудит его пинком под дых, намереваясь отчитать по полной программе. Все равно, что его наверняка выдернут на улицу, уволив за неявку на работу. Сейчас ему даже все равно, что он так и не получит эти гребаные деньги, ради которых приперся в пустую, полную одиночества квартиру. Хэ Тяню плевать на него. Так что когда кукла по имени Мо Гуань Шань сломается, он всегда сумеет купить новую. Теперь, увлеченный в беспокойный сон, он не замечает, как кто-то выключает конфорку, отставляя сковородку подальше, закидывает почти полную пачку сигарет в урну, и взволнованно, будто самое дорогое сокровище, оглаживает рыжие, словно догорающие лучи заката, волосы. Как чьи-то теплые руки поднимают хрупкое, слабо обхватившее майку, тело, и несут в спальню, накрывая холодным, но отчего-то приятным одеялом. Он не чувствует, как поддавшись неясному порыву, его обнимают, прижимаясь к спине, и блуждают, покрывая поцелуями бледную, покрытую синяками кожу. Задерживаются на пояснице и спускаются ниже, оглаживая бедра, стараясь хотя бы частично насытиться близостью желанного человека. И даже не догадывается, что тому, о ком он теперь даже не мечтает, не хватает воздуха, чтобы перехватить запах пряных специй, а сердце разрывается между желанием закрыть телом неприступную гору, даря бескрайнее наслаждение, и боязнью больше ее не увидеть, рассыпаясь в прах перед захлопнувшейся дверью. “Это невыносимо”, - шепчет Хэ Тянь, зарываясь в затылок и прикрывая глаза, молясь, чтобы утро никогда не наступало. ***

Но оно наступит. И когда это случится, Шань проснется, обнаружив помятые простыни, конверт с деньгами и новый телефон.