Телефон

О том, что у Полины не ладится с женихом, никто, кроме Вертера, не знал. Напрямую она об этом, естественно, ему не рассказывала: не хватало еще самой влиятельной и красивой сотруднице Института Времени с роботом-уборщиком откровенничать. Вертер обо всем узнал сам — по чистой, кстати говоря, случайности. А дело было так. В начале месяца Полина привезла из очередной экспедиции в двадцатый век несколько странных жестяных коробок. На общем собрании сказала, что это советские телефонные аппараты с дисковым номеронабирателем, и установила их по всему Институту — разумеется, с научной целью. Трогать их в нерабочее время разрешалось только самой Полине — как руководителю исследования, а еще Вертеру — как незаинтересованному лицу, которому велели содержать в чистоте и сохранности объекты эксперимента. Поначалу, правда, на правах «главного администратора и бюрократа Института» робот позволил себе немного поворчать: — У ме-ня, Полина Геор-ги-е-вна, полно дел и без ва-ших теле-фо-нов… Но сделал он это не из вредности, а только чтобы Полина улыбнулась и сказала: — Ну Вертер, миленький, пожалуйста. Ты же знаешь, я без тебя — как без рук… А других слов Вертеру и не требовалось. Только услышав это, он приступил к выполнению своих обязанностей со всей серьезностью и ответственностью, какая только была заложена в его программе. Впрочем, как и всякий раз, когда Полина давала ему какое-нибудь поручение. Обязанности были, если уж начистоту, не такие уж и сложные — протирать телефоны от пыли, в конце дня проверять их исправность и составлять отчеты — но даже эти вещи Вертер доводил до полного блеска и безукоризненности. Вскоре стараниями робота на объекты научного эксперимента было просто любо-дорого смотреть. Жалко только, что Полина этих стараний не оценивала, ошибочно принимая их, как должное, за механический перфекционизм. По крайней мере, так Вертер думал раньше. До тех пор, пока не понял: Полине действительно не до него — но совершенно по другим причинам. Как-то раз, проверяя исправность телефонного аппарата, который находился в зале для конференций (остальные были разбросаны по другим помещениям), робот ради смеха приложил трубку к уху. И — вот так раз! — услышал внутри голос, который показался ему знакомым. — Ты пойми, Полиночка, — говорил голос, — это ведь не шутки. Это очень серьезно. — Давай поговорим потом, — отвечал голос Полины, встревоженный и дрожащий, — этот телефон рабочий, он только для исследований используется… Давай встретимся завтра. Часов, скажем, в… — Завтра я улетаю, — прервал ее голос, — в систему Глизе. На месяц. Мы еще долго не поговорим. Так что давай решим все сейчас. Это же Федор Полосков, догадался Вертер. Так вот, откуда он знал этот голос… Раньше Полина нередко приводила своего жениха в Институт Времени. — Нас могут прослушивать, — пыталась, тем временем, вразумить своего благоверного Полина. — А мне наплевать, — отрезал Полосков, — пусть слышат. Пусть все знают, какая ты безалаберная и непутевая. А еще ученой себя называешь… Конечно, из уважения и деликатности Вертеру следовало бы сейчас повесить трубку, но почему-то он этого не сделал. Так и услышал весь разговор от начала до конца. Понял мало: говорили молодые люди рвано и недомолвками. Полина все просила дать ей «еще немного времени», а Полосков отвечал, что «не может больше ждать». Чего именно, он так и не сказал — и фантазии Вертера, к сожалению, не доставало, чтобы это додумать. В системе явно что-то барахлило и подавало тревожные сигналы о том, что хорошо бы перезагрузиться. Наверное, это была совесть… Вскоре в трубке что-то щелкнуло, коротко вздохнуло, и послышались частые гудки. Вертер слушал их еще долго, пока наконец не очнулся. И тогда вдруг вспомнил, что еще должен проверить телефон, который располагался непосредственно в лаборатории. Направился туда, пытаясь переключить мысли и настроение на что угодно — да хотя бы на поэзию или на предстоящую шахматную партию в полном одиночестве. …увидев Полину, Вертер замер на пороге. В лабораторию зайти так и не решился. Женщина стояла к нему спиной, обхватив тонкими руками худые плечи. На ней было струящееся и легкомысленное платье, в котором можно было явиться куда угодно, только не в Институт. Особенно в будний день. Она, разумеется, не могла видеть, как появился Вертер, однако, услышав его шаги, встрепенулась и бросила быстрый взгляд через плечо. — А, это ты, — сказала как-то странно, звонко, и Вертеру показалось, что она прячет лицо. — Вечер-ний обход со-вер-шаю, Полина Геор-ги-е-вна… — немного растерянно сообщил он. — Молодец… Ах, — Полина вдруг засуетилась, спешно начала собирать со стола какие-то папки, — я же тебе, наверное, здесь мешаю… — Вы — мне? Ни-ко-гда. Полина ничего на это не ответила, но медленно положила папки на место. Теперь, прежде чем она снова отвернулась и прикрыла ладонью рот, Вертер отчетливо увидел, как в уголке ее глаза блеснуло что-то влажное. Она плакала. Его Полина, женщина всей его жизни — вся в слезах, да еще и по вине какого-то проходимца… Нет, тонкая электронная организация Вертера решительно не могла этого вынести. — Он вас не сто-ит, Полина Геор-ги-е-вна, — сказал робот и с удивлением обнаружил, что, вообще-то, не собирался этого говорить. «Определенно, — подумал он, — пора отключать системный динамик… Уж лучше ни одного слова, чем сотня лишних». Полина изумленно обернулась к Вертеру. Мгновение внимательно смотрела на него, потом дотронулась пальцами до трубки проклятого телефонного аппарата, и произнесла: — Так ты все слышал… Вертер покорно склонил голову, приготовившись к тому, что сейчас ему сделают строгий выговор за излишнее любопытство и нарушение служебных обязанностей. Но Полина, наоборот, расслабилась и только грустно улыбнулась. — Ничего… Если ты слышал, то ничего. Тебе я могу доверить все. Вертер осторожно поднял глаза. Как, неужели и вправду не злится? … Поистине, удивительная женщина. Удивительная — и печальная. — Он думает, что я уделяю ему слишком мало времени, — продолжила Полина, вытирая глаза платком, — что я чересчур зациклена на себе и эпохе, которую изучаю… А я знаю, зачем он это. Обвиняя меня в мелочах, он хочет отвести вину от себя самого. У него что-то есть с Золотовой, я это точно знаю. Я видела, как они целовались на Космодроме… Женщина вздохнула, едва сдерживая всхлип, и посмотрела в потолок — говорят, от этого слезы высыхают. — Скажи мне, Вертер, — если бы робот умел вздрагивать, то, услышав свое имя, он бы непременно это сделал, — почему все мужчины такие ослы? Можно подумать, скромный уборщик и секретарь, да еще, к тому же, андроид, мог знать ответ на этот вопрос. Впрочем, Вертер считал своим долгом утешить Полину, поэтому все же ответил ей: — Вы ученый, Полина Геор-ги-е-вна… — он осторожно переступил порог и шагнул навстречу женщине. — Разве вас мо-жет удивлять чело-ве-че-ская при-ро-да? Полина только невесело усмехнулась. — Хотела бы я быть, как ты, Вертер, — сказала она, задумчиво водя пальцем по диску телефонного аппарата, который от прикосновения издавал характерный треск. — Ничего не чувствовать, ни о чем не переживать… никого не делить — ни мужчин, ни женщин. Все одинаковые, у всех… чело-ве-че-ская при-ро-да. Все способны на подлость, и сколько бы лет ни прошло, с этой досадной людской чертой ничего не сделаешь… Вертер мог бы сказать еще многое. И про свои чувства, которые у него есть, есть — одна глупая ошибка в вычислениях сделала несчастного биоробота неоправданно человечным. И про одиночество, и про мысли о свалке, и про стихи, ей, Полине, посвященные — словом, про все, чем он жил изо дня в день на протяжении многих лет одинаковой монотонной работы в Институте Времени. Но, в самом деле, разве она — тот человек, которому все это будет интересно? Поэтому он просто сказал: — Все обра-зуется. Вы пре-кра-сный человек, Полина Геор-ги-е-вна. По-ло-сков еще поймет, как силь-но он в вас оши-ба-е-тся. — Нет, — Полина покачала головой и с горечью засмеялась, — я совсем не прекрасный человек… А вот ты, Вертер — да. Ты один в целом мире можешь меня терпеть, когда у меня макияж потек и платье не к месту… — она виновато окинула взглядом свое нежно-голубое платье, и Вертер догадался, что она куда-то собиралась — очевидно, на встречу с Полозковым — а теперь это было уже неважно. — Спасибо тебе. — За что? — спросил робот. Действительно, ведь он ничего такого не сделал… Полина подошла к нему ближе и с улыбкой посмотрела ему в глаза. — А ни за что. …по всей вероятности, романтические переживания имеют свойство разрушать даже стойкие механизмы. Процессор (который у всех андроидов подобной модели был встроен в том месте, где у людей находилось сердце) заискрился и своим движением оборвал некоторые провода, когда Полина положила голову на грудь Вертеру, а тот, замерев от восхищения, осторожно коснулся подбородком ее волос. От этого короткого замыкания все эмоции на мгновение перешли в режим гибернации, и в голове у робота осталась только одна мысль: как бы теперь сохранить чувство такта и не обзавестись этой в меру полезной привычкой — подслушивать телефонные разговоры…