Наше фирменное заклинание

      Весь день Гермиона посвятила поиску нужной ей информации в библиотеке. Рон был немного огорчен, что она не составила ему компанию на субботней ярмарке, куда они с Джорджем отправились представлять свой товар. Но в последнее время он уже привык, что его невеста работает и по выходным. Расследование оказалось идеальным прикрытием для отсутствия. Раскрывать его детали нельзя, ведь оно секретно. Так что это было оправдание, которое можно было использовать в любое время. Нет, лгать было вовсе не легко. Совесть грызла Гермиону, как голодный чизпафл (1). Но она пообещала себе, что обманывает Рональда в последний раз, к тому же ради благого дела.       Как только на город опустились первые сумерки, Гермиона вернула книги библиотекарю и аппарировала в поместье Нотта. Теодор уже ждал ее, сидя на ступенях дома, и девушка направилась к нему. На фоне своего большого заброшенного особняка он выглядел таким незаметным, что на секунду ей показалось, что стоит ей моргнуть, он и вовсе потеряется. И правда была в том, что, если это произойдет, никто даже не заметит. Если по результатам испытательного срока в Министерстве его уволят, о нем больше никогда никто не вспомнит. Ни одна живая душа не станет его разыскивать, как никто не искал потерявшего во время войны всю семью Хоука Тригга. Никто не знает, что с ним стало на самом деле, и как давно он исчез — и никому нет до этого никакого дела. Вряд ли Теодор так держался за работу в Министерстве из-за нужды в деньгах — ему нужно было совсем другое. Теперь Гермиона понимала: он готов был рисковать своей жизнью, потому что боялся остаться совершенно один. В мире много людей, о судьбе которых некому тревожиться. Но Гермионе не хотелось, чтобы это произошло с Теодором Ноттом. Не хотелось думать, что однажды он останется где-то далеко, за пеленой бытовых проблем, исчезнет в водовороте одинаковых, как близнецы, будней, сотрется из ее памяти. И через пару лет она даже не вспомнит его лицо...       — Ну, что за срочное дело? — поднявшись, он поравнялся с приблизившейся к ступеням девушкой. — Твоя утренняя совиная почта меня крайне заинтриговала.       — То, что я сейчас скажу, может показаться немного безрассудным, — начала Гермиона, — но пожалуйста, выслушай меня до конца.       — Хорошо, — ей показалось, что Теодор немного напрягся, но он приготовился внимательно слушать, что она ему скажет.       — И обещай не задавать вопросов, — строго добавила она.       — Ради Мерлина, Гермиона, — не выдержал он, — обещаю. Говори уже, что ты задумала.       — Мы проберемся в Азкабан, чтобы ты смог увидеть отца, — отчетливо произнесла она.       — Что?! — брови Теодора взметнулись вверх, он смотрел на нее с выражением немого изумления. — Ты с ума сошла! — наконец произнес он, когда к нему вернулся дар речи.       Пожалуй, в его словах была доля истины. Гермиона действительно сама себя не понимала в последнее время. Но в одном она была уверена — если она не поможет Теодору в последний раз увидеть умирающего отца, то будет жалеть об этом всю жизнь. Она всегда старалась поступать правильно, бороться за правду, делать что-то хорошее для других. Она еще в школе защищала права эльфов, когда никто не хотел поддерживать ее. Она помогла спасти Сириуса Блэка с Клювокрылом от смерти, нарушив все мыслимые и немыслимые правила, когда власть приняла неверное решение. И случай Теодора Нотта мало чем отличался, так что она была полна решимости восстановить справедливость любым путем. Она чувствовала, что в нем что-то может необратимо сломаться, подкосить его, если он не сможет попрощаться с отцом.       — Мы должны попробовать. У нас получится, — с непоколебимой решимостью в голосе заверила его Гермиона. — Это последний твой шанс. Я хорошо подготовилась, и знаю, что делаю.       — Что, если нас поймают? Ты сломаешь этим себе всю жизнь! — взвился Теодор. — Ты запятнаешь свою репутацию, разрушишь свою карьеру... Ты готова так рисковать? Ради чего?       — Нас не поймают, — уверенно сказала Гермиона. — И я делаю это ради… — она замялась, пытаясь сформулировать ответ. Неужели она действительно готова поставить на кон свою жизнь ради Теодора Нотта? Но, может быть, она делает это, потому что выступает против прогнившей системы? — Я делаю это в первую очередь ради справедливости, — убежденно произнесла она, посмотрев на коллегу.       Он молчал, похоже, переживая внутреннюю борьбу с самим собой.       — Значит, у тебя есть план, — в конце концов утвердительно произнес он.       — Да. Мы воспользуемся небольшой помощью Мэйбл. А также… — Гермиона вынула из кармана невесомую мерцающую материю, — плащом-невидимкой. — Расправив плащ, она окутала им себя и Теодора, чтобы проверить, достаточно ли он велик, чтобы спрятать двоих.       — Ого! — юноша не смог сдержать восторженного возгласа. — Откуда у тебя плащ-невидимка?       — Шшш, — девушка приложила палец к его губам. — Ты обещал не задавать вопросов, помнишь? — она почувствовала, как его тонкие губы растянулись в улыбке.       — Имп (2) возьми, давай сделаем это, — ответил Теодор.       Аппарация оказалась трудной и долгой. Перемещаясь, Гермиона чувствовала, словно ее затягивает в невероятно узкую трубу, в которую она просто не в состоянии протиснуться. Она не могла дышать, ее тело сжимало с немыслимой силой. Маленькая ручка Мэйбл в ее руке дергалась и дрожала. Пройти внешний барьер тюрьмы оказалось не так-то просто даже эльфу. В тот момент, когда Гермиона уже подумала, что задохнется, ее будто выплюнуло на холодный каменный пол. Потеряв равновесие, она упала на колени. Рядом послышался сдавленный хрип Теодора, который тоже не смог устоять на ногах. Вставая, он подхватил Гермиону под локоть, увлекая за собой и поднимая на ноги.       — Уходи, Мэйбл, — прошептал он, и эльфийка с тихим хлопком исчезла. Еще в поместье они договорились, что она перенесет их, а затем будет ждать дома, пока они ее снова не позовут, чтобы забрать их. Ведь эльфы всегда слышат зов хозяина, несмотря на расстояние.       Гермиона подняла палочку и произнесла несколько заклинаний, помогающих нейтрализовать установленные здесь магические преграды. Многие из этих заклинаний она вычитала в справочнике для авроров, который как-то взяла почитать у Гарри. С чарами воющей сигнализации она уже сталкивалась. Такие были наложены на Хогсмид во время войны и срабатывали после наступления комендантского часа. Ей всегда было интересно, как они действуют. А большинство защитных заклинаний она изучила в том году, когда они с Гарри и Роном отправились искать хоркруксы. Гермиона была хорошо осведомлена о наложении и снятии охранных чар. И сейчас это ей пригодилось.       К ее радости, все ее манипуляции сработали. Начало было положено. С этого момента повернуть назад или передумать уже было нельзя. Гермиона глубоко вдохнула, пытаясь справиться с волнением и взять себя в руки. В такие моменты она всегда стремилась мобилизовать все возможные моральные силы, чтобы преодолеть трудности. Над ухом она слышала тяжелое дыхание Теодора.       — Только не вздумай распускать руки, Грейнджер, — прошелестел он, видимо, пытаясь разрядить обстановку.       — Идем вперед, — сдержанно улыбнувшись, тихо сказала она и почувствовала, как он в знак согласия сжал ее руку. Они медленно двинулись по коридору, стараясь не издавать ни малейшего шороха. Но сам Азкабан не хранил молчание. Стены его как будто стонали, то ли от завываний ветра, бьющегося о камни снаружи, то ли оттого, что за многие годы впитали в себя страдания заключенных и теперь кричали их голосами. Дементоров здесь уже давно не было, но какое-то угнетающее чувство безысходности все равно терзало душу, окутывало ледяным холодом.       Гермиона изредка поднимала палочку, направляя ее на коридор и проверяя с помощью «Гоменум Ревелио», (3) свободен ли путь и можно ли двинуться дальше. Пока что им не встретилось ни одной живой души, если не принимать во внимание людей в камерах, расположенных по обе стороны от коридора. Двери в них были почти полностью глухими, не считая маленьких окошек с решеткой наверху. Гермиона теснее прижалась к Теодору, в очередной раз убеждаясь, что они оба полностью скрыты под плащом-невидимкой. Жутко было подумать, что может случиться, если кто-то из заключенных выглянет из камеры и увидит идущую по полу ногу или болтающуюся в воздухе руку. В голове у девушки рождались самые ужасные картины того, что может случиться, если вдруг один из преступников поднимет шум, на который откликнутся остальные, и они с напарником потонут в оглушающих криках перед тем, как им навстречу выйдут вооруженные авроры. Но Гермиона была полностью сосредоточена и убеждала себя, что не допустит этого, крепко сжимая в руке палочку. Арсенал девушки за сегодняшний день пополнился множеством новых заклинаний, способных препятствовать развитию всевозможных вариантов худших сценариев.       Теодору тоже было страшно. По крайней мере, так подумала Гермиона. Она слышала стук его сердца, оно билось часто и прерывисто. Его дыхание тоже было неровным, под плащом им двоим было тесно и не хватало воздуха. В какой-то момент он положил правую руку ей на плечо, крепко обняв ее, и она не оттолкнула его, понимая, что идти под одним плащом таким образом будет гораздо удобнее, чем если бы они держали дистанцию.       Оставив позади коридор, они добрались до двери на лестницу, которая, к счастью, отворилась с помощью заклинания «Алохомора». Теперь им нужно было пройти несколько пролетов вниз. Ступени были круты, а стены покрыты сыростью, а в некоторых местах даже мхом. Они все ниже и ниже спускались к основанию острова. Гермиона двигалась аккуратно и медленно, но ступени были неровными. Сделав неосторожный шаг, она оступилась, и ее левая нога соскользнула. Потеряв опору, девушка попыталась зацепиться пальцами за стену, но невесомая ткань плаща, окутывавшая их со всех сторон, не дала ей этого сделать, и она едва не покатилась кубарем вниз, когда руки Теодора подхватили ее за талию. От испуга она прильнула к нему, почти повиснув на его шее.       — Держу, — приглушенно прошептал он, не торопясь выпускать ее из рук.       — Спасибо, — тихо произнесла она, мягко высвобождаясь, чтобы продолжить спуск. Но успокоить скачущее в груди сердце было гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд. Ее нервы и так были на пределе из-за рискованности их предприятия. Казалось, тронь ее, и она сама зазвенит как натянутая струна. А теперь ее еще и в жар бросило оттого, что она едва не свернула шею. Или это из-за Нотта? Его руки и грудь, соприкасающиеся с ее телом, тоже были горячими, словно натопленный до предела камин. Неудивительно, что и ей стало жарко.       Они почти миновали очередной пролет, когда дверь на этаж заскрипела, и из нее показался волшебник в форме охранника Азкабана. Синхронно попятившись, они замерли, пытаясь слиться с поверхностью стены и друг с другом. Девушка задержала дыхание, боясь шелохнуться. Казалось даже, что их ухающее сердцебиение вот-вот может их выдать. Мгновения, пока аврор пересекал пролет, показались ей вечностью. Наконец, охранник распахнул дверь на следующий этаж, откуда потянуло прохладой, освежая горящие щеки Гермионы. Только когда аврор скрылся, девушка смогла перевести дыхание, и они с Теодором продолжили шествие вниз по ступеням.       Вскоре они дошли до места, где штормовые волны били о стены Азкабана — здесь начинался спуск вглубь острова, куда на неизвестную им глубину простиралась волшебная тюрьма. Через пару этажей они достигли нужного. Именно здесь была дверь, которая пропускала только тех, кто знает пароль. А за дверью находился коридор, в котором содержались самые опасные преступники. Они рассчитывали, что найдут там и отца Нотта.       Остановившись у дальней стены, они стали ждать, повернувшись лицом друг к другу и еще раз убедившись, что полностью скрыты под плащом. По расчетам Гермионы, изучившей режим работы авроров, охраняющих этот этаж, примерно в это время должна была быть смена караула. Из-за атмосферы постоянно гнетущей угрозы моральные силы Гермионы были на исходе, она чувствовала навалившуюся на нее усталость. А может быть, все дело было в ужасной ауре этого места. Оно словно было навсегда проклято. Многие авторитетные волшебники когда-то утверждали, что остров является обителью зла, и лучшим решением будет его уничтожение. Возможно, они были правы.       Устав глядеть в одну точку на груди напарника, Гермиона подняла голову вверх, обнаружив, что Теодор рассматривает ее. Он сразу же отвел взгляд, и уставился куда-то ей за спину. Но оба уже поняли, что она застала его врасплох.       — Впервые, стоя так близко рядом с девушкой, думаю, что меня и правда могут арестовать, — усмехнувшись, шепнул ей на ухо Нотт. Гермиона издала тихий смешок, поддержав его шутку, избавляющую их обоих от неловких объяснений, для которых сейчас было не время и не место.       Но мысленно она не смогла отпустить эту ситуацию. Как это случилось? Как вышло, что их рабочее взаимодействие с элементами взаимной неприязни смогло перерасти в дружеское общение, а затем в их отношениях появились эти романтические ноты? С какого времени коллега стал проявлять к ней интерес? И с каких пор ее это беспокоило? И беспокоило ли? Находиться так близко рядом с Ноттом было очень странно. Она уже и не помнила, как давно прикасалась к какому-либо другому мужчине, кроме Рона. Она так привыкла к его широким плечам, плотному телосложению. Теодор был другим, более худым, утонченным, но при этом не казался манерным или изнеженным. В Роне ей всегда нравилась простота и безыскусность, его добродушные грубоватые шутки, крепко сбитые пальцы с немного узловатыми костяшками. Он всегда был таким родным, близким. Он был ее человеком. Но теперь что-то изменилось. Она как будто стала смотреть на него иначе, непроизвольно сравнивая его с другим.       Бросив мимолетный взгляд на плечи Нотта, на его руки, она вдруг поймала себя на мысли, что ей хочется к нему прикоснуться, пробежать пальцами по его груди, скрытой под одеждой, скользнуть по подбородку, очерчивая четкие линии скул. Она решительно мотнула головой, стряхивая с себя наваждение. Но воспоминание о том, как он еще совсем недавно держал ее в руках на скользких ступенях, порывистым дыханием щекоча ее шею, всплыло у нее перед глазами, окончательно запутывая ее чувства. Девушка мысленно застонала. Что она делает? Сначала позволила другому себя поцеловать, а теперь стоит рядом с ним так близко, что стоит сделать одно неосторожное движение, как она окажется у него в объятиях.       Она вновь вздернула подбородок. Напарник все еще смотрел на нее, но на этот раз он не отвернулся. Его серые глаза потемнели, взгляд был пристальным, напряженным. Гермиона поймала себя на том, что кусает нижнюю губу. В горле у нее пересохло. Она глубоко вдохнула, потому что ей стало не хватать воздуха. Теодор не двигался, если не считать того, как порывисто вздымалась и опускалась под тонкой тканью рубашки его грудь. И казалось, будто эти несколько дюймов между ними звенели, угрожая вот-вот схлопнуться, насильно притягивая их друг к другу.       Неожиданный скрип двери, раздавшийся где-то наверху, разорвал окутавший их одуряющий морок. На лестнице послышались приближающиеся торопливые шаги, а вскоре показался и аврор, которому они принадлежали. Он остановился перед дверью, защищенной паролем.       — Вечный эреб (4), — пробасил он. Замок щелкнул, и волшебник зашел внутрь. Гермиона и Теодор продолжали недвижно стоять, ожидая, что будет дальше. Уже через мгновение дверь снова распахнулась, и в коридоре появился отработавший смену работник Азкабана. Теодор направил на него палочку, красный луч осветил пространство вокруг. Волшебник, не ожидавший, что на него нападет кто-то невидимый, не успел защититься от «Ступефая» и упал навзничь. На первый взгляд, все было слишком просто, и девушка, опираясь на свой опыт, подумала о том, что за такой легкий и плавный путь сюда провидение еще обязательно возьмет с них долг. Выйдя из-под плаща и присев рядом с оглушенным аврором, она сняла у него с шеи цепочку с квадратным медальоном — пропуском, который должен был открыть им путь в камеру, и спрятала его в своем кармане. После чего наложила на него чары дезиллюминации (5), маскируя под окружающую обстановку, чтобы никто не увидел его раньше, чем они покинут тюрьму. Скользнув под плащ, распахнутый для нее Теодором, она произнесла услышанный ранее пароль, и они оказались в мрачном подземелье.       Потолки здесь были ниже, чем в коридорах верхних этажей. Они как будто давили сверху, заставляя втягивать голову в плечи. Освещенные тусклыми факелами серые каменные стены были подернуты плесенью, а в некоторых местах свисали мутные капли воды. Гермиона сразу же подумала о подземельях Слизерина — она всегда представляла их именно такими, окутанными холодом и призрачным мраком, сохраняющими стойкий запах сырости. Хотя умом и понимала, что вряд ли это было так. Ученикам в школе не позволили бы находиться в таких ужасных условиях — чего не скажешь о заключенных Азкабана.       Они медленно шли, останавливаясь возле каждой камеры, и Теодор заглядывал внутрь через узкие решетки. Гермиона чувствовала его раздражение. В камерах было очень темно, и разглядеть что-либо было сложно. Зажечь Люмос было нельзя из-за риска перебудить всех заключенных. Пройдя по обеим сторонам коридора до самого конца, они были вынуждены вернуться назад и начать все сначала. Но, просмотрев повторно первые три камеры, они столкнулись со следующим препятствием. В коридоре появился дежурный аврор, тот самый, из уст которого они ранее подслушали пароль. Первой заметив его, Гермиона удержала напарника от перехода к следующей двери. Они замерли, но было поздно. Волшебник уже что-то заподозрил. Может быть, он увидел что-то, мелькнувшее среди пустоты. Он взметнул палочку, и девушка поняла, что аврор применяет обнаруживающее заклинание, и бросила в него «Экспелиармус», но Теодор среагировал быстрее. Его «Ступефай» повалил аврора на спину. Эффект неожиданности вновь сыграл им на руку. Они могли бы облегченно выдохнуть, радуясь, что вновь отделались легким испугом, но тут из одной камеры показалась грязная, лохматая голова заключенного. Оглядывая коридор безумным взглядом, он встретился глазами с Гермионой, в пылу сражения с дежурным Азкабана выскользнувшей из-под плаща-невидимки.       — Грязнокровкааа! — раскрыв свой рот, мерзко закричал он.       — Заткнись! — Теодор взметнул палочкой, невербально поражая его заклинанием немоты.       Нервно оглядываясь по сторонам, Нотт высматривал, не был ли кто-нибудь еще разбужен внезапным шумом в коридоре. Но вокруг было тихо.       — Тео, — из-за двери, находившейся прямо за спиной Гермионы, проскрипел старческий голос. — Тео? — неверяще повторил он.       Посмотрев на коллегу, она увидела, что он нерешительно замер, словно раздумывая, что делать дальше. Достав пропуск из своего кармана, она прислонила его к панели на поверхности двери, и он засветился тусклым светом, после чего замок щелкнул, и дверь в камеру отворилась. Теодор, вышедший из оцепенения, опередил ее, шагнув внутрь, и девушка, предварительно набросив на лежащего на полу аврора дезиллюминационные чары, вошла следом. Дверь за ней захлопнулась. Как только глаза привыкли к темноте, Гермиона смогла разглядеть внутреннюю обстановку. Хотя обстановкой это было сложно назвать. В камере не было ничего, кроме брошенного на пол замшелого коврика, на котором лежал исхудавший измученный старик.       — Тео… — тихим скрипучим голосом повторил он. Но Теодор уже был рядом с ним. Сев на пол, он положил его голову к себе на колени.       — Да, отец, — произнес он срывающимся голосом. — Это я.       — Ты пришел, — выдавил старик. — Это правда ты? Почему ты не пришел раньше? Я ждал тебя.       — Я не мог, — ласково прошептал Теодор, бережно держа голову старика на своих коленях. — Но сейчас я здесь. Ты дождался меня.       — Как ты… — с трудом выговаривая каждое слово, спросил Нотт-старший, — попал сюда? Кто это с тобой? — он перевел взгляд на Гермиону.       — Папа, это Гермиона Грейнджер, — представил ее Теодор. Хотя, по мнению девушки, это было вовсе не обязательно.       — Здравствуйте, — поджав губы, ответила она, ведя внутреннюю борьбу между ненавистью к человеку, служившему Волдеморту, и жалостью к умирающему дряхлому старику, каким он стал сейчас.       — Это подруга Гарри Поттера? Дочка магглов? — удивленно проскрипел он, совершенно игнорируя ее приветствие. Гермиона в очередной раз почувствовала отвращение к этому месту и к этому человеку, делившему людей на чистокровных и грязнокровок.       — Да, — подтвердил ее напарник, совершенно не замечая оскорбительные нотки в словах своего родителя. — Это она. Она помогла мне пройти сюда.       — Она помогла тебе? Сыну Упивающегося? — снова удивился отец Нотта. — Почему она это сделала? — задыхаясь в кашле, спросил он.       Теодор ничего не ответил. Опустив взгляд, он молча сжимал руку отца.       — Потому что она особенная, — наконец произнес он очень тихо. Гермиона почувствовала, что стала свидетелем чужого, личного разговора. И услышала то, что не должна была слышать. Но ей некуда было уйти из этой камеры.       — Она любит тебя, Тео… — продолжал Нотт-старший. Его болезненный цвет лица и то, с каким трудом он говорил, давали понять, что он очень болен. — Раз пошла на это ради тебя…       — Шшш… — Теодор погладил отца по голове, — побереги силы.       — Девочка, — прохрипел отец Нотта, снова поворачивая голову в ее сторону. — Ты позаботься… — он вновь сипло закашлялся, тяжело вздрагивая в руках Теодора, — позаботься о нем.       Гермиона явно не была готова к подобному повороту. Открыв рот, она попыталась подобрать слова. Но вспомнила, что сидит у постели умирающего, и не может отказать ему в последней просьбе.       — Да, — сдержанно ответила она, — я позабочусь. — И Теодор с благодарностью взглянул на нее. В его глазах блестели слезы.       Не желая больше быть невольной свидетельницей прощания отца с сыном, Гермиона отошла к дальней стене, опустившись на пол и закрыв глаза руками. Все здесь угнетало — обстановка, ужасный зловонный запах, грязные стены и вечная темнота, из-за которой невозможно было отличить день от ночи. А еще здесь отовсюду веяло смертью.       Она не знала, сколько прошло времени, но, по ее ощущениям, очень немного. Напарник тронул ее за плечо.       — Пора уходить, — сказал он, подавая ей руку, и помогая подняться на ноги.       — Как он? — спросила она, покосившись на отца Нотта, лежащего на коврике.       — В бреду, — шепотом ответил Теодор. — Не знаю, сколько ему еще осталось. Но надеюсь, что недолго, — ответил он, поднимая палочку и проверяя коридор снаружи. Его можно было понять. Доживать дни в таких ужасных условиях не пожелаешь и врагу.       Они покинули камеру, отворив дверь и захлопнув ее за собой, и жадно вдохнули немного воздуха, хотя и здесь он был удушливым. Отыскав аврора, они посадили его на пол, нейтрализовав чары хамелеона и стерев память. Оставалось надеяться, что он решит, что просто заснул. То же они проделали и с первым аврором. По крайней мере, они оба ничего не вспомнят и вряд ли решатся признаться начальству, что заснули на посту. А так как никто из заключенных не пропал, шума возникнуть не должно. Весь обратный путь они проделали будто на автомате, осторожно, но торопливо взбираясь по лестнице, а затем проходя последний коридор до границы более прочного барьера, который не могли преодолеть даже эльфы. Мэйбл, явившаяся по первому зову, унесла их далеко от этого страшного места.       Гермиона испытала огромнейшее облегчение, когда они появились напротив особняка Нотта. На дворе была уже глубокая ночь, но при свете луны все равно было гораздо светлее, чем в проклятой тюрьме. C неба падали тяжелые дождевые капли. Но никто из них не торопился бежать в дом. В глазах Теодора застыл ужас увиденного в Азкабане. Домовая эльфийка смотрела на него большими влажными глазами, ожидая дальнейших указаний, но он молчал.       — Спасибо, Мэйбл, — Гермионе стало жалко домовичку, стоящую на пронизывающем ветру, под проливным дождем в одной тоненькой тряпице. — Ты можешь идти в дом, — девушка не была уверена, что она ее послушает. Но эльфийка кивнула и испарилась. В окнах гостиной сразу же забрезжил свет.       — Не могу поверить, что мы сделали это, — глядя в сторону леса отрешенным взглядом, произнес Теодор.       — Я тоже, — согласилась Гермиона, складывая плащ-невидимку и надежно пряча в кармане. — Но мы справились, — она только надеялась, что они нигде не прокололись, и у этого приключения не будет никаких последствий.       — Спасибо за то, что ты сказала, — медленно проговорил он, глядя на девушку полными горечи глазами. — Я понимаю, почему ты это сделала. Трудно отказать умирающему в последней просьбе. Но ты мне ничего не обязана, — ветер взъерошил его волосы, и Гермиона не отрываясь, смотрела на него, не говоря ни слова. Ей захотелось обнять его, найти слова утешения. Но она понимала, что это будет лишним. Она уже и так сделала все, что могла, и даже больше.       — Это я должен тебе, — добавил Нотт.       — Ты ничего мне не должен, — поспешила заверить она его. Теодор ничего не возразил, но она уже слишком хорошо его знала, чтобы не догадываться, что эти ее слова не повлияют на его мнение.       — Ты не хочешь зайти? — предложил он, смахивая с лица дождевые капли. Наверное, ему не хотелось сейчас оставаться одному. Но она не могла себе этого позволить.       — Мне пора, — коротко ответила она. На его лице отразилось понимание. У нее все еще есть жених и обязательства перед ним. И она не может вот так просто проводить ночи с другим. И неважно, через что им только что пришлось пройти вместе.       Он ничего не ответил. Представив перед глазами следующую точку своего местонахождения, Гермиона аппарировала, растворившись в легком, поднимающемся с болота белесом тумане.