Не обвиняй меня

From Chris to William, 23:01       Прости, что не пришёл на твою вечеринку. From William to Chris, 23:07       Забей, ерунда.       А где ты был, кстати? From Chris to William, 23:08       Дома. From William to Chris, 23:10       Что случилось? Ты в порядке? From Chris to William, 23:12       Да. From William to Chris, 23:13       Это из-за той ночи? From Chris to William, 23:15       Нет. From William to Chris, 23:16       Я — не одна из твоих смазливых девиц. Я не поведусь на твоё вранье. From Chris to William, 23:17       Тогда зачем спрашиваешь? From William to Chris, 23:20       Забудь об этом.       Мы вроде договорились, что будем друзьями.       Разве нет? From Chris to William, 23:21       Давай ты снова приедешь ко мне, а на утро сделаем вид, что ничего не было? From William to Chris, 23:23       А давай на утро ты сбежишь как в прошлый раз? From Chris to William, 23:26       Я не могу сбегать с собственной квартиры, как девчонка. From William to Chris, 23:39       Проблема только в этом? From Chris to William, 00:01       Я просто больше не хочу сбегать.       Я не хочу сбегать от тебя. Крис впивается окоченелыми пальцами в кованые перила балкона, блуждая глазами по двору. Только порывистый ветер гоняет осеннюю листву по асфальту и нещадно хлещет плетью по лицу. На улице так сыро и холодно, что не видно и души. Опустевший Осло погружает в свои объятия густо-черная ночь. Такая тихая и всепоглощающая, что у Пенетратора рябит в глазах от тёмной пелены, повисшей в воздухе. Шистад невольно вздрагивает, поглубже кутаясь в чёрную толстовку. Парень сам не понимает, от чего все тело прошибает жуткая дрожь — то ли от холода, то ли от одиночества. Он десятый раз зыркает на экран мобильного телефона в попытках увидеть в списке пропущенных знакомое имя, но там пусто. На последнее сообщение, которое он отправил Вильяму в полночь, тот так и не удосужился ответить. Струсил? Конечно. Крис не находит другого оправдания своему другу. Друг? От одной мысли об этом Крису хочется неистово, громко смеяться — до першения в горле, до нехватки воздуха, до колик в животе. Разве справедливо называть другом человека, которого ревнуешь к каждому фонарному столбу? А возле Магнуссона крутится приличное количество смазливых девиц, особенно одна блондинка, по первому зову которой тот готов бежать, как послушный щеночек. Как можно считать другом человека, который заявляется к тебе чуть ли не каждую ночь, едва держась на ногах, и обнимает так крепко, так жадно, будто ты самый дорогой для него человек на всём белом свете? Возможно ли дружить с человеком, от запаха которого напрочь сносит крышу и хочется крушить кулаками стены? Нет, это самообман — ничтожный, глупый и бессмысленный. Вильям всегда смотрит исподлобья, вызывающе откидывая чёлку на бок. Он не смотрит — буравит своими блядскими черносливовыми глазами. По-детски невинно расплывается в улыбке и переводит взгляд на очередную шлюху, повисшую на его плече, как будто не замечает Шистада, яростно сжимающего кулаки. Крис никогда не отводит глаз — он терпит до последнего, пока в груди не начинает колоть, словно кто-то втыкает стальные иглы в самое сердце, пока перед глазами не начинает темнеть, будто от солнечного удара, пока ноги не начинают подкашиваться, как от резко накатившей слабости. Он обязан получать новую дозу наркотика, иначе совсем загнётся и не останется никаких сил врать. Магнуссон не станет покидать свою вечеринку из-за него: Крис уверен в этом на все двести процентов. У него смелости хватило только на то, чтобы поинтересоваться, почему его разлюбезный «друг» не удостоил своим присутствием на бурной тусовке, которую они планировали вместе. Вильяму плевать на то, что каких-то три дня назад он переспал со своим лучшим другом. Секс без обязательств. С кем не бывает? Между лучшими друзьями такое часто случается, когда нужно снять напряжение и отодвинуть насущные проблемы на задний план. Только вот Магнуссон выпустил из виду тот факт, что он попросил Криса забыть об этой «ошибке», не спрашивая его мнения. Он вынудил его остаться друзьями. Он уверял, что это будет самым удачным решением. Но Шистад так не считает. Крис нервно поджигает уже вторую сигарету, жадно вдыхая щипающий глаза дым, и злостно отбрасывает телефон в сторону. Он больше не может пялиться на экран, как одержимый, ожидая невозможного. Густая тишина сводит с ума, безжалостно бьёт битой по вискам. А Шистад отчаянно ждёт, глядя в пустоту. Пальцы немеют, не от холода. Он делает затяжку за затяжкой, а время всё так же тянется, как резина. Лишь бы дотянуть до двух часов — тогда он точно отрубится, потому что и так толком не спал последние два дня. Мысли связывают в тугой узел и давят, душат, разъедают изнутри, как кислота. В сумраке неожиданно вспыхивают фары неизвестной машины, а через минуту слышится приглушённый звук тормозов. Крис прищуривается, сбрасывая вниз дотлевшую сигарету, и застывает на месте, как столб, не в силах сделать вдох. Знакомые номера. Знакомая черная машина. И вот из-за дверцы автомобиля появляется до боли знакомый силуэт. Магнуссон по привычке убирает длинную чёлку на бок и поднимает глаза вверх. Их задумчивые взгляды встречаются. Шистад по-прежнему не дышит. — Если ты пьяный, убирайся нахрен, — Крис с наигранной злобой хмурит брови, застывая в дверном проёме. Он выставляет ногу вперёд, преграждая путь Вильяму, и с горем пополам пытается привести дыхание в норму. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Ну же, Крис, дыши. — Крис, я же не полный кретин, — кривит губы Вильям, пробегаясь глазами по лицу Шистада. От того за версту несёт сигаретным дымом, а зрачки неестественно расширены. Крис не притронулся к алкоголю, как и сам Магнуссон, поэтому Пенетратор более чем уверен, что у него есть шанс всё исправить. Шистад прерывисто вздыхает и проходит в комнату, поворачиваясь к Вильяму спиной. Он обреченно закрывает глаза, лишь бы не чувствовать его запаха. Но, чёрт возьми, не получается — этот стойкий дурманящий аромат его одеколона распыляется по всей комнате, оседая ядовитыми капельками где-то на оболочке лёгких. Крис задыхается — он отравлен своим же лучшим «другом». — Прости, — виновато шепчет Вильям и опаляёт шею жарким дыханием, сжимая пальцами его правое плечо. Тот удивлённо распахивает глаза, не веря собственным ушам. Крис чувствует эти обжигающие прикосновения даже сквозь ткань толстовки — кожа медленно и мучительно плавится. — Нужно было поговорить с тобой, а потом принимать решение. — Не парься, Вил, мы же друзья, — выстреливает Крис с нескрываемой досадой и резко поворачивается к «другу» лицом. Тот смотрит в пылающие коньячные глаза слишком пристально, будто забирается в душу когтями, переворачивая внутренности. Шистад так скучал по нему, но фальшивое равнодушие по-прежнему скользит в его улыбке. Вильям не придумывает ничего лучше, чем просто улыбнуться ему в ответ. Кристофер замечает растерянность во взгляде Вильяма. Он выглядит запыхавшимся, хмурым и … смущённым? С чего бы это? Раньше Магнуссон не ощущал особой неловкости, находясь наедине с другом. Конечно, его решительность и настойчивость объясняет только одно — он был пьян до потери пульса. Теперь между ними только считанные сантиметры накалённого воздуха и слоя ненужной одежды, разбавленные свинцовой тишиной. Вильям боится сболтнуть лишнего или сделать шаг в сторону, потому что напротив него стоит его лучший друг. Какой, блять, лучший друг? Лучших друзей не заставляют ревновать, не целуют взасос, притворяясь пьяным до беспамятства, и не тащат в постель, ссылаясь на жизненные трудности. Шистад вслушивается в собственное сердцебиение, но дробный звук оглушает его до потери дыхания. Он не слышит сигналящих на улице машин, не слышит возмущенных воплей соседей, которых разбудили нежданные гости. Крис только видит перед собой своего «друга», который дышит слишком затрудненно и смотрит прямо в глаза слишком требовательно. Вильям нежно ведёт рукой по его щеке, опускаясь горячими пальцами к линии шеи. Шистад даже возмутиться не успевает прежде, чем рука брюнета тянет его за шею на себя. Рваные поцелуи, налитые болью и отчаяньем Криса, приперченные виной и страстью Вильяма, вперемешку с томными вздохами. Тягучий аромат одеколона Магнуссона сокрушающей волной бьет в нос, наркотиком забираясь под кожу. Крис больше не сопротивляется напору Вильяма, который по-хозяйски блуждает во рту языком, оглаживая дорожку идеально ровных зубов и касаясь нёба. Сам Шистад для него идеален с головы до пят — грязный, испорченный, сладкий мальчик, которого последние три дня он мечтал зацеловать до смерти. Магнуссон тяжело выдыхает прямо в губы Кристоферу, и тот несдержанно обвивает руками его шею, цепляясь как за спасательный круг. Крис кусает опухшие губы Вильяма, тянет его за волосы на себя, боясь лишиться таких желанных, почти выстраданных ласк. Вильям дерзко пихает своего «друга» прямо на кровать, лукаво ухмыляясь, и они проваливаются в синий шёлк, как в толщу глубокого моря. Крис в беспамятстве теряет счёт времени и не помнит, как их воспламенённые тела оказались обнажёнными. Гипнотизирующий взгляд Магнуссона исследует молочно-белую гладкую спину Кристофера. Он закатывает глаза от наслаждения, когда горячий язык Вильяма скользит по линии хребта, оставляя мокрые огненные отметины. Его непослушная чёлка щекочет спину, и Шистад чувствует, каким мятежным жаром пламенеет его лицо. На лице счастливого парня скользит слабая улыбка. Вильям смачивает пальцы в смазке, нагревая её в тёплых ладонях, и, не медля ни секунды, вводит один палец в заветное кольцо мышц. Крис напрягается и задерживает дыхание, чувствуя проникновение, но безмолвно просит «друга» продолжать, впиваясь пальцами в его трепещущее тело. Магнуссон благодарно целует его в поясницу, и брюнет полностью теряет контроль. Когда Вильям вводит второй палец, а затем и третий, Крис уже не сдерживает пошлых стонов, сильнее насаживаясь на пальцы. Он хочет почувствовать его в себе — его, своего любимого. Вильям уже через мгновение толкается внутрь, заходя только наполовину. Мышцы парня сжимаются в сопротивлении, но Магнуссон не собирается останавливаться. Он обдаёт пьянящими поцелуями каждый участок вспотевшей спины, расслабляя своего партнера. Крису кажется, что у него кружится голова, но он не чувствует ничего, кроме собственного сбитого дыхания и сумасшедшего сердцебиения Вильяма. Магнуссон входит в него снова, теперь уже до упора, одаривая его неистовым чувством наполненности и вожделения. У Шистада на глаза наворачиваются слёзы от экстаза, который дикой дрожью прошибает всё тело. Вильям нежно ласкает спину, слизывая с неё солёные капельки пота, и шепчет на ухо теплые слова. Магнуссон неожиданно меняет угол проникновения, желая добраться до высшей точки удовольствия. Крис оглушительно вскрикивает, когда тот задевает простату. Толчки становятся напористыми, уверенными, безумными, и Шистада накрывает сокрушающая волна оргазма. Вильям обессилено падает на «друга», который не скрывает довольной улыбки. — На этот раз под утро сбежишь ты? — осторожно интересуется Крис, удобно укладывая голову на мускулистую руку Магнуссона. Тот с задумчивым видом по привычке поправляет чёлку и переводит взгляд на Шистада. Грудь вздымается от каждого нового вздоха. — Не обвиняй меня, но я хочу остаться с тобой, — сладко шепчет Вильям, взъерошивая влажные волосы Криса. Его глаза становятся иссиня-черными, и эта темнота с головой затягивает Шистада. Он потерян, сбит с толку, напуган, потому что слишком много чувств бурлит в его сердце. Новых чувств. Магнуссон понимает его и оставляет беглый поцелуй на розовой щеке, погружая парня в цепкие объятия.