Дуэлянт

Глухой выстрел, опередивший стук сердца, холод револьвера – как бы хотелось, чтобы не в его руке. Он опустил взгляд тёмных глаз с расширенными от страха и антипатии к себе зрачками на молодого человека, казалось бы, целую жизнь назад стоявшего перед ним с горделиво поднятой головой. -Это твоё проклятие, мой милый, - голос Грин-Де-Вальда срывался на шипение, отрывками доносясь до затуманенного пытками разума, - Но это и твой дар. Воспоминания прорезали виски жуткой болью, оставляя багрово-чёрные разводы пятен перед его глазами. Он смотрел на поверженного долю секунды, не испытывая буквально ничего кроме досады и, пожалуй, налёта отвращения. Отвращения к самому себе. Ореол ещё тёплой вязкой крови расплылся вокруг лика не святого парнишки. -Если вы признаёте свою честь удовлетворённой и не имеете других намерений… -…Я предлагаю счесть поединок завершённым… -…И объявляю… -…Ты свободен, Персиваль, - Геллерт сплюнул кровь с едкой змеиной усмешкой, тронувшей его бледные губы, - если это можно назвать свободой. Слова «дело законченным» секунданта и по совместительству хорошего друга убитого дворянина потонули в голосе из давно забытых мрачных глубин задворок памяти. Грейвз судорожно вздохнул, пригладив смольно-чёрные волосы, без ответа осматривая изуродованное тело погибшего. За него ему дали хорошую сумму – но не этого он искал с такой пугающей, смертельной отчаянностью. Мужчина с армейской выдержкой развернулся на каблуках отполированных сапог, спешно удаляясь без единого слова с места дуэли. -Вы убили его! – крикнул юнец сорвавшимся голосом, догоняя Грейвза. Он чувствовал, как смерть дышит ему в затылок и не решается на большее, даря лишь липкое чувство вечного страха и пустоту в грудной клетке. -Так и есть, - тихо произнёс дуэлянт, останавливаясь, но не оборачиваясь. -Но вы не были с ним знакомы, - слова прерывались дрожащими выдохами, чтобы скрыть слёзы. -Не был, - спокойно подтвердил Персиваль, соизволив взглянуть в потемневшую голубизну глаз, тронутую потерей. -Так будьте же вы… -…Проклят на веки, Перси, - и комнату заполнил громкий смех пленителя, ударявшийся о преграду белоснежных зубов в крови. -Вы опоздали, - Грейвз позволил мягкой натянутой улыбке тронуть свои губы, - я уже давно проклят. Он развернулся, чтобы спешно покинуть место страшного деяния – и память во влажном подвале плена, где он выдал все недругу, сломившему ему рёбра, разум и жизнь. Хотя нет, жизнь ему не ломали – она всё так же продолжалась. И так будет, казалось, вечно. Не вкусить смерти предателю, жаждущему её как путник в пустыне жаркой - воды. *** -Вы, мистер Грейвз, просто золотая жила для такого работодателя, как я, - ставя на последний слог ударения на французский манер, как было тогда модно, произнёс мистер Бьювер, отсчитывая долю ассигнаций. Персиваль, не смотря на купюры, принял их к себе, засовывая во внутренний карман пальто. Он всегда был молчалив, его компаньон давно свыкся с этим фактом, хмыкнув на отрешённое выражение лица мужчины и взгляд, направленный на грязные улочки города. -Между прочим, я уже нашёл для вас новое дело, - картавая «р» раздражала не хуже очередного падающего на спину ещё тёплого тела, но Грейвз невольно посмотрел на своего собеседника, - Вы выйдете на дуэль вместо господина Труше. Персиваль безразлично пожал плечами, вздохнув. -Имя второго дуэлянта…Сейчас, подождите, - затараторил Бьювер, похлопывая по карманам в поиске позолоченной визитки с нужным именем на ней. Спустя пару мгновений он с облегчением выдохнул, достав картонку и, прокашлявшись, прочёл: «Месье Криденс Бэрбоун». Имя ничего не говорило Персивалю, и Бьювер, не уловив своим цепким взором изменения в состоянии собеседника, продолжил. -Очередной юнец из богатой семьи. Право, не вспыльчив. Это, наверное, какого труда стоило вызвать его на дуэль – найти бы ещё причину! – захохотал мужчина, с упоением откинув голову назад. Но, не встретив ответной волны смеха, резко прекратил, отрешённо произнеся: -Да…Судьба жестока. Парень хлипкий и слабонервный, зажатый. Не думаю, что он даже сможет поднять на тебя револьвер, Персиваль. Убей его быстро, будь благороден. Грейвз лишь кивнул, бросив кучеру резкое «Стоп!», чтобы выйти у ближайшего паба и отпраздновать очередной проигрыш. Катись к чертям в самые глубины ада, если ты ещё не там, Геллерт Грин-Де-Вальд! И прихвати меня заодно… *** -Господа дуэлянты, пистолеты заряжены, - голос секунданта разнёсся эхом по залу, пробегая дрожью в сердцах присутствующих, замиравших от каждого шороха. На пол упала позолоченная монетка, прокатив ребром незамысловатый узор, и Грейвзу лишь на мгновение показалось, что путь её быль неслучайным, складываясь в слово «Смерть». Он поднял от неё глаза на чуть подрагивающего парня, одетого с иголочки. -Господин Грейвз, - секундант кивнул в его сторону, и где-то сзади послышался тихий невольный женский всхлип. Мужчина медленно подошёл к двум лежащим на полу револьверам, приседая на корточки. -И знай, помогут тебе только ангелы, посланники бога – их на нашей грешной земле не осталось совсем, так что не ищи поддержки в людях.- Многочисленные гематомы не давали нормально вдохнуть, ему не хватало кислорода, а глаза застилала каплющая из раны на лбу чернеющая в проблеске луны кровь, но он ухватил на периферии жизни и сна эти слова. Пожалуй, это был ангел. Персиваль поднял взгляд на мальчонку, гордо распрямившего худые плечи. Бледные, острые черты лица, выточенные словно из мрамора. Чёрные кудри, оттенявшие страх. И живые глаза, смотревшие на него с презрением – а как бы он хотел, на миг, чтобы в них плескалась нежность, помилование, жалость. -Мистер Грейвз, - настойчиво произнёс секундант. Бьювер вздрогнул, видя выражение лица Персиваля, на котором действительно проскользнула искренняя эмоция, совсем не подходящая моменту – счастье. Тишину, казалось, разрушало лишь дыхание. Но чьё же так выделялось на фоне остальных, если сам мужчина был недвижим? То была вечно сопровождавшая его смерть, заливавшаяся беззвучным хохотом, и то был, всё же, он – улыбающийся, едва не плачущий. Так вот ты какой, мой ангел-спаситель. Со страшным скрипом ему на плечо упала костлявая рука, покрытая кровоточащими позеленевшими струпьями, создавая правильный художественный контраст – кожа с неё слезала ошмётками, как с линяющей змеи. Грейвз дёрнулся, но видение переменилось, когда он резко встал, скинув с себя наваждение – то был обеспокоенный Бьювер, в ужасе отскочивший назад в темноту комнаты, освещённую слабым светом горящих свечей. -Как же я долго ждал тебя, мой мальчик, - устремив уверенный взор на Криденса, произнёс Персиваль, на вытянутой руке выставляя вперёд револьвер. Щелчок затвора оглушил всех, прерывая слёзы дам. Их вывели из здания, сетуя на страшное зрелище. Все были уверены, что гроб для паренька был заказан не зря, и тот щелчок был первым гвоздём, забитым в его крышку. Прикрыв в ожидании глаза, Персиваль нажал на курок, с торжеством дирижера на последних нотах детища выдыхая, пропустив удар сердца, слушая прекрасную осечку – такую долгожданную. Он открыл глаза, оскалившись в неведомой присутствующим радости, пугая всех. Всех, кроме Криденса. Будто он был просвещен в безумие своего противника, тихо отдаваясь тем утехам смерти. Не сводя глаз с парня, Грейвз сделал первый шаг к нему, видя насквозь чистую душу ангела. Как же ты такой сохранился в омуте грехов, мальчик мой? Раз. Бэрбоун поднял руку с револьвером, ни разу за всё время не произнеся и слова. Два. Щёлкнул затвор – самая желанная мелодия для приближавшегося к нему мужчины. Три. Выдох и слова, произнесённые полусухими губами: «Так будь же ты свободен» Персиваль повернулся боком, подставив под дуло висок, покрытый многочисленными мелкими шрамами. Где-то в стороне тихо начал молиться Бьювер, веровавший в Бога только в моменты опасности. Секундант Бэрбоуна, не смыкавший глаз, наблюдавший за проигрышем (победой) главного смертоносца города, задержал дыхание. -Пиф-паф, - прошептал Персиваль, растягивая свои губы в блаженной чистой улыбке, когда дрожащими пальцами мальчик нажал на спусковой курок, и позолоченная свинцовая пуля со свистом соприкоснулась с синеватой кожей, разрывая ту в желанной ране, пролетая насквозь, врезаясь в стену напротив. Кровь хлынула из раны, огибая куски остывавшей на глазах кожи, стекая на паркетный пол, чтобы слиться в ореол святого – после пережитых мучений ему было даровано прощение. Криденс верил, что сделал правильно – не зная, почему. Но подсознательно ему было легко. Он опустил револьвер, выдохнул, услышав крики матери, пытавшейся ворваться в здание. По его щеке, спускаясь вниз, к подбородку, покатилась слеза при виде обездвиженного, окровавленного тела мужчины у его ног. Он обхватил себя руками, сделав пару шагов назад. Мёртвая улыбка на синеющих губах, окольцованных струями крови, снилась ему ещё долго.