Шёпот моря

      Сын и отец не спеша гуляли по песчаному пляжу, зачарованно рассматривая ракушки под ногами. Жаркое южное солнце припекало испачканные в солёной воде головы, но мужчины будто бы и не замечали этого. Не помнили наставления матери: «Не забудьте надеть кепки! После обеда солнце печёт особенно сильно, вы же не хотите заработать солнечный удар?».       Что понимает эта женщина в настоящем отдыхе!       Гораздо интересней нырнуть рыбкой в море тёплое, аки парное молоко, поплескаться и побрызгаться, смеясь; может быть, даже позволить сынишке забраться на плечи и сделать сальто назад. Пусть здоровяк уже и вымахал почти как отец, и годок стукнул четырнадцатый — что не сделаешь ради звонкого беззаботного смеха. А после, когда дыхание от движения собьётся, а глаза защиплет от соли, выбежать наперегонки на берег: кто проиграет, идёт покупать мороженое. За свой счёт, конечно же. В этот раз Владик победил.       Капелька розового, не иначе как клубничного, мороженого упала на песок. Скорчив гримасу, Владик размахнулся и смёл её подальше с глаз.       — Ай!       Володя повернулся на крик сына, чтобы узнать, что случилось. Всё мороженое, ещё секунду назад лежавшее в руке молодого человека, очутилось на песке. Редкие, убогие морские волны, которые достигали этой части берега, захватывали сладкие шарики и утаскивали их в море, видимо, чтобы угостить царя Нептуна. Владик подпрыгивал на одной ноге, держа вторую за пятку, а лицо его скривилось в комичную маску.       — Эй, чего такое? — спросил отец.       — Я пнул что-то твёрдое, — прохныкал в ответ Владик.       Нахмурив брови, Володя подошёл к сыну. Этот пляж можно было отметить за довольно чистую территорию, но никто не застрахован от кощунственного свинства отдыхающих. Бутылка, упаковка от средств солнечной защиты — каждый день хотя бы что-то, да можно было отыскать под всепоглощающим песком. Наверно, от этого люд и мусорит; думает, мол, пляж большой, песка много, кому это может помешать? А то, что помоек нет, не наши проблемы. Мы, мол, сюда отдыхать приехали.       Но, подойдя поближе, Володя увидел, что причиной смешной рожицы сына послужил не мусор. Большая, красивая, цвета обсидиана, раковина с ветвистыми и длинными отростками пряталась в песке, наружу выглядывала только малая, слава богу, гладкая часть. Ударь сынишка по выпирающим шипам, рваной раны было бы не миновать. Среди мелких, невыразительных ракушек, которых на пляже было примерно как звёзд в космосе, этот артефакт выглядел очень внушительно. Присев на корточки, отец начал копать, совсем позабыв про сына. Тот тоже решил, что нога не особо-то и болит, и теперь с интересом наблюдал за действиями отца.       — Что это, пап?       — Это, сынок, — не отрывая взгляда от объекта раскопок, — огромная, чертовски красивая ракушка.       — О! — воскликнул Владик, — Если ты сказал Запретное слово, то она и правда большенная.       — Ух, ну и крепко засела, — процедил сквозь зубы Володя, сдувая непослушный волос, норовящий забраться в глаза.       — Это точно, — пробубнил Владик, сплёвывая солёную крупицу пота.       Солнце, тем временем, нещадно жгло. Спины мужчинок впитали в себя столько лучей, сколько явно им было не нужно. Завтра они покроются болезненной коркой, на которой невозможно будет не то что бы спать, даже одежду лёгкую носить. И мама, в своём обыкновении, начнёт ругаться, размахивая ложкой сметаны и целясь им не в спины, но в головы. А сейчас, невзирая на усталость и высочайшую температуру вокруг, мужи кропотливо трудились, стремясь получить заветный артефакт в свою прекрасную коллекцию.       Долго ли копали они, но своего добились. Последний кусочек, жадно держащий ракушку, как медвежий капкан добычу, позорно сдался, ослабил хватку, и Володя, только и ожидавший этого, с победным кличем рванул артефакт на себя, да так сильно, что сам не удержался на ногах, и сына за собой прихватил. Гогоча, мужчины рухнули на песок и блаженно закрыли глаза. Повисла тишина. Только чайки с моря кричали. Ненадолго.       — Эй, отдай сюда! — крикнул Володя, когда Владик, по лисьи хихикая, схватил ракушку и умчался в сторону моря. Зачерпнув песка, отец беззлобно метнул кучку в сторону убегающей фигуры, но ветер ударом в спину подхватил песчинки и развеял их, как и отцовские старания. Грусть на секундочку опустилась на широкие плечи.       Владик, убедившись, что ему не угрожает колючий комок мокрого песка, осмотрел добычу внимательнее. В длину никак не меньше двадцати пяти сантиметров, поразительно! Шипы, наверно, еще по десять каждый, и так по пять раз. Гладкая поверхность тёмного цвета была однородной, почти нереальной: ни единого чужеродного вкрапления, идеальная консистенция одного и того же цвета по всей поверхности. Заглянув внутрь, Владик пришёл к выводу, что внутри она была такой же идеально чёрной. Тяжёлая, действительно тяжёлая, она не помещалась в руке подростка, и ему приходилось держать двумя руками. Завороженный зрелищем, Владик поднёс здоровенную штуковину к уху.       — Здравствуй, Владик…       Шёпот, чуть слышный, как будто несуществующий, донёсся изнутри ракушки. Пусть ёмкость и прижималась прямо к уху, создавалось абсолютное впечатление, что голос доносится из далёкого далёко. Такой нереальный…       — Я хочу рассказать тебе, кое-что, что может быть очень важным для тебя…       — Владик, ты чего завис?       Отдалённо, Владик слышал голос отца. Но то был шёпот. Голос из раковины теперь говорил отчётливо и громко, говорящий был прямо перед ним, только невидим для глаз. Неприятный, но притягательный голос лился прямо в мозг, настраивая нервы на свою волну. Владик стоял, не моргая. Он ничего не видел. Только слушал.       — Ты уже взрослый, не так ли, Владик? Ты должен понять меня. Я знаю, что твои родители не те, за кого себя выдают. Это люди, притворяющиеся твоими родителями. Они хотят навредить тебе, и ты должен им помешать.       — Вздор. Я тебе не верю, — словно в трансе мысленно произнёс он, не задумавшись и на секунду, что разговаривает с обычным, старым скелетом моллюска.        — Тебе нужны доказательства? Спроси у своего «отца», откуда у тебя шрам, пересекающий всю грудь. Ты же помнишь, откуда?       — Ну конечно, я помню, и папа помнит…       — Дедушкин топор, да-а? — голос из раковины вибрировал настойчивее, Владик чувствовал, что и правда верит его словам.       — Ну… Конечно, несчастный случай, с кем не бывает…       — Спроси своего отца. Он как раз уже подошёл…       Крепкая рука мягко опустилась на плечо подростка. Владик не сдержал вскрика.       — Эй, ковбой, ты в порядке?       Владик отнял ракушку от уха. Голос ушёл. Перед ним стоял отец, его яркие тёмные глаза внимательно смотрели на него, в них читалось не скрываемое волнение. Вдруг, как касание серебряной ложки прямиком из кипятка, голова взорвалась фразой: «СПРОСИ»       — Папа! — выпалил Владик, брызнув вязкой слюной, — Откуда у меня на груди шрам?!       Володя недоумевающе уставился на своего сына. Глянул на грудь. Ни единого шрамика, даже от ветрянки. Пара веснушек, один красный прыщик, два соска… Всё на месте, как обычно, и ничего лишнего. Голос его зазвучал с тревогой.       — Владик, у тебя нет никакого шрама, — нахмурив брови, добавил: — Ладно, пойдём-ка домой. Мама была права, без кепарика не стоило выходить в такую жарищу. Тебе уже напекло.       — Видиш-ш-ш-шь! — вспыхнул Голос из раковины, — Я оказался прав. Это не твой отец. Твой отец знал бы, откуда шрам. А этот говорит, что его и вовсе нет!       — Он не прошёл тест…       — Да, Владик, да! — ликовал Голос, — Ты правильно мыслишь. И ты должен действовать незамедлительно. Знаешь, что тебе нужно сделать?       — М-мне, — внутренний голос подростка дрожал, почти срывался на плач, — М-мне нужно …       — Нет! Не говори. Слова — пыль, ничего не стоят… действуй, делай, что должно, а я могу подсказать тебе, как…       Не успели мужчины отойти от того места, где вода доходила им почти до пупков, как Владик остановился и сказал:       — Па, а давай последнее сальто?       Володя повернулся к сыну. Странный, испуганный взгляд пропал. На него смотрели весёлые, заводные глаза его сынишки. Может, ему показалось, будто что-то не так? Но вопрос не мог ему послышаться…       — А ты сможешь, ковбой? — неуверенно спросил он, в душе надеясь, что ответ будет отрицательным.       — Да легко! — воскликнул тот, — Это будет самое яркое сальто из всех, которые я крутил!       Володя замешкался. В глазах сына на одно мгновение промелькнуло нетерпение. Странное, чуждое, агрессивное. Отталкивающее. Оно показалось и тут же спряталось обратно в свою берлогу, из которой никогда раньше не вылезало. Не хотелось бы ему ещё когда-нибудь увидеть такой взгляд.       — Хорошо, — ответил Володя и наклонился, — Залезай, акробат.       Засмеявшись, Владик ловко залез на плечи, цепко схватив пальчиками ног кожу, а рукой в волосы, поддерживая себя. Огромную ракушку он теперь еле-еле держал в одной руке.       — Эй, а не хочешь положить её? Это может быть опасно.       — Да всё будет окей! — не принимая никаких возражений, крикнул он. — Давай!

***

      Полицейские хроники пополнились новой, ужасающей сознание историей. Будучи на отдыхе, четырнадцатилетний сын убил своих родителей.       Его нашли работники отеля в ванной, заполненной кровью его матери. Он лежал в ней без сознания, а в руках у него была большая чёрная ракушка странного, монохромного цвета. Острые, угрожающие шипы были слегка надломлены, будто с их помощью разбивали нечто прочное. Вскоре следователи узнали, что именно. В море выловили тело: голова пробита в нескольких местах, мозг выпущен наружу: удар пришёлся сверху, настолько тяжёлый, что проломил череп, как картонку. Отец мальчика умер первым, скорее всего, мгновенно. Мать скончалась от рваных ран по всему телу, всего их насчитали полторы сотни. Она лежала около ванной, из которой её, видимо, вытащил сын, когда убедился, что больше не сможет выдоить ни капли материнской крови. В себя мальчик так и не пришёл. Врачи не смогли поставить диагноз: подросток просто спал. Все внутренние ритмы сохранялись, ничего не менялось ни на йоту. Просто он спал и не просыпался. Дело было закрыто, а ракушка спрятана, как вещественное доказательство. Об инциденте никто больше не вспоминал, ровно до того момента, как через пять лет и пять месяцев, десятилетняя девочка умертвила свою бабушку, единственного живого опекуна, и приняла расслабляющую ванну из крови бедной старушки. В руках у неё, с сильно побитыми шипами, лежала однотонная чёрная ракушка. Когда следователи осматривали новое место преступления, им казалось, что они слышат, как шепчет море: тихоньким, призрачным голоском, оно называло имена. Список был очень, очень длинным.