Не покидай

      Ичиго всего пятнадцать, а ему кажется, что он прожил не один десяток жизни.       Его жизнь всегда была насыщена приключениями с щепоткой веселья и с каплей проблем. Его детство длилось недолго, оно закончилось на том моменте, как мать умерла. Тогда маленький Ичиго понял, что в мире не все вечно, что все может исчезнуть в один миг, в одну секунду раствориться в пыль, которую ту разнесет ветер по всей планете. Когда Куросаки становился старше, ему начинало все чаще казаться, что жизнь у него не одна. Слишком много событий, битв, трагедий и радости в ней было, по сравнению с прошедшими днями.       Ичиго всего пятнадцать, а он впервые начал понимать, что такое настоящее отчаяние.       Лежать на футоне в белоснежном кимоно (которое было похоже на то кимоно, в котором хотели казнить Рукию когда-то), посреди пустой комнаты поместья Кучики и ожидать момента, когда тело пронзит боль — невыносимо.       Ичиго раньше не боялся боли, главное, чтобы ее не чувствовали его друзья и родные. А он-то уж точно справится сам, не впервой.       Но сейчас невозможно было так просто отмахнуться от нее, как в былые времена.       Он впервые начал бояться боли, до дрожи, до крика. Боль означала, что силы шинигами начали покидать его навсегда. И Ичиго больше не сможет воспользоваться занпакто, не увидит шинигами, ни Пустых, ни душ-плюсов. Ни Рукию. Никого.       Его ожидало будущее, о котором он когда-то мечтал. Будущее без всего мистического, обычные будни старшеклассников. Но смотря в глаза Рукии парень понимал, что не хочет с ней расставаться.       Они сидели в темноте, а на улице стрекотали кузнечики. Никто из них не хотел включать свет. Ее рука теплая, а его — холодная. Ее глаза наполнены печалью, а его — с виду спокойные, хотя в душе Ичиго творился самый настоящий хаос.       Они молчали. Но Ичиго хотел сказать Рукии так много, сказать ей все, что не успел за это время. Но вместо этого Куросаки молчал.       А губы у Рукии теплые. Она зарывалась руками в его волосы, которые стали короче, целовала медленно, с опаской, как будто боясь, что Ичиго вот-вот исчезнет прямо из ее объятий. И Куросаки этого тоже боялся. Поэтому он сжимал хрупкую девушку в объятья, позволяя наслаждаться себе ее теплом, и отвечал на поцелуи.       Рукия впервые поняла свою беспомощность. Ее возлюбленный, так много сделавший для Общества Душ, спасший мир от Айзена, спасший ее саму, медленно угасал. Как свеча. И она ничего не может с этим поделать. Только сидеть на месте и до боли всматриваться в Ичиго, запоминая каждую деталь его лица и тела. Ее воспоминания — единственное, что останется у Рукии после его исчезновения.       Девушка дрожит, и парень отодвигается, позволяя ей лечь рядом с ним в теплый футон. Он скользил руками по ее хрупкой талии, изредка спускаясь ниже, а затем снова возвращал их на место. Дыхание прерывистое, объятия — крепкие.       Когда-нибудь Ичиго проснется посреди ночи в Каракуре, в своей комнате от очередного кошмара, и проведет рукой по кровати, ища Рукию. Но ее не будет. Будет лишь холодная простынь и горькое осознание того, что Рукию теперь не увидишь.       Но сегодня он спит не один. И кошмаров нет. Пока что.