Ты стала центром моего крошечного мира, который ты одновременно рушила и возводила вновь лишь своим присутствием.
Всё то, что ты делала и говорила, медленно, но верно превращалось в раны на моём сердце (жалко, что его нельзя вытащить, обработать перекисью и засунуть обратно). Я понимал, что ты видела во мне друга и нравился тебе другой человек, однако не хотел этого признавать. Мне казалось, что ты поймёшь, Дженни, поймёшь, что вот он я, парень, который тебя любит всеми фибрами своей сущности.Но ты не выбрала меня.
Я не испытывал в этот момент ничего, кроме боли и желания умереть. Лежал на кровати и смотрел в потолок, желая тебе счастья и смерти одновременно. Всё, что было в моей голове, смешалось и тихо разлагалось, открывая правду на то, что всё это — дружба, ночные разговоры, обещания — было полнейшей фикцией. Ты никогда не смотрела на меня — ты смотрела сквозь; ты никогда не дружила со мной — ты делала вид; ты никогда не хотела меня спасать — ты хотела чувствовать себя сильной с таким жалким человеком как я. Вся твоя сущность пропитана ложью, которую я по глупости принял за правду. Я влюбился во враньё и в нём же запутался, пытаясь найти тебе оправдание. Может, какое-нибудь мгновение, но ты была настоящей рядом со мной? Моё сердце разделилось на две части, и я не мог его обратно склеить. Я тебя ненавидел и любил, считал смертельной болезнью и волшебной панацеей одновременно. Всё это разрывало меня изнутри, и как я ни пытался, но определиться мне не удалось. И чтобы не было так больно, я прятался в шкафу, царапая руки, и ждал. Ждал. Ждал. Ждал. Ждал, когда ты придёшь и я наконец-то пойму и приму, что со мной происходит. Но ты так и не пришла.И я тебя приманил сам.
Мои родители прекрасно знали про тебя, про нашу дружбу, и ты стояла первой в списке контактов (на случай, если со мной что-то плохое произойдёт). Дженни, моя квинтэссенция (я дал тебе такое прозвище, когда осознал, что ты — это центр моей вселенной), ты прибежала так быстро в больницу и с такой болью смотрела на меня, что я наконец-то определился: я влюблён в твой образ, который и я, и ты выстроили по отдельности в своих сознаниях. — Чжинхван, — ты села на больничную койку и аккуратно прикоснулась к моей руке. — Что произошло? Из-за чего? — Я не мог понять кое-что, — тихо ответил, взглянув на окно. — И это кое-что смешалось с мыслями настолько, что я… запутался. — Почему ты мне не рассказал об этом? — посмотрев на меня с неким упрёком, спросила ты. — Я бы попыталась помочь! Ты встала с койки и подошла к окну, дотронувшись кончиками пальцев до стекла, а потом отодвинула штору одним движением.Моя квинтэссенция, я люблю тебя. Выбери меня, пожалуйста, я люблю тебя.
Ты резко развернулась и бросила на меня взор, полный презрения, скрестив руки на груди. Я опустил голову и наткнулся на свои запястья. Интересно, ты была бы рада, если бы каждый шов неожиданно разошёлся и я залил бы тут всё кровью? — Что за бред ты несёшь? — моя квинтэссенция стала айсбергом (прямо как моё сердце сейчас). — А-а-а, ты думал, что я отвечу тебе взаимностью, потому что прибегала каждый раз? — я тоже бегал к тебе, Дженни, не разбивай мне сердце ещё больше. — Я не люблю тебя, Чжинхван, и никогда бы не полюбила. Ты подошла к двери и, открыв её, неожиданно развернулась. Я чувствовал, как твои руки, которые не видел, но ощущал всем своим нутром, сдавливали мою шею, пытаясь меня убить. И вот, то, чего я совершенно не хотел слышать, ты произнесла: «Не попадайся мне больше на глаза». Эта фраза, словно свинцовая пуля, разорвала мою шею за секунду, не давая даже сказать тихого «не уходи, пожалуйста, давай забудем». Я сдерживал рвотный рефлекс, когда ты исчезла, громко хлопнув дверью. Если бы все мифы стали явью, то сейчас я блевал бы лепестками цветов, пытаясь незаметно связать наши красные нити. Однако вместо этого я лежал, крепко сжимая руками горло, пытаясь не дать сердцу и ненужным чувствам вырваться вместе с остальным мусором. Я заплакал будто ребёнок от боли в груди и услышал хруст рёбер внутри. Задыхаясь от собственной слабости и ненужности, я еле поднялся и приблизился к окну, прикасаясь пальцами к стеклу. Я искал тебя в этой пустоте, я хотел последний раз увидеть тебя (пусть со спины), и я не хотел тебя отпускать. Весь я — это жалкое подобие человека. Может, ты по этой причине меня и не полюбила? Когда меня выписали из больницы и я всё-таки вернулся в школу, рядом стало так пусто и холодно. Рядом больше не было Дженни, которая интересовалась (я уже понял, что из жалости), как я и сделал ли задание, рассказывала что у неё произошло и про кафе, в которое мы обязаны сходить. Она и правда скрылась от меня где-то среди друзей, которые ею тоже пользовались. А я… я вскрывался, надеясь, что она меня заметит, но этого не происходило — я прятал в рукавах школьной рубашки (да и остальных вещей) новые шрамы, которые пряталась за бинтами. Мои вены были похожи на море, а порезы — разведённые мосты, которые через некоторое время вновь встретятся (нет). Знаешь, моя квинтэссенция, мне больно, холодно, и жизни во мне больше нет, ведь ты ушла, оставляя меня в паутине вранья, которая довольно глубоко ранит моё тело. Но даже сейчас я бы предпочёл, чтобы красная нить на твоём тонком запястье пронзила медленно твои вены и чтобы, когда бы тебя удачно спасли, рубцы на твоих руках никогда не стёрлись, а стали напоминанием о той боли, что ты мне подарила. Однако после такого подарка, что я тебе пожелал, ты проклинала меня в своём блоге, желая смерти в подворотне или в канаве. Подожди немного, моя квинтэссенция, я обязательно умру, как только ты меня забудешь.я буду лежать под наркозом, умирая от передоза боли, жажды и нелюбви.