Вакантное место на смерть: В канун...

На бархатно-черном небосводе, в кружении таинственно сверкающих холодным серебром звезд, большая желтая луна заливает своим загадочным светом бескрайние заснеженные холмы и поля, убегающие вдаль, за горизонт. И от этого таинственного сияния снежинки, словно отражение всех небесных светил, находящихся в миллиардах лет от нас, блестят в ответ таким же холодным серебром. Весь день небо было затянуто тяжелыми тучами, из которых, не переставая, сыпались крупные хлопья снега, старательно заметая все дорожки и подходы к нашему небольшому каменно-бревенчатому домику, уютно устроившемуся у самой кромки огромного черно-зеленого леса. За окном ночь, беспробудная тишина и холод. А в доме… тепло и с первого этажа, коварно пробираясь через щель под закрытой дверью, в спальне витают соблазнительно вкусные запахи. 31 декабря… Вот только я совсем не чувствую приближающегося праздника. А давящая тишина, окутывающая дом, не хуже мороза за окном заставляет физически ощущать повисший между нами холод. Сделав шаг, прижимаюсь лбом к окну и медленно выдыхаю, отчего небольшой участок стекла тут же запотевает и на нем проявляется сердечко с нашими инициалами. Мы оставили его здесь прошлой ночью, когда проболтавшись почти полтора суток в воздухе, уставшие и сонные добрались, наконец, до коттеджа. Посмотреть на красоту суровой природы ночной заснеженной Ирландии, кутаясь в теплые объятиях друг друга и даря нежные поцелуи — это все, на что нам хватило сил. А теперь все это кажется едва ли похожим на реальность, далеким сном. Всего лишь пара фраз, необдуманно брошенных в пылу ссоры… а сердце саднит и наполняется ноющей болью, стоит в памяти воскресить полный обиды и разочарования изумрудно-зеленый взгляд. Раздосадовано вздохнув, Лекса лишь покачала головой, прежде чем, развернувшись, уйти из комнаты, оставив меня одну мучиться угрызениями совести. И чем дольше я продолжала скрываться в темноте пустой спальни, тем больше казалось, что мы отдаляемся друг от друга. Что ж ты делаешь, Кларк? Подойдя к ночному столику, активирую телефон. Начало двенадцатого. Еще немного и год закончится… Не хочу, чтоб он заканчивался так. Это должны были быть наши романтические каникулы, только я и Лекса. Вместо этого, вот уже полдня мы ведем себя словно два чужих человека, из-за непогоды вынужденных коротать время под одной крышей… Вздохнув, расстроено потираю переносицу, вновь вспоминая неожиданно вспыхнувшую размолвку. Кажется, пора спасать нашу романтику. Решительно запахнув шелковый халат, потуже стягиваю пояс и, выскочив из спальни, стремительно шагаю в гостиную на первом этаже. Небольшая полуовальная комната с панорамными окнами освещается огоньками новогодней гирлянды, развешанной вдоль всех стен под потолком, и тонкими свечами в красивых старинных канделябрах на столе, накрытом на двоих. Начищенные до блеска серебряные подсвечники ярко сверкают в свете жарко пылающего в камине огня. Не замечая моего прихода, Лекса, стоя вполоборота к окну, облаченная в длинное красное платье, мягко облегающее ее точеную фигуру и подчеркивающее худенькие плечи, задумчиво смотрит в темноту, скользя пальчиком по ободку бокала с недопитым красным вином. Взволнованно прикусив губу, осторожно ступаю по мягким шкурам, меж разбросанных подушек перед камином и подойдя к жене обнимаю руками за талию, целуя в плечо. — Прости меня… Она едва слышно вздыхает, но не двигается, пока я скольжу губами вдоль плеча к ее шее и, аккуратно перекинув темные локоны на один бок, оставляю нежные поцелуи на затылке, зарываясь носом в волосы, шумно втягивая в себя любимый жасминовый аромат. — Прости, малышка… я виновата, я не должна была так говорить… я так не думаю… — Шепчу между поцелуями, сильнее сжимая ее в объятиях. Никому из нас не нравится ссориться. Но с годами взаимных упреков становится все больше, а причины для раздора находятся быстрее, в отличие от доводов к примирению. И сделать первый шаг на встречу иногда совсем нелегко, несмотря на всю любовь, взаимную привязанность и все пережитое вместе. Однако я знаю, что, не смотря ни на что, мы стараемся и, даже спустя двенадцать лет, я уверена в своей клятве данной когда-то давно на берегу океана — я все так же, как и раньше, хочу быть только с Лексой. Отставив бокал на высокий, похожий на барный стул, круглый кофейный столик, жена разворачивается в моих руках и, коснувшись прохладными ладонями моего лица, заглядывает в глаза: — Кларк, ты и дети — все, что важно для меня в этой жизни. Так было и так будет всегда. Разве за все время, что мы вместе, я дала тебе повод хоть раз усомниться во мне? — Нет. — Покачав головой, чуть склоняю ее на бок, целуя подушечку большого пальца жены. — Но ты ведь знаешь, что я ревнивая. И когда ты слишком долго вдалеке от меня, я начинаю сходить с ума. — Знаю… — Тихо выдыхает Лекса и уголки губ едва заметно приподнимаются в улыбке, а зелень глаз наполняется теплом. — Пожалуйста, Кларк, не сомневайся во мне… Это очень больно… — Прости. Я очень-очень люблю тебя. — И я люблю тебя. Тяжело вздохнув, она придвигается ближе, мягко касаясь губами моих губ. Большего приглашения мне и не нужно было. Пробежавшись пальчиками по спине жены, притягиваю ее к себе еще теснее и, скользнув языком по нижней губе, углубляю поцелуй. Наши языки, сплетаясь в неторопливом танце, то уступая, то борясь за главенство, сознаются за нас в горечи сегодняшней обиды, в признании неправоты, в боли причиненной необдуманными словами и в смиренном покаянии. Пока руки блуждают по телу, поцелуи говорят о том, чего по каким-либо причинам мы не решаемся сказать вслух… Но все эти признания о любви… нашей любви. — Кларк, ты голая. — Хрипло шепчет жена, чуть отстраняясь и окидывая возбужденным взглядом обнажившиеся участки кожи. — Я надеялась, что так мне удастся заслужить прощение быстрее. Лукаво улыбнувшись, беру ее за руку и утягиваю на шкуры, поближе к камину. Одно движение и шелк, соскользнув с плеч, бесшумно падает к моим ногам. — Кларк… — Иди ко мне, малышка. — Притянув Лексу в свои объятия, нахожу молнию платья на ее спине и аккуратно тяну собачку вниз, пока она целует мою шею и скулы. Подцепив пальчиками края расстегнутого платья, позволяю ему скользнуть к ногам жены и, покрывая разгоряченную кожу поцелуями, укладываю ее на шкуры. — Я хочу любить тебя… сейчас… — Шепчу, замирая в миллиметрах от губ, с удовольствием ощущая на своей коже горячее, сбившееся дыхание. И, не отводя взгляда от темно-зеленых омутов, наполненных желанием, провожу языком по нижней губе жены. Хрипло выдыхая, она приоткрывает рот, а я тут же припадаю в неторопливом, глубоком и чувственном поцелуе. Оторвавшись от столь притягательных для меня губ, мокрыми поцелуями прохожусь вдоль скулы, прикусывая мочку уха, вызывая тихие стоны и легкую дрожь, пробегающую по ее телу. Довольно улыбнувшись, продолжаю языком чертить дорожку по нежной коже шеи, покусывая бешено бьющуюся жилку и под стоны выгибающейся мне навстречу жены, покрываю поцелуями ключицы, оставляя на них алые засосы. — Кларк… — Ш-ш-ш… — Накрыв грудь ладонью, зажимаю меж пальцев напряженный сосок. И в ответ на почти хнычущий стон Лексы вклиниваю свое бедро между ее ног, прижимаясь к горячей влажности плоти. — О… боже… От ее гортанных стонов у меня кружится голова и желание хмелем разливается по телу, наполняя его приятной тяжестью, концентрирующейся внизу моего живота. Не давая ей опомниться, провожу языком по соску, забирая его в плен своего рта. Нежно посасывая, а после прикусывая, вызывая очередную дрожь в любимом теле подо мной. Я проделываю этот трюк еще несколько раз, пока не добиваюсь желаемого — громко вскрикнув, Лекса натянутой дугой выгибается мне навстречу, чертя красные полосы на моей спине. Стоны удовольствия смешиваются и наши тела, легко подстраиваясь, неторопливо движутся в едином ритме. Приподнимаясь на руках, опаляю дыханием другой сосок, отчего она закусывает нижнюю губу, а после провожу мокрым языком по напряженной горошине — зажмурившись, Лекса запрокидывает голову назад и с приоткрывшихся искусанных губ слетают новые стоны. — О боже, Кларк… боже… Я не могу отказать себе в удовольствии и, ускоряя движение наших тел, словно завороженная наблюдаю, как румянец ярко расцветает на ее щеках, как рвано она дышит, жадно хватая воздух ртом, как на лбу, в свете жаркого огня в камине, поблескивают выступившие капельки пота. Руки Лексы, скользнув по оставленным ею царапинам, опускаются на бедра, сильнее прижимая к себе. Я почти рухнула на нее, целуя в шею и замедляя движения, от чего она разочарованно застонала. Ухмыльнувшись, теснее прижимаюсь к горячему телу, подушечками пальцев скользя вдоль ключиц, вниз к груди, задевая напряженную вершину. По ребрам, где, уже не сдерживаясь, впиваюсь в кожу, оставляя розовые полосы от своих ногтей и тут же, сменяя одну ласку на другую, едва ощутимо обвожу пупок пальчиками, прежде чем, скользнув меж наших тел в горячую влажность, одним уверенным движением оказаться глубоко внутри нее. Резко выдохнув, Лекса выгнулась, содрогаясь всем телом. Сделав еще несколько движений навстречу, она упала на шкуры, а на лице заиграла довольная улыбка. Устроившись сбоку, поцелуями покрываю лицо любимой, пальцами вырисовывая незатейливые рисунки на ее животе: — Ну, так как, я прощена? — Определенно. — Блаженно выдыхает Лекса, перехватывая мою ладонь и прижимая к груди, где быстро и сильно бьется сердце. — Я люблю тебя. — Шепчу, оставляя еще один поцелуй в уголке ее губ и бросая взгляд на настенные часы над камином. — Малышка, без трех минут двенадцать. Хочешь открыть шампанское и загадать желание? — Позже. — Уверенно фыркает она в ответ, укладывая меня на спину. — У меня и так уже есть все, что я хочу.