Один среди миллиарда людей

В доме на меня давят стены, отчего я совершенно не могу писать. Всё кажется враждебным и настроенным против. В комнате становится душно и тесно, а ещё эта чёртова лампа, что постоянно мигает из-за перегорающей лампочки! Нет, здесь невозможно оставаться. Через пару мгновений холодный воздух наполняет мою грудь и успокаивает на минуту. Бесконечной поток мыслей замедляется и внутри, после стольких бессонных ночей, проведенных в раздумьях, становится так тихо и пусто. Впервые за последние три дня я чувствую себя спокойно и облегченно, будто наконец-то отдышался после длинного марафона. Весь восточный Роданте Пьер погрузился во тьму, но здесь, на побережье, стоят легкие сумерки. Заходящее солнце сливается с лилово-голубым небом, придавая раскиданным перьевым облакам мутный серо-синий оттенок. Океан сегодня спокойный: волны не поднимаются выше метра и тихо набегают на золотистый песок. Несмотря на вечер пятницы, всё побережье пустует и в радиусе двухсот метров не слышно ни одной шумной компании или раздражающей музыки. Вокруг тихо настолько, что меня оглушает мой внутренний крик, раздирающий каждую клеточку. Мне не хватает воздуха. Тело пробирает сильная дрожь, но не от холодного ветра, дующего с океана, а от усталости и дикой паники, которая накрывает меня второй вечер подряд. В безысходности я сажусь на мокрый песок, запуская руки в волосы и упираясь локтями в колени. Новая волна захлёстывает мои коричневые мокасины, но мне всё равно на это. Я чувствую, как к горлу подступает неприятный комок, а глаза наполняются слезами. Нет, я не должен плакать, на это просто нет времени. Проведя в таком положении пару мгновений, я тянусь за тетрадкой и ручкой, что бросил в паре сантиметров от себя. Я открываю самый конец, там, где ещё остались чистые разлинованные листы, и принимаюсь писать снова. В тетради появляются размашистые кривые буквы. К чёрту аккуратность. Мне не для кого стараться. Через минуту я прерываюсь, ставя точку и всматриваясь в солнце, которое уже полностью растворилось в сливовом небе. Теперь в голове вместо миллиона раздражающих мыслей появляются эпизоды прошедшего месяца, как в киноленте, которым я даже дал названия, потому что они навсегда отпечатались в моей памяти. Эпизод I: «FISH & ALCO» Жаркий конец июля. В это время никто не нуждается в алкоголе и сытной пище, но Стью решил, что ему одному в роли официанта будет скучно, так что мои планы с Мелиссой насчёт выездной прогулки провалились, и мне приходится ехать на работу. — Перестань, — девушка прижимается ко мне, несмотря на сущую жару, и тихо проговаривает, — я рада провести с тобой целый день, даже если он будет в этом… кафе. Я смогу позагорать на террасе или поплавать, пока ты работаешь. — Я не хочу, чтобы ты впустую тратила этот день, — я целую её в лоб, проводя рукой по кудряшкам, что покрыты страшным слоем лака. — Ох, хватит, — Мелисса хлопает меня по плечу и запрыгивает в машину, где температура на десять градусов выше, чем на улице. Через полчаса я надеваю пропитанный запахом масла и рыбы передник официанта и вхожу в зал. Вся забегаловка выполнена из темного дерева, отчего даже в солнечные дни здесь всё кажется слишком мрачным. Все столики вынесены на веранду, с которой открывается прекрасный вид на океан. Кажется, единственный плюс «FISH & ALCO» — это вид… и крабы. Остальное — элементы дешевого пивного бара, который славится лишь драками и красивыми девчонками, что ищут лишь парня на ночь. Мелисса, как и планировала, отправилась на пляж, находящийся в нескольких метрах. Я же остался в душном зале, у пустой барной стойки, занимаясь бессмысленным перекладыванием салфеток. Но моё занятие было прервано неожиданным посетителем. Это был парень, примерно восемнадцати лет со светлыми волосами, зачёсанными с помощью геля. Черты его лица очень запоминающиеся, должен признать: ярко выраженные скулы, заостренный нос, и глубоко посаженные большие голубые глаза. Так же должен признать, что для Северной Каролины он одет, как для модной Южной: тяжелые белые кроссовки, светлые отбеленные джинсы, которые трудно найти даже в Нью-Йорке и голубая поло, расстегнутая на все пуговицы. — Что же заставило не местного придти сюда в такую жару? Только не говори, что дешевая выпивка, — я усмехаюсь, сползаю с барного стула и иду вслед за посетитель, держа в руках меню. — Здесь просто веселее, чем у меня дома, — он усмехается и садится за самым ближним столиком на веранде. — Как ты догадался, что я не местный? Мой шарм выдает? Или всё же акцент? — То, что ты счёл это место весёлым. — Что ж, Мэт, — парень прочел мой бейджик, — я Уилл. И да, я не местный. И да, пока это кафе для меня весёлое. Ты один тут? — Моя девушка сейчас на пляже, а второй официант, Стью, где-то в подсобке у холодильников со льдом. И как я ему завидую, ты бы знал. Уилл рассмеялся, но сделал заказ, состоящий из коктейля со льдом, чтобы я «мог хотя бы на мгновение охладиться». — Ты не хочешь составить мне компанию? Иначе я чувствую себя глупо, понимая, что это реально ужасное место. Весь оставшийся день я просидел с ним, рассказывая про городок и слушая его истории и причины, почему он здесь. Стью давно ушел, а Мелисса то появлялась, то снова исчезала на пляже. Так что, компания Уилла была лучшим вариантом этого дня. Ветер бьёт мне в лицо, отчего я резко открываю глаза. Вокруг всё стемнело и по небу уже были раскиданы звёзды. Волны продолжали захлёстывать мои ноги, но сейчас я находился уже не здесь, а в другой реальности. В той, что безвозвратно ушла. Эпизод II: другие люди. — У такого милашки, как ты, нет девушки? Ты шутишь! — воскликнула Мелисса, перебив рассказ Уилла. С нашей первой встречи прошла неделя и изо дня в день мы находились вместе, потому что, как сказала Мэл, мне не помешает ещё один друг, а точнее хотя бы какой-то друг. — Не шучу. Просто не хочу обременять себя какими-то отношениями. Это лишняя ответственность и пустая трата времени, — каждый раз, когда Уилл заговаривал об отношениях, то подпирал свой подбородок рукой, закрывая губы указательным пальцем. Не то чтобы я наблюдал за ним, но это просто заметно. — Ты глубоко ошибаешься! — девушка захохотала, но смех прекратился, когда она взглянула на часы. — Ой, мальчики, мне пора! Мэт, расскажи ему о плюсах отношений и позвони, когда будешь дома. Мелисса поцеловала меня и тут же выбежала из кафе, мелькнув своими золотистыми кудряшками и ярко-фиолетовой пышной юбкой, усыпанной красными розами. Мода восьмидесятых хороша, но иногда рябит в глазах от всего этого неона. — Да, да, расскажи мне про плюсы отношений, — Уилл рассмеялся и, встав изо стола, вышел на веранду, где теперь, вечером, было необыкновенно хорошо. — Я люблю Мелиссу, но, скажу по секрету, отношения выматывают и меня. Солнце давно зашло за горизонт, но небо продолжало гореть так же, как цветы на юбке убежавшей девушки. — И ты не хочешь расстаться? — вместо улыбки лицо парня выдало ужасную печаль. — Мы вместе с ней с седьмого класса. Она — часть моей жизни и я не знаю, как без неё жить. Она всегда рядом и что может быть без неё? — В мире много других людей, друг. Но если ты любишь её, то нечего и говорить. Да, Мэт, в мире много других людей. Я повторяю себе это третий день подряд. Это стало моей мантрой, звучащей в голове голосом Уилла, с той же интонацией, с той же печалью и с тем же странным смыслом. Эпизод III: неизвестность и страх. Прошло три недели с нашего знакомства. Я не был никогда так открыт и честен ни с кем кроме Мелиссы и теперь Уилла. Он стал моим настоящим другом, несмотря на такой короткий срок, но это всё от того, что в мои рабочие дни он зависает со мной в кафе, а в выходные вместе мы проводим чуть ли не полные сутки. На месте Мелиссы я бы стал ревновать, но она наконец-то нашла время на свои девчачьи дела, оставив беспокойство обо мне и моём одиночестве. — Когда ты собираешься обратно? — Эм, мой отец нашёл работу пастором в местной церкви, так что… я остаюсь. — Ты явно не счастлив этому. Сегодня семья Уилла устраивала барбекю, куда я и был приглашён. Так что сейчас мы сидели во дворе его дома у тлеющего костра и распивали последние две бутылки пива. — Ещё больше религии в моём доме, чему радоваться? — он выдавил из себя смех, пропитанный грубостью и издёвкой. — Я бы не сказал, что ты выглядишь, как ребёнок из религиозной семьи, — я старался пошутить и подбодрить его, но вышло только хуже. — Знаешь, Мэт, уже поздно. Я думаю тебе пора. Уилл поспешно допил свою бутылку и отправил её в мусорный бак. — Я уйду, если ты хочешь, но мы можем и поговорить, — я оторопел, но не сдвинулся с места. За это время я успел понять, что Уилл тот парень, который без умолку может разговаривать, так что сейчас его поведение очень странное. — Мэт, — он шумно выдохнул и подошёл к забору. — Я… Это трудно и я не хочу, чтобы этот разговор стал последним. — Что ж, ладно. Если так, то я пойду… Но… Ты знаешь, где меня найти, — я поставил на стол бутылку, стянул с ног плед, любезно предоставленный миссис Купер, и, выйдя за пределы двора, направился по слабо освещенной дороге домой. — Стой! — через пару минут до меня долетел его крик. — Да? — я остановился под фонарём. Вдалеке о берег разбивались волны. Сегодня океан бушевал, принося не только ледяной воздух, но и грозовые тучи. — Я устал бежать от самого себя и если то, что я тебе скажу, ты не примешь, я пойму. Никто не принимает этого, но я всё же надеюсь на тебя, — его голос дрожал, а глаза бегали, что совсем ему не свойственно. — Я твой друг, Уилл. И ты можешь быть честен со мной. — Мне плевать на религию. Возможно, я бы стал таким же фанатиком, как и папа, если бы вся эта муть принимала меня таким, какой я есть. Но люди… религиозные люди… я думаю, они могут меня даже сжечь за то, кто я, — он снова улыбался. — Сейчас середина восьмидесятых, так что люди больше не боятся признаваться, а моя недолгая жизнь в Нью-Йорке показала, что за право быть настоящим нужно бороться и… что бег не спасает. В общем… Ох… Мэт, я гей. Поэтому и посылаю к чёрту всю эту религию и ненавижу тот факт, что мой отец никогда не сможет меня принять. С минуту я стоял неподвижно. Его признание было для меня неожиданным и… шокирующим? Я никогда не попадал в подобные ситуации и никогда не встречал парня… которого привлекают другие парни. Так что я даже не знаю, что на всё это ответить, хотя прекрасно понимаю, что Уилла изнутри сжирает неизвестность и страх. — Я не твой отец, — медленно проговариваю я, боясь сказать теперь что-то неправильное и лишнее, — и я не религиозен. Ну, как, хожу на служения, но… Всё в порядке, Уилл. Этот разговор не станет последним. Мои брюки намокли от воды, а ног я практически не чувствую. На улице стало слишком холодно, так что пора возвращаться. Но я продолжаю вспоминать прошедший месяц, и с каждым последующим эпизодом мои руки начинают дрожать. У меня нет желания идти в дом. Я хочу навечно остаться здесь, на побережье, в холоде, но в таком безумно прекрасном состоянии спокойствия и одиночества. Я очень устал. Эпизод IV: пустота, которую не заменяет трепещущие чувство. — Прости, я не думал, что Мелисса так отреагирует, — я положил руку на плечо, Уилла, который облокотился на перила веранды бара. — Ничего страшного, — его голос на секунду дрогнул, — я привык к тому, что люди считают меня ничтожным. Помнишь, я говорил, что мы часто переезжали? — Да, ты говорил, что в Нью-Йорке у отца прогорел бизнес, и вы уехали в Южную Каролину. — В Мертл-Бич. За два года, что мы там прожили, я побывал в каждой из школ, потому что… Один раз я сблизился с одним парнем, а он… он просто хотел поиздеваться надо мной и раскусить во мне гея. После этого все студенты знали о том, кто я. И везде, в каждой школе, я терпел издевательства и побои. Унижения и слёзы. Родители ничего не знали об этом, потому что в оправдание всего я приводил тот факт, что ненавижу футбол и плевать хотел на всех этих качков, поэтому и получаю синяки. Позже, когда уже не осталось школ, в коридорах которых не упоминалось бы моё имя, я просто перестал выходить из дома. Месяц я провел в кровати, залечивая свои раны. Потом маму уволили, отец с треском провалил ещё один бизнес и мы приехали сюда, к родственникам. Так что, вывод этой истории таков, что я привык слышать подобное в свой адрес и я не виню Мелиссу, но теперь она явно ограничит наше общение. Я рассмеялся, хотя на самом деле было не до шуток. — Если Мелисса так сделает, то я прислушаюсь к твоему мнению о том, что в мире много других людей. Но всё это не важно. Главное, что бы ты был собой. И я рад, что ты смог признаться ещё одному человеку, несмотря на страх быть снова оскорблённым. Я не убирал руки с его плеча. Возможно, это лишнее неловкое касание, но так я хотел показать, что рядом. — Спасибо, Мэт. Ты не можешь представить, как это важно. Океан сегодня снова бушует. Волны бьются о сваи, на которых стоит веранда, так что иногда вода попадает и на дощечки и на нашу обувь. — Это пустяки, правда. Уилл поворачивается ко мне лицом и грустно улыбается. Луна подсвечивает его со спины, а фонарики, обвивающие деревянные колоны, позволяют видеть мне лицо. При таком свете его глаза кажутся сине-стального оттенка. — Я совершаю ошибку, да? — шёпотом произносит парень и половину слов проглатывает шум волн и ветра. Его рука с перил соскользнула на мою щёку, и это касание обжигает сильнее, чем солнце в разгар лета. Я не двигаюсь и ничего не говорю. Стою, как испуганный мальчишка, слушая сильный стук сердца и чувствуя ледяной ветер и горячую руку на лице. Тело пробирает дрожь, когда Уилл аккуратно касается моих губ. И в этот самый момент наступает тишина. Вокруг меня и внутри. Волн и океана больше не существует. Страха и стука сердца тоже не слышно. Есть пустота, которую не заменяет трепещущие чувство. Я отступаю от Уилла на шаг. Возвращается страх, а к нему прибавляется непонимание и злость, переходящая в печаль. — Да. Шёпотом произношу я, будучи уверен, что и мой ответ съест шум разъяренного океана. Уилл испуганно смотрит на меня, прикоснувшись указательным пальцем к своим губам и через мгновение на веранде остаюсь только я. Эпизод V: мы вместе и мы спятили. Конец августа. В «FISH & ALCO» с каждым днём появляется всё больше и больше людей, а следовательно нет и минуты на отдых. Но всё же я постоянно отвлекаюсь, вглядываясь на входные двери, ожидая встретить его. Уилла. Прошла неделя, как мы не виделись. Первые дни я был сам не свой, испуганный и подавленный, но сейчас что-то изменилось. Мне стало безразлично на всё то, что я думал и совершал раньше. Мир перевернулся, а я был этому причиной. Мелисса изо дня в день твердит о том, как ужасны и противны геи, но от её слов мне хочется показать и доказать ей, что это всё нормально и ориентация никак не влияет. Но больше всего мне хочется помочь Уиллу. Тот поцелуй имел для него смысл, который я разрушил. Я знаю, что должен быть рядом, но я не знаю как. Он больше не появляется в кафе, а на звонки домой отвечает его мама, ссылаясь на болезнь. Я хочу, я готов идти к нему в дом и плевать на то, что там будет его религиозный папа, который не потерпит разговоров о другой ориентации, но… я не успел осуществить этого. В пять часов, в самый разгар работы, он вошел в кафе. Растрепанный, что, кстати, не подходит к его привычке и моде постоянно зачёсывать волосы на одну сторону с помощью геля, в привычных тяжелых кроссовках, отбеленных джинсах и в такой несуразной гавайской рубашке, что никак не сочетается с его стилем. Я улыбаюсь его виду, но в ответ получаю лишь испуганный взгляд. — К черту всё, Мэт. К черту работу, Мелиссу и все твои мысли обо мне. Мне просто нужен ответ. Прямо сейчас, — его голос снова дрожит, а в глазах стоят слезы. Уилл держит меня за запястье и находится так близко к моему лицу, что невольно привлекает внимание всех посетителей. Но важно ли это сейчас? — Этот мир ежедневно сходит с ума. Куртки «Members Only», парашютные брюки, пейджеры, сотовые компании, экстази. Всё меняется и какого чёрта все удивляются, что сами меняются под давлением всего этого? Просто скажи мне, ты… готов сойти с ума вместе со мной? Прямо сейчас. — Да. Я снова шепчу, но теперь это так звонко, что, кажется, гром и тот тише. Фартук, испачканный в масле и пиве, летит куда-то в сторону бара вместе с блокнотом для заказов. К чёрту всё. Какая разница, кто что подумает? Мир и правда спятил, так почему мы должны среди всего этого цирка быть правильными и следовать морали? К чёрту. В следующее мгновение мы вместе уже бежим по побережью, задыхаясь от солёного воздуха и усталости, но нам всё равно. Мы вместе и мы спятили. Преодолев несколько миль с остановками на восстановление дыхания, мы находимся уже на побережье Уэвеса. Дикий пляж, с кустарниками и горячим песком. Уилл обессиленно падает у воды и его тут же накрывает волной, отчего по всей местности разносится его смех; я следую за ним. Я дохожу до дома, медленно и устало, потому что хочу как можно дольше оставаться здесь, снаружи, вдыхая запах солёного океана, а не запираться вновь в комнате, от которой воротит. Это же пройдёт? Должно. Надеюсь. Переступив порог комнаты, я кидаю тетрадь на стол, а сам падаю на кровать. Последнее, что я вижу, прежде чем провалиться в тяжёлый сон, ещё одно воспоминание. Эпизод VI: здесь и сейчас. Уже стемнело и по небу растянулись легкие тучи, скрывая яркое сияние звезд. Мы лежим молча, слушая крики чаек, шум волн и ощущая их касание на своей коже каждый раз, когда они набегают на песок. Мокрые и уставшие, мы просто смотрим на небо, не смея разрушить идиллии. — В мире и правда много людей. Миллионы. Миллиарды. С разными глазами, цветом кожи, волос; с разной культурной, стилем, ориентацией и чувствами. Нас так много и все мы разные. Но несмотря на всё это, я уверен, что всех нас объединяет две вещи. Первая — мы все часть огромной Вселенной, а это уже говорит о нашей особенности. Вторая — мы все заслуживаем больше, чем мы имеем. Этот мир издевается над нами, но он делает нас сильнее. Все его испытания — это лишь преграды на пути к нашему счастью. И плевать я хотел на всё, что было раньше. Я счастлив. Здесь и сейчас. Уилл поворачивается ко мне лицом и на момент я снова вижу в его глазах испуг. Но, заметив мою улыбку, он приближается и целует меня. Больше нет страха и пустоты. Лишь спокойствие, так что я просто отвечаю на поцелуй, думая лишь о том, как прекрасна эта ночь. Мы пролежали так в обнимку, изредка целуясь, до самого утра. Временами мы засыпали, но океан будил нас и снова мы говорили о вселенных, о будущем, о сумасшествии и обо всём, что ещё только имело значение, а имело всё, кроме людей и религии. Когда солнце еще не поднялось, но небо уже отливало перламутром, Уилл разрушил идиллию, что, на самом деле, рано или поздно произошло бы. — Мне пора домой. Я поймаю попутку, потому что на обратный путь нам просто не хватит сил, — он смеётся и, взяв меня за руку, поднимает и ведёт наверх, в сторону шоссе. — Что вчера произошло? Почему… — Ты не должен беспокоиться, всё хорошо. Я просто понял, что хочу этого и хочу быть тем, кем я должен быть. Так что, вчера, признавшись родителям, я не стал дожидаться реакции и пришёл к тебе, потому что… нуждался в тебе. — Всё точно хорошо? — я неотрывно смотрю на Уилла, пытаясь понять, не врет ли он. — Да. Он целует меня в лоб и крепче сжимает ладонь. Через пару минут на шоссе появляется машина, водитель которой с радостью решает подвезти нас. На протяжении этих двадцати минут мы не говорим больше с Уиллом, лишь обмениваемся взглядами и улыбками. Эти стены давят на меня. Лампа продолжает мигать, но сейчас она не раздражает, потому что тоже стала не важным предметом этого мира. Тетрадь, измятая и полностью исписанная, имеет значение, потому что хранит в себе важную часть моего лета, моей жизни. Я завязываю галстук, поправляю пиджак и выхожу из квартиры, захватив тетрадь. На протяжении всего пути я кручу ручку в руках, раздумывая над тем, что можно ещё внести, но вместо новых нужных слов появляется самый последний эпизод. Эпизод VII: иной я. Первый день осени. Мы не виделись с Уиллом день и я знаю, что мы встретимся сегодня в школе, в наш первый учебный день в выпускном классе. По привычке я одним движением скидываю всё, что лежит на письменном столе в рюкзак и выхожу из комнаты. — Будь аккуратным, — как всегда кричит мама, когда я сажусь на велосипед. В ответ она получает улыбку. Сегодня совершенно обычный день, только я совсем иной. Я проезжаю мимо полицейской машины с включенными огнями и лишь через мгновение понимаю, что она припаркована у дома Уилла. Дальше всё идет отрывками, непонятными, скомканными и почти забытыми. Велосипед тормозит с характерным звуком и отметинами на асфальте. Несколько шагов и я уже стою на лужайке дома Куперов. Я слышу плачь и низкий голос полицейского. — Вы иссекли его розгами? — Да вы хотя бы знаете, кто он? Я вижу отца Уилла в его пасторском одеянии с окровавленными руками. Каждый раз, когда он говорит, из его рта вылетают слюни и тысяча гневных слов и несколько строк из Библии. — Бен, ты убил его, — дрожащим голосом проговаривает миссис Купер. На этих словах весь мир вновь переворачивается, но теперь причина — Уилл. Вслед я слышу крики матери, которая просит меня остаться и поговорить с полицейскими, но я не могу. Внутри всё сжимается до такой степени, что становится больно дышать, отчего, проехав пару дюймов, я падаю с велосипеда на траву и не шевелюсь какое-то время. Потом на место боли приходит паника, и я рыдаю. — Вы собрались здесь, чтобы почтить память, лживо поплакать и лестно о нем отозваться? На его похоронах собрался почти целый город, здесь есть даже люди, которых я не знаю, хотя живу здесь восемнадцать лет. — Вам всем на него плевать, вы лишь льстивые уроды. Кстати, «плевать» — это его слово. Вы пришли сюда, а значит вы готовились слушать траурные речи, так что наберитесь сил и послушайте правду. К чёрту, что тоже его фраза, ваши чувства и ваше мнение. Я смял тетрадь и засунул в задний карман брюк. Я должен говорить то, что думаю, а не то, что должно быть принято этими людьми. — Уилл боролся за то, чтобы быть тем, кем он хочет. Мнение людей, побои, религия его съехавшего папаши, страх — это играло такую важную роль, хотя на самом деле не имело никакого значения. Какой парадокс, да? Мы создаём изо дня в день новые вещи, электронику, тренды и с раскрытыми ртами смотрим на то, как быстром меняется мир…, но ведем себя как бездушные идиоты, когда дело касается изменения нас самих. Никто из вас не был готов принять того факта, что Уилл гей. И не смейте отрицать! — эту фразу я буквально кричу в микрофон, потому что на лицах собравшихся тут же выражается сожаление и протест. — Для вас это противно, мерзко, некрасиво. Так что ж, примите его смерть, которая ознаменовала его борьбу за себя настоящего, как эстетику, как правильность! Все же заслуживают этого, не так ли?! Если ты не готов быть как все, следовать общим принципам и идеям, то добро пожаловать в могилу?! Вот ваше мнение, да?! К чёрту вас всех. Уилл заслуживал быть счастливым, и если тогда, на диком пляже, он почувствовал хотя бы капельку этого, то всё это не напрасно. Слёзы текут по моим щекам и я даже не пытаюсь их смахнуть, потому что это нормально и это по-настоящему. Я вглядываюсь в лица каждого, кто сидит напротив меня и гроба Уилла. Смятение, страх, непонимание, жалость, горечь — это всё окутывает меня, как тяжелое одеяло зимой, но под ним мне ещё холоднее. — Его борьба не напрасна. Он стал тем, кем всегда был. И если вы считаете, что он был недостоин этого, то к чёрту вас. Я бросаю микрофон на землю, отчего раздаётся оглушительный ультразвук, подобный тому, что разъедает мой мозг четвёртый день подряд. Пусть хотя бы секунду почувствуют ту физическую боль, которая в стократ меньше моей душевной.