Возможность

Аллен тяжело вздохнул, сердито надувшись, и несильно пнул ножку стола от безысходности. Очередной эксперимент грозил провалиться. Причём провалиться из-за такого пустяка, как погрешность в две десятых миллиметра. Иногда Уолкер ненавидел Тёмную Материю с Чистой Силой и их совершенно идиотское взаимодействие — вечно они капризничали и спорили, не поддавались управлению и выставляли его полным посмешищем на фоне остальных Ноев. Не то чтобы Аллена это сильно заботило, но бесило вот однозначно. Особенно раздражало то, что он все эти чёртовы почти сто лет горбатился над исследованиями, пытаясь устаканить баланс противоположных сил в своём теле, но особого результата это не приносило — как был неумелым мальчонкой, таким и остался. Мана, понятное дело, тысячу раз уже предлагал просто оторвать левую руку, потому что она всё равно отрастёт — регенерация Ноев и все дела, но Аллен не желал расставаться с Чистой Силой, присоединение которой к своему телу стоило ему слишком многого. Это было напоминанием — пусть и не самым приятным, но определённо точно важным. Как-никак, а Чистую Силу пришлось себе припаивать в скором порядке после первой встречи с Неа, который, будучи слишком кровожадно настроенным по отношению к неизвестному учёному, желавшему изучить Ноев, чуть не оторвал ему голову. Аллен рассмеялся, зажмурившись, и глубоко вздохнул. Как же много времени прошло уже. А ведь началось все аж сто с лишним лет назад, еще до того, как Аллен даже мог подумать, что станет Ноем. Вот же Неа, вот же засранец, подкинул ему подарочек… Аллен всего лишь хотел исследовать Семью Ноя, а что уж из этого вышло… Даже странно, что все получилось так, как получилось, и теперь он находится там, где находится. Уолкер обвел взглядом комнату. Окно с пейзажем Черного города, разворошенная кровать, приоткрытый шкаф, из которого вывалились брюки, длинный стол с реактивами у стены, на котором Тики опять забыл свой учебник по юриспруденции… Аллен подпер рукой щеку и совсем пригорюнился. И ладно бы еще Чистая Сила бунтует, с Темной Материей соперничает и уравновешиваться не хочет — с этим он привык как-то справляться. А вот что делать с Тики, который даже по прошествии ста гребаных лет не оставался ночевать с ним в одной постели? Оставлял вещи, гордец недотраханный, приходил спать днем, когда Аллен работал, принимал вместе с ним ванну, вытаскивал его на прогулки… А вот спать с ним в одной постели не хотел — всегда смывался в свою комнату, и никакие уловки его не брали. Уолкер даже пробовал сам к нему приходить — наутро он обнаруживал себя в пустой постели, а Тики — в своей комнате или даже у Вайзли. …вот у Вайзли этот идиот спал! И даже в обнимочку с ним! Помнится, Аллен страшно разозлился, когда в поисках этого Третьего апостола, у которого ему нужно было взять кровь на анализ, зашел к Мудрости, и увидел, что этот идиот спит у Пятого на коленях. На коленях, мать! Он ни разу за сто лет не спал у Аллена на коленях! Только в его кровати — и то, когда самого Уолкера в этой кровати не наблюдалось. В общем, это заставляло чувствовать себя до ужаса скверно, и мужчина часто вспоминал про Неа, которого теперь неплохо понимал. Неужели это рок всех Четырнадцатых Ноев теперь — вконец охренеть, пока добиваешься любимого человека? А ведь Аллен был куда строптивее Тики — не поддавался паршивцу-Неа ни за какие коврижки. Да и куда уж там поддаться, когда его главной задачей было не умереть при каждой новой встрече с ним? Как-никак, а воспоминания о не самом приятном знакомстве засели глубоко под кожу, заставляя сторониться Кэмпбелла столько, сколько было возможно. А потом…, а потом как-то внезапно вышло так, что Аллен отдал ему свою душу. А потом и тело. Во всех смыслах. Уолкер хмыкнул, покачав головой, и против воли кинул взгляд на колбу, по старой и надоедливой привычке, от которой так и не удалось избавиться, вглядываясь в место между шеей и плечом. Понятное дело, Неа там быть никак не могло, но отчего-то этот странный ритуал, повторяющийся несколько раз в месяц, позволял… не забывать, наверное. Не забывать то (того), с чего (кого) всё это и началось. …и дёрнул же его чёрт изучать Ноев, идиот, почему не остался на стадии, когда интересны козявки или хотя бы детишки? Аллен вновь наткнулся взглядом на учебник, оставленный Тики, и обиженно закусил губу. Мужчина не мог понять, что у того было в голове, потому что долгое время до его нового пробуждения опасался, что тот, переродившись, просто отстранится от него, оставив эти чувства там, в прошлой жизни, но… этого не произошло. И оттого более странным выглядело то, как Микк вёл себя. Словно… словно Аллен для него был навязанной Шерилом женой, с которой необходимо проводить определённое количество времени и выполнять свои супружеские обязанности. Да мужчине было плевать, если бы всё оно так и было, но, чёрт раздери, только при условии, что в эти супружеские обязанности входил бы сон в одной постели! …хотя кому он врал вообще? На самом деле, если это так, смысл свободолюбивому Тики вообще с ним быть, щелкать его по носу, оставлять в его комнате вещи и… и… и… В общем, просто проводить с ним время. Тому же Шерилу, кстати, совсем не нравилось то, что его братик так много внимания уделяет Четырнадцатому Ною, от которого вечно одни взрывы и проблемы. Сначала это было забавно, конечно — Аллен признавал, что ему нравилось иногда издеваться над Тики, задевая его своей памятью о Неа и все такое… Но вечно это продолжаться не могло, и в итоге мужчина стал очень четко разграничивать этих двоих. Потому что Неа и был для него теперь просто воспоминанием. А вот Тики — он был настоящим, живым, теплым. Да, у Аллена была дурацкая привычка вспоминать Кэмпбелла к месту и не к месту. Да, поначалу он действительно рассматривал Тики как лекарство от меланхолии. Да, поначалу ему было просто интересно, насколько так похожие внешне люди могут разниться внутренне. Оказалось — между ними целая пропасть. И когда Аллен это осознал, он просто как-то очень быстро понял и то, что Тики Микк — не только «долгосрочная перспектива» в смысле развлечения. Уолкер привязался к нему, и что удивительно — его это почти что не напрягало. Совсем не напрягало бы, спи Тики вместе с ним и позволяя прижиматься к себе ночью. Аллен понимал, что в нём играет его нездоровый эгоизм и желание быть под чьей-то защитой, взращенное ещё бедным детством первой жизни, а потом — и Маной, который любил его и опекал, но всё равно ничего поделать не мог: он просто хотел, чтобы Микк спал рядом с ним, чтобы не боялся чего-то совершенно неясного, чтобы сам Уолкер… ощущал себя в безопасности. Время медленно клонилось к вечеру, и Тики вновь где-то шлялся на своих шахтах, управлять которыми ему на удивление понравилось больше чем, убивать по приказу Маны, отчего Аллен, разочарованный очередным провалом эксперимента, чувствовал себя слишком одиноким. И обычно, стоило ему лишь почувствовать себя так, он сразу же направлялся либо к отцу, либо к Вайзли. Мана, к сожалению, оказался занят: вязал какие-то подарки на приближающиеся праздники, отчего Аллен, не желающий смущать мужчину своим присутствием, крепко обнял его и пошёл искать Мудрость, который, как обычно, оказался в своей комнате, предающийся праздному безделью. Мудрость переродился немного позже Тики и в этой своей жизни был чернявым и смуглым, так что поза лотоса ему необыкновенно шла, а именно в этой позе он и сидел, когда Аллен вошел к нему в комнату. Дверь закрылась за мужчиной бесшумно, но как только это произошло, Пятый апостол, не открывая глаз, с насмешкой поинтересовался:  — И что же понадобилось от жалкого меня великому и ужасному Аллену Уолкеру? Мои услуги все платные, — работа сказалась на Мудрости самым пагубным образом. До Пробуждения он жил тем, что промышлял шарлатанством на поприще оккультизма, а потому, прежде чем помочь другу и брату бескорыстно, сначала всегда требовал за свои услуги именно деньги и ничего более, совершенно плюя на то, что нуждаться ему теперь не в чем. Аллен воспринимал это как дурную привычку — такую же, как свое собственное ожидание увидеть тень Неа в зеркале за своей спиной — и старался просто не обращать на нее внимания. В этот раз, впрочем, Мудрость обошелся без традиционного вымогательства и даже соизволил открыть глаза, когда Уолкер сел перед ним в кресло и озабоченно вздохнул.  — Хотел спросить, не видел ли ты своего брата, — сразу перешел мужчина к делу, не слишком жалуя лишние расшаркивания. Вайзли вскинул брови и хитро улыбнулся.  — Которого из? Уточни, пожалуйста. Уолкер закатил глаза, не желая, на самом деле, играть в эту идиотскую игру, и спокойно пояснил: — Тики. Мне нужен Тики, — он недовольно скривил губы, раздражённо качнув ногой, и вздохнул, поражаясь своей внезапной нервозности. Что это с ним? Неужели так соскучился по Микку, который пропадал на своих шахтах уже больше недели, даже не соизволив предупредить об этом? — Ты же знаешь, когда он вернётся, не так ли? — уже спокойнее поинтересовался мужчина, наблюдая, как Вайзли обиженно надулся, явно надеясь на небольшую игривую перепалку (как же хорошо было то, что тот не мог читать его мыслей), но тут же мягко улыбнулся (так мог только он — ласково и успокаивающе, в чем-то даже снисходительно, но не бесяще) и кивнул, хитро сверкнув глазами. — Зна-а-аю, — протянул он, напоминая своим поведением сытого кота, которому нужно было ещё несколько банок сметаны. Аллен фыркнул. — Ну что тебе надо на этот раз? — со смешком покачал он головой, и Вайзли восторженно подобрался, хлопнув в ладоши. — Чтобы ты кое с кем в оперу сходил! Это ну о-о-очень надо! — жалобно простонал Мудрость, и Уолкер подозрительно прищурился, призывая объяснить ситуацию полнее. — Есть один министр, расположение которого очень нужно Шерилу, — принялся разъяснять Вайзли, и Аллен обречённо вздохнул, уже понимаю, куда всё это ведёт. — Я пытался с ним поработать, но мозги у него оказались ну о-о-очень хрупкими, а мне слишком лень возиться с такими подопытными, так что, — он заискивающе поиграл бровями, — помоги мне, братишка, а я скажу тебе, когда твой ненаглядный возвращается.  — Он не мой ненаглядный, — Вайзли не мог читать его мысли, но прекрасно изучил за эти сто лет, и это было иногда слегка неуютно. Потому что чувства к Тики, они… они были чем-то очень личным. Собственно, Аллен и самому Микку ни разу не говорил, что любит его. Он говорил, что тот роскошный сукин сын, что тот великолепен, что тот потрясающ. В постели. Потому что думал, Тики приятно такое слышать, раз он — Удовольствие Ноя. А в остальном же… с одной стороны, он сам просто не знал, с какой стороны подступиться к этому, а с другой — все же между ними было вроде как ясно. Аллен же в итоге сам его удержал, сам его поцеловал. О, чем они потом занимались на кухне… Акума разбежались, а Семья осталась без обеда, и им обоим знатно влетело, но разве это так важно, когда ты лежишь на столе и жрешь гребаную слойку, поднос с еще дюжиной которых едва не свалил пару минут назад, а знающий толк в извращениях Третий апостол гладит тебя под рубашкой.  — Если ты будешь и дальше так говорить, Тики никогда не начнет предупреждать тебя о том, куда сбежал и когда вернется, — заметил Вайзли поучительно и важно надул губы, как будто давно это знал и считал, что Уолкер сам все сразу понял. А Аллен нихрена не понял и нуждался в пояснениях, потому что Тики был потрясающе страстным в постели — и обидно отстраненным почти все остальное время.  — Да он не особо и рвется быть моим ненаглядным, — недовольно выпалил Аллен, поджимая губы и на какой-то момент ощущая себя совсем мальчишкой, а не взрослым мужчиной, которому через пару лет уже пора будет уйти в перерождение.  — Значит, ему не хватает от тебя чего-то, — заметил Мудрость, пожав плечами, и уточнил: — Ну так что, пойдешь с министром в оперу? Не хватает? Но чего? Что ещё Аллен должен был дать Тики, чтобы тот… чтобы тот остался рядом с ним? Вайзли требовательно потянул его за штанину, в ожидании уставившись ему в глаза, и мужчина мученически вздохнул. — Да схожу, схожу, — проворчал он, на секунду скривившись, и покачал головой. — Просто поход в оперу, так? Ты меня не к извращенцу, случайно, отправляешь? — все же с подозрением поинтересовался Аллен, чтобы избежать… неприятных ситуаций. Мало ли кем был этот министр, не так ли? А Уолкер до сих пор очень плохо контролировал себя в моменты злости. Да и… Тики-то, наверное, иногда и развлекался на стороне, флиртуя и пуская в ход всё своё обаяние, которого для одного Аллена было слишком много, но сам мужчина… он же был Верностью. А это, скорее всего, что-то да значит. Вайзли лукаво усмехнулся. — Не могу сказать, что он извращенец, но симпатичных парней со шрамами любит, так что, пожалуйста, не убей его случайно, — проворковал тот, и Уолкер обречённо закатил глаза. Ну что за семейка — вертят им как хотят, чёрт подери. — С тебя причитается, понял? — в итоге проворчал мужчина, покачав головой, и Вайзли радостно разулыбался и хлопнул в ладоши. — Отлично! Это будет через два дня, за подробностями к Шерилу, скажешь — я попросил, — чётко проинструктировал он и нарочито легкомысленно пожал плечами. — А Тики вернулся сегодня утром и сейчас должен быть у себя. Вот это было уже апогеем. Аллен вскочил, чувствуя, как в нем заклокотала злость и на себя, и на Мудрость, и на этого придурка, из-за которого постоянно расставался со своими тайнами или тратил свое время на какую-нибудь дребедень, и зарычал, без преувеличения.  — Да какого ебаного хуя он даже не сказал, что вернулся?! Ну почему, почему, почему?! — мужчина стиснул зубы, чтобы не сболтнуть чего-нибудь очень личного и лишнего на этот счет, и ощутил, как начинают снова выскакивать из плеч шипы Темной Материи, тут же среагировавшей на его злость.  — Потому что не думает, что тебе это интересно? — осторожно предположил Вайзли, отодвигаясь от него подальше и делая быстрый жест ладонью, как будто выметал его из комнаты.  — Да он даже не пробовал, скотина! — совершенно взорвался Уолкер, топая ногой и на какой-то момент думая, что, наверное, очень смешно выглядит в этой своей злости. От его плеча отлетел шип и впился в стену, тут же рассыпаясь, но оставляя за собой черный след и глубокую выбоину. — Давай ты не будешь все разносить в моей комнате, а? — увидев это, вместо ответа тут же предложил Пятый апостол. — Иди вот к нему и выясни, пока ты еще достаточно зол и решительно настроен на такие разговоры. А то потом еще сто лет ждать, когда ты созреешь… — буркнул он уже себе под нос уже тише, и Аллен подумал — а почему бы и нет? В конце концов, надо между ними что-то решить уже, верно? Они же уже как сто лет вместе! Или нет… В этом, на самом деле, тоже необходимо было разобраться — потому что Тики целовал его, обнимал, шутил и шептал всякие пошлости, но постоянно словно закрывался ширмой, словно бы не желая показывать себя. Словно бы в любой момент мог исчезнуть из-за этой ширмы, уничтожить всё то, что было между ними. И не то чтобы Аллен так сильно переживал и горевал от этого, потому что прекрасно понимал, что рано или поздно такой разрыв случится (о боже, им жить ещё до самого скончания времён, неудивительно, если интересы будут меняться), но молчание Микка по поводу отношений его определённо напрягало. А потому, чёрт подери, Уолкер вытянет из этого парня всё необходимое — даже если придётся прибегнуть к каким-нибудь крайним мерам! …хотя что могло служить крайними мерами сейчас? Аллен встряхнул головой, воодушевившись этой идеей, и, попрощавшись с выгоняющим его Вайзли, направился к Тики, твёрдо намереваясь наконец понять всё то, что так давно его интересовало. Тратить много времени на путь до апартаментов любовника (господи они сто лет вместе, а комнаты у них до сих пор разные, какого черта?) мужчина не стал — просто открыл врата и вышел у дверей, решив для начала постучать. Нужно оставаться спокойным и злым, правда? В ответ на стук послышалось сосредоточенное «войдите», и Аллен несколько удивленно вскинул брови. Раздолбай Тики Микк занимался чем-то серьезным в своей комнате, которая, как он всегда сам говорил, для дел не предназначена? Это было правдой, на самом деле — Третий апостол всегда что-нибудь читал или изучал либо в комнате у Аллена («Это выглядит как лаборатория господина Графа, так что самое то»), либо в библиотеке, либо в кабинете у Шерила, либо… в общем, в любом другом помещении Ковчега, но только не в своей комнате. И теперь… Аллен толкнул дверь и вошел, уже заранее готовясь начать орать, как только их отрежет от коридора стеной, и… замер. Раздолбай сосредоточенно изучал какой-то увесистый талмуд явно не европейского происхождения и только лениво поднял на гостя глаза, тут же манерно вздергивая брови.  — Мммм, Аллен? — собственное имя вместо более привычного, хоть и бесящего «Малыш» в очередной раз резануло слух. Мужчина ощутил, что, чуть успокоившийся, снова закипает. — Ты что-то хотел? — между тем поинтересовался Микк как будто они виделись только пару часов назад, а не несколько дней.  — Хотел, — холодным голосом отозвался Аллен, скрещивая на груди руки. — Узнать, где ты был и почему не сказал, что вернулся. Тики скептически приподнял бровь, придавая своему молодому, почти ещё даже мальчишескому лицу донельзя забавное выражение, и скривил губы — так, словно этот разговор уже утомил его. Мужчина ощутил, как Тёмная Материя вновь норовит вырваться из него острыми копьями и пронзить всё вокруг — идиотская способность, над которой до сих пор не было должного контроля. — А ты мне не ревнивая женушка, чтобы я отчитывался о каждом своём шаге, — безразлично обронил Микк, чуть прикрыв глаза и даже не смотря в сторону Уолкера, которому вдруг словно весь воздух из лёгких резким пинком выбили. В груди заклокотало, забурлило, руки задрожали, но Аллен прикусил губу и постарался успокоиться, чтобы не показывать своего состояния Тики, чтобы тот не понял, как же на самом деле его постоянно это задевает. — Да блять! — всё же сердито выдохнул он, с силой притопнув и чуть не выливая порцию Чёрной Материи на пол. — Блять! — зло прошипел Аллен, хороня в себе гневное рычание. — Да кто тебе мешает-то, а? Парень недоуменно нахмурился и бросил на него какой-то почти… почти до умилительности недоверчивый взгляд. Как будто действительно не понимал, зачем Уолкеру это нужно. Тот, впрочем, и сам это не очень-то понимал, слишком привыкнув, на самом деле, к происходящему и не особенно-то строя какие-то планы на будущее.  — Эм… А зачем мне это? — осторожно поинтересовался он — так, словно шел по минному полю. — И тебе самому, впрочем. Аллен стиснул зубы и мотнул головой. Идиотидиотидиот, повелся как мальчишка на подначки паршивца-Вайзли, играющего на два фронта. И какой был вообще в этом смысл, если Тики ему не… не… — Ну чтобы ты мне хоть тогда находил нужным говорить куда уходишь и когда вернёшься! — выплюнул он уже откровенно зло, стискивая руки в кулаки и до крови закусывая губу. Взгляд Тики стал еще недоуменнее. И не зря. Следующий его вопрос Аллена просто добил. — …а тебе это разве надо? Мужчина почувствовал, как кровь отхлынула у него от щек, и выпалил: — Да я… я… Я же люблю тебя, идиот! И волнуюсь! И скучаю! А ты… А ты!.. Придурок! На этом он все-таки зарычал и сердито топнул ногой, больше не в силах выдерживать этот… этот… позор! И — резко развернулся, чтобы уйти и больше никогда не заходить сюда, потому что смысла в этом не было совершенно никакого. Потому что перья сыпались с него, а копья торчали из плеч, опасные и острые, готовые пронзить любого, кто подойдёт. Вот сейчас он завалится к Мане, уляжется у него на коленях как самый настоящий мальчишка, которому необходима отцовская забота, и будет жаловаться на всё подряд: и на идиота-Тики, которому оказалось плевать на то, что Аллен так настойчиво добивался его, а потом и всячески показывал свою привязанность (хотя, он допускал, это могло быть плохо заметно: у Уолкера вообще было всё очень плохо с выражением чувств), и на проваленный эксперимент, и на то, что ни Чистая Сила, ни Тёмная Материя не желают ему до конца подчиняться, и даже на то, как его невероятно бесит появление этих навороченных компьютеров, в устройстве которых слишком старомодный Четырнадцатый разобраться не может. Мана поймёт его. Это же Мана — его дорогой отец. Мужчина стиснул зубы, раскрывая дверь мощным пинком и хлопая ею о стену, как вдруг его талии коснулось что-то мягкое и донельзя знакомое. Шупальце. Одно из тех, которые Тики какого-то чёрта не показывал ему все эти сто лет. Он замер, непроизвольно широко распахивая глаза, потому что это… было ужасно внезапно и… и… он не был к такому готов, и он… он хотел этого, все эти гребаные сто лет хотел, но никак не мог заставить себя спросить, почему Тики… не хочет больше к нему так… так прикасаться. Мысли минутой поперепутались в голове, и прежде чем Аллен успел оказать сопротивление, он уже сидел рядом с недоверчиво разглядывающим его Тики на кровати. И его явно не собирались никуда отпускать. Потому что щупальце с его талии никуда не делось — только истончилось как-то, словно беззащитное или… что? Доверчивое? Словно Тики считал, что нет смысла его удерживать, но показывал так, что теперь весь этот странный, сумбурный разговор приобрел какой-то смысл. Только какой в этом был смысл, если за все эти сто лет этот придурок даже ни разу не спал рядом с Алленом? И если Аллен, как ни корячился, ничего важного о нем за все эти сто лет так и не узнал. — …любишь?.. серьезно?.. — голос парня показался Уолкеру каким-то почти что шелестом — будто сел, осип от чего-то. Лицо его изменилось, смягчилось и из недоуменного стало каким-то… грустным. Аллен нахмурился, не понимая, в чем дело и чувствуя себя откровенно не в своей тарелке. Впрочем, причина выявилась почти тут же. И заставило Четырнадцатого дернуться как от удара током. — Ты ни разу за все время мне этого не сказал, — произнес Микк негромко и как-то очень натянуто улыбнулся. Щупальце на талии Аллена стало, кажется, еще тоньше, и Уолкер подумал, что парень явно не хотел об этом ему говорить. На самом деле, Тики о многом не хотел говорить, но Уолкер никогда не настаивал, боясь разрушить то хрупкое что-то, проскальзывающее между ними временами и вновь прячущееся куда-то глубины сознания. Потому что чувства мужчины к нему были искренними, а вот чувства Микка казались тем ещё вопросом. Аллен видел, как тот отстранён от него, как тот постоянно пропадает где-то, избегал любого проявления симпатии везде, кроме постели, и это… о, это бесило, конечно, но Четырнадцатый был всё-таки невероятно терпеливым и спокойным малым в большинстве случаев, а потому внимания на этом старался не заострять. Потому что он же был, чёрт подери, Верностью. И влюблялся, видимо, крепко и надолго. — Ты не выглядел так, словно тебе это надо… — неуверенно пробормотал Аллен, всё ещё находясь в прострации и рассматривая тонкое чёрное щупальце, и осторожно коснулся его, мягко погладив и с каким-то восторгом замечая, как плоть под пальцами коротко вздрогнула. Тики склонил голову, с какой-то осторожностью придвигаясь ближе, и хватка щупальца на талии Аллена стала крепче — как будто Третий апостол передумал отпускать его, если что.  — Это еще почему? — вскинул брови он, и Уолкер фыркнул, преодолевая желание обиженно отвернуться, чтобы не выглядеть задетым за живое мальчишкой, которым не был.  — Ты со мной даже в одной постели не спишь, — буркнул он сердито, а Тики… Тики на это вдруг прыснул, совершенно растеряв весь свой искусительский лоск, и резко завалил его на постель, усаживаясь сверху и крепко целуя. При этом он как-то смешно зажмурился — как будто совсем отчаянно, и Аллен, увидев это, даже не стал брыкаться. Просто закрыл глаза сам и потянулся вперед, чувствуя, как эйфорическое чувство восторга заполняет его до краев. Но так было лишь пока парень не отстранился и не просверлил его очередным задумчивым взглядом. При этом он даже не запыхался ни капли, чертов сукин сын, и теперь к тому же имел неоспоримое преимущество в их борьбе, потому что прижимал мужчину к кровати.  — Я вообще-то поговорить хотел, — сварливо поджал губы Аллен, тщетно стараясь показаться недовольным, но явно не преуспевая. Тики хитро растянул тонкие, ещё совсем юношеские губы в улыбке, заставив Уолкера отчего-то вспыхнуть, хотя, чёрт подери, сейчас из них двоих был старше именно он, и, улегшись на его грудь и сверкая глазами, выдохнул: — О чём? Маленький искуситель. Ему же в этом теле всего лишь лет двадцать, не больше. Аллен отвёл взгляд, чувствуя себя каким-то слишком неопытным и смущённым (он просто давно его не видел, вот и всё!), и принялся бормотать, удивляясь своему поведению: — М-может быть, нам стоит прекратить всё это? — Тики непонимающе нахмурился, и в его лице заиграли знакомые сердитые нотки. — Т-то есть!.. Просто… нужен ли я тебе… — как же сбежать уже хотелось, а. Чёртов Вайзли, будет он его ещё хоть раз слушать, ну конечно!  — Ты что, дебил? — парень резко сел и сжал его бедра коленями, но в этом жесте не было ничего интимного — скорее, одна только обида, да и само лицо Третьего апостола говорило о том же. Но Аллена было не купить так просто на нахмуренные брови и надутые губы (блядские, чересчур потрясающие губы, которые только что его целовали).  — Кем-то вроде дебила себя и чувствую, — заметил он недовольно, с легким опасением ощущая, как щупальце с его торса убралось — как будто исчезло или растаяло. Это заставило не на шутку забеспокоиться, потому что начал он определенно не с того. Тики хмыкнул как-то очень невесело и снова улегся ему на грудь, сердито щуря глаза и выпаливая прямо в лицо:  — Если ты хотел знать, почему я не сплю с тобой в одной кровати — то только потому, что не люблю, когда меня во сне лапают и зовут чужим именем, ясно?! Аллен застыл. Этого же просто… просто не могло быть, он же ведь уже давно не… не…  — Ч-что? — он дернулся вперед, но Тики пригвоздил его к кровати и с вызовом посмотрел в глаза, явно не имея никакого желания повторяться. Словно Аллен сам должен был все понять. Но этого просто не могло быть! Неа ведь не снился ему уже очень давно! Очень-очень давно! Лет тридцать уж точно! Как только Аллен отпустил его, как только перестал винить себя и ненавидеть то, что остался жив, как только начал смотреть в зеркала без желания разбить их, как только… как только смирился. Он же любил Неа, да. Когда-то, когда-то давно, когда был обычным человеком, которому внезапно захотелось изучить Ноев, который гнался за знаниями, который плевал на всех, кроме своей семьи — кроме себя, оставшегося в этой семье единственным. Но сейчас… сейчас у Аллена была Семья, был Тики, был Мана, была та же самая Роад, не отстающая от него иногда часами, и Неа — Неа остался по ту сторону зеркал, иногда напоминая о себе лёгкой рябью. Потому что было невозможно не вспоминать о том, кто позволил тебе жить. Кто заставил тебя жить вместо кого-то. Уолкер потерянно сглотнул, не понимая, совершенно не понимая, какого черта вообще происходит, и сглотнул. — Я… я не понимаю… — ошеломлённо протянул он, блуждая взглядом по потолку. — Он мне не снился лет тридцать точно… Тики с отсутствующим видом (снова, снова с этим отсутствующим видом!) пожал плечами (Уолкер ощутил его движение и тут же прижал к себе рукой, не сразу понимая, что оно значит и думая, что парень хочет подняться). — Ты можешь этого и не помнить, — произнес он очень спокойно, покорно переставая двигаться и замирая. — Просто когда ты отрубаешься за своими реактивами, и я тебя на кровать перетаскиваю, ты периодически брыкаешься и бормочешь, требуя Неа тебя отпустить и не мешать заниматься делами. Это был удар ниже пояса. Аллену показалось на какой-то момент, что внутри у него все заледенело, потому что… Твою мать, такое действительно могло быть, но он-то… он думал, его переносит в кровать Мана, вечно пекущийся о том, чтобы его несмышленый столетний сынишка хорошо спал!  — А… это ты переносишь меня в кровать?.. — только и смог выдавить мужчина в итоге, чувствуя себя совершенно жалко. И на что он вообще рассчитывал, придя сюда со своими претензиями? Было вообще удивительно, что такой гордец и эгоист, как Тики таскает его на руках и спать укладывает. Микк в ответ на его вопрос снова пожал плечами.  — Когда как, — и вдруг сел, просто пропустив руку Уолкера, не дающую ему подняться сквозь себя. — Если это все, что тебя интересует, тогда…  — Нет, это не все, — не терпящим возражения тоном оборвал его мужчина, резко садясь следом и упрямо поджимая губы. Этот маленький идиот никуда от него не сбежит. Аллен шел сюда за ответами — и он еще получил не все из них. — Почему ты не сказал мне об этом, а просто сбежал? — выплюнул он почти зло. Однако на Тики это как будто не оказало никакого эффекта.  — А смысл? — парень заерзал, стремясь вывернуться из его рук и пересесть обратно на кровать, но как-то… не слишком охотно. Словно бы наплевательски — как будто ему уже испортили настроение, и сопротивляться не было никакого резона. — Я был с тобой дольше, но во сне ты зовешь все равно его. У Аллена словно ведь кислород из лёгких резким пинком выбили. Тики… ревновал? В его голосе проскальзывали обиженные нотки, сразу же, однако, тонущие под волной прошибающего снисходительного пофигизма, и мужчина не мог понять, чего в нём после этой фразы было больше: стыда или радости. Потому что Микк, видимо, всё равно что-то испытывал к нему, раз относился так… собственнически. Потому что Аллен звал Неа, которого отпустил, — потому что сама сущность звала своего истинного хозяина, которого больше нет и никогда уже не будет. Может быть, идиотка-сущность поймёт это, когда Уолкер переродится, но сейчас данный факт приносил явно одни неудобства. И в первую очередь Микку. — Но я люблю тебя, Тики, — с улыбкой шепнул Аллен, всё же подавшись к парню и глядя его по кучерявым чёрным волосам. — Тебя, а не его. Парень шумно вздохнул и обнял его, прильнув к нему всем телом и снова обвив щупальцем. И Аллену сразу стало спокойнее, потому что это… разве не означало это, что он делает правильно? У него вообще никакого опыта не было в отношениях, потому что раньше… раньше Неа все делал за него — ему оставалось только сдаться. И Тики — он ведь сам всегда куда-то его вытаскивал, по большей части сам приходил. Пока внезапно вдруг не перестал, словно ему это надоело. Хотя на самом деле… мог ли он счесть, что просто надоедает Аллену? Мужчина зарылся пальцами в локоны парня на затылке и принялся поглаживать его, постепенно спускаясь вниз, к шее, и переходя на спину.  — Я тоже тебя люблю, — вдруг тихо произнес Тики, выгибаясь под его рукой и чуть отстраняясь. — Как только очнулся после Пробуждения — я сразу подумал о том, как соскучился по тебе. Аллен хрипло хохотнул, почему-то все еще чувствуя себя полным дураком, и притянул Третьего апостола к себе. Он ужасно соскучился по нему за это время, и теперь, когда они вроде все выяснили… это следовало закрепить, потому что самому Уолкеру в этом теле осталось совсем недолго, и кто знает, каким будет следующее. На самом деле, он надеялся, что Тики понравятся его рыжие волосы, а потом вспоминал, что сущность-то изначально принадлежала Неа, так что, наверное, и тело следующее она будет искать похожее не на Уолкера, а на предыдущего Четырнадцатого, но думать об этом сейчас не хотелось, потому что Микк, неожиданно мягкий в этот момент, такой трепетный и невероятно милый в своём юношеском теле (тонкие руки и выступающие ключицы, о боже, какой же он всегда красивый), был сейчас полностью его. Аллен обнял его, прижимая к себе и с радостью наблюдая за тем, как тот без какого-либо сопротивления утыкается носом ему в плечо, и глупо разулыбался, чувствуя, как внутри всё набухает и желает вырваться наружу. Мужчина прошёлся дорожкой мелких поцелуев от виска до подбородка, не переставая улыбаться и желать, чёрт раздери, сейчас просто вскочить и закружить этого скрытного идиота по комнате. Однако Тики, конечно, не дал ему отделаться так просто. Как, собственно, никогда и не давал. Немного поерзав, парень прижался к мужчине еще крепче (и как только ухитрился?) и едва слышно выдал: — И все-таки. Если любишь меня, почему зовешь его? — Аллен замер, с необъяснимым удовольствием вслушиваясь в нотки собственничества в его голосе, и тихо засмеялся, ощущая себя как воздушный шарик, который парит в небе.  — Не дури, — приказал он и легко отстранился, не размыкая, однако, объятий. Ему надо было просто посмотреть Тики в лицо, прежде чем сказать еще что-то, потому что его слова — как и чувства к Неа — были важны. Потому что именно из чувств к Неа родилось его Имя. Потому что именно Неа подарил ему возможность жить так, как он живет сейчас, и не бояться умереть. Именно это он и попытался объяснить молча слушающему его Микку.  — Ты же единственный Ной, который умеет ходить сквозь стены, — заметил Аллен с усмешкой. Удивительно, но он в деталях помнил те их разговоры столетней давности, которыми все только-только начиналось. — Как ты мог этого не подслушать? Я боялся умереть, Тики. Боялся не успеть сделать все то, что наметил. И потому стал искать способы продлить жизнь, а потом — жить вечно. Это привело меня к Семье — к Графу и Неа. Парень откинулся обратно на кровать и потянул его на себя, заставляя улечься рядом и для порядка даже прикрыть глаза. Все-таки когда решил смотреть Тики в лицо, Аллен здорово себя переоценил. С закрытыми глазами говорить было легче.  — И Неа, значит, помог тебе обрести бессмертие? — в голосе Микка слышался наигранно-ленивый интерес. — И поэтому ты его так помнишь и любишь. — Он подарил мне свою жизнь, — поправил его Уолкер. — Отдал Сущность. А значит — дал возможность узнать тебя ближе, чем на поле боя, хотя вот этого я совершенно не ожидал. Тики как-то неверяще фыркнул, словно воспринял его слова за какой-то подкуп или, что вероятнее, подлизывание, и уже приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, вновь напустив на себя это нарочито безразличное выражение, но мужчина тут же продолжил говорить, желая убедить Микка в чём-то ужасно важном. В своей Верности, вестимо. — Я был очень жадным человеком, — начал Аллен, раскрывая веки и серьёзно смотря в глаза парня, не отводя взгляда и словно бы заставляя его слушать себя. — Жадным до жизни. До знаний. До открытий, — он никогда не говорил этого ни Тики, ни отцу, ни кому-либо ещё. Даже Неа. Он всегда скрывал свои причины, свои желания, потому что не стремился расставаться с ними, да и просто делиться с кем-то настолько личным было слишком… странно для него. Мана, конечно, скорее всего, знал об этом (как-никак, а отец), но даже этот факт иногда раздражал: настолько Уолкер не хотел распространяться о своих стремлениях. — Я желал, — мужчина мотнул головой, ловя заворожённый, будто бы удивлённый взгляд Тики, — я жаждал узнать как можно больше. Я боялся не узнать чего-то об этом мире. Я боялся умереть, не разгадав и миллионной части тайн этого мира, — взволнованно выдохнул Аллен, сглатывая, и усмехнулся, пряча взгляд. — Так не закономерно ли то, что я…— он облизнулся, чувствуя, как сложно сказать об этой неутешительной правде замершему словно бы в ожидании Микку, — так привязан к Неа, который и подарил мне эту щедрую возможность? Тики сразу же как-то кисло вздохнул, утыкаясь взглядом в потолок, и мужчина зажмурился, ощущая себя полным идиотом. Не нужно было говорить об этом. Не нужно было признаваться в своей жадности, в своей алчности, которая могла бы и стать его Именем, не будь уже Шерила, но Микк обиженно надулся, явно всеми силами пытаясь скрыть свою обиду, и наигранно безразлично выдохнул: — Так, значит, я и правда всего лишь долгосрочная перспектива?  — Ты идиот, — Аллен вздохнул и, перекатившись, устроился у него на груди. — Я и Неа рассматривал как долгосрочную перспективу, — Тики скосил на него раздраженный взгляд, но смолчал, и Уолкер счел это за хороший знак, — но потом — влюбился. С тобой — такой же парадокс — влюбился. Здесь черты лица парня чуть смягчились, и мужчине даже подумалось, не поцеловать ли этого паршивца. Тики так просто удавалось одним лишь своим недовольным видом вытягивать из него откровения, что это было даже обидно. И несправедливо. Потому что сам Аллен о нем почти ничего и не знал. Однако с поцелуями, кажется, было пока что рано. Да и… раз уж начал говорить, то стоило закончить.  — Семью я тоже рассматривал в качестве перспективы, — Аллен устроил подбородок на ладонях и рассеянно всмотрелся в родинку у явно растерянного Тики на шее. — И знаешь что? Снова влюбился… — это признание породило растерянность уже в нем самом. — У меня, кроме Маны, никакой семьи никогда и не было… На этом Микк как-то очень резко вдохнул — и вдруг перекатился на живот, подминая Уолкера под себя. Мужчина шикнул, не ожидав такого подвоха, и замолк, настороженно глядя на парня. А Тики… Тики смотрел на него. И — улыбался. Вот же придурок. Аллен подался вперед и легонько чмокнул его в подбородок, улыбаясь в ответ и на секунду жмурясь, чтобы спустя мгновенье буквально угадать, что парень наклонился к нему пониже, и переключиться на его губы. Они не виделись целую неделю, о боже. Мужчина даже не думал, что успел так соскучиться. Нет, он понимал, что скучает, конечно, но… В общем, это был совершенно другой вопрос. И от этого осознания ему снова неимоверно захотелось закружить Микка по комнате. В конце концов, тот просто обязан поддаться минутной слабости Аллена и позволить ему делать что вздумается. Он же тоже скучал, верно? Не мог не скучать, даже если не пришел сразу после возвращения, патлатый засранец. Уолкер мстительно прикусил парню губу и резко сел, чуть отталкивая его от себя и подскакивая с кровати. И — хватая виновника своего подскочившего вверх настроения за руку. Тики удивленно ойкнул и широко распахнул глаза, явно не сразу осознавая, что вообще происходит. Аллен крепко прижал его в себе и закружил как маленького мальчика или кого-то вроде. И царящий в комнате рассеянный свет только добавлял ситуации идилличности. Да и почему нет, в конце-то концов. Однако долго это, разумеется, не продлилось. Тики пришел в себя буквально секунд через двадцать и тут же начал брыкаться — не слишком сильно и охотно, но вполне ощутимо. — Перестань! Я ж не мелкая девица! — в итоге прошипел он сердито, и Аллен ухмыльнулся, целуя его в ухо и тут же соскальзывая губами на скулу. С надутыми губами и сдвинутыми бровями Тики был слишком умилителен, чтобы внимать его грозному тону, но мужчина предпочел этого не озвучивать. — Ты мелкий ревнивец, — вместо этого довольно указал он, скривляя в усмешке губы и останавливаясь, но так от себя Микка и не отпуская. Парень на это только закатил глаза. — Я старше тебя на семь тысяч лет, спасибо большое, — заметил он светским тоном и гордо вскинул подбородок. И Аллен снова чмокнул бы его — именно чмокнул, потому что в данный момент Микк выглядел действительно чересчур мило для настоящих поцелуев, и портить момент Уолкер не хотел, — если бы не… — …правда? — ошеломленно выдал он, щурясь и пристально всматриваясь в тонкое бледное лицо Тики в попытке отыскать в его словах хоть какой-то подвох. Однако парень казался достаточно горд своим заявлением, чтобы можно было счесть это самое заявление за правду. Он даже подбородок так вскинул, как будто только что совершил что-то выдающееся.  — Ну вообще-то да, — между тем усмехнулся Микк и воспользовался заминкой мужчины, чтобы обнять его за шею и прижаться поближе. Перестать быть таким умилительным. — Вообще-то Семья появилась сразу после Ноя, — заметил он как ни в чем не бывало. И Аллен хмыкнул, стараясь хоть ненадолго себя отвлечь.  — А почему же тогда Тысячелетнего Графа зовут Адамом? Тики лукаво поиграл бровями, сразу теряя весь свой самодовольный лоск, и загадочно отозвался:  — А это очень длинная и запутанная история, если хочешь знать. Вот сволочь! Мужчина завел глаза и издал длинное «пф». — Я думаю, уж теперь-то у нас впереди полно времени, — заявил он, склоняя голову набок и поглаживая парня по спине, — и ты успеешь мне ее рассказать.  — Вполне возможно, — дразняще повел головой Тики и широко улыбнулся. И — потащил его обратно на кровать.