Несколько фактов о Юрии Плисецком

      Юрий Плисецкий — грубиян.              Его грубость — не попытка скрыть смущение или неловкость. Это не подростковое желание казаться круче и взрослее. Это даже не агрессия.              Он просто грубиян. Точка.              Юра умеет виртуозно материться на русском, чуть хуже на английском, и даже первое слово, произнесённое им на французском, тоже ругательство. Весьма грязное и пошлое, отлично подходящее обстановке, потому что именно в этот момент Жан-Жак толкается в него членом, но ругательство.              Юра так общается. Это его манера, и он недоуменно смотрит в ответ, когда ему говорят поумерить пыл. Потому что понятия не имеет, что в его пыле не так.              Жан-Жак привык. Настолько привык, что с азартом обучает Юру французскому, внутренне дрожит, вслушиваясь в картавую «р», которая в исполнении Юры уже сама по себе звучит очень развязно, но сдабриваемая очередным ругательством — всё на том же французском — просто сногсшибательна. У Жан-Жака сносит крышу моментально, а Юра этим бессовестно пользуется.              Он сидит напротив, медленно облизывает с верхней губы остатки крема пирожного — Жан-Жак уверен, что он специально ел неаккуратно! — и, склонив голову к плечу, тянет:              — Putain de bonne journée¹.              Жан-Жак сглатывает вдруг ставшую слишком сладкой колу и изо всех сил сдерживается, чтобы не разложить его прямо здесь: в небольшом кафетерии кинотеатра на виду у немногочисленных зрителей, ожидающих сеанса. Юра улыбается, обхватывает губами трубочку, скользнув по её кончику языком, и смотрит, понимает, чёрт его дери, и провоцирует.              Жан-Жак обещает себе разобраться с этим позже.              Юрий Плисецкий обожает кинотеатры. Он любит смотреть фильмы на большом экране, развалившись на мягком сидении и по возможности закидывая ноги на передние места. Поэтому он предпочитает выбирать время сеансов, когда в зале мало людей. Он любит практически все жанры: дурацкие американские комедии, фантастические саги о космосе и боевики с ненатуральными перестрелками. Однажды Жан-Жаку даже удаётся затащить его на нашумевший мультфильм.              А вот фильмы ужасов он не выносит. Никогда в этом не признается, но терпеть не может и всячески отговаривается от похода в кино, стоит кому-то заикнуться об этом жанре.              Жан-Жак естественно в курсе, но иногда позволяет себе маленькую слабость и ведёт Юру именно на фильм ужасов, не слушая никаких отговорок. И ругательств на любом из языков, которыми его щедро обливают, тоже. Потому что знает: после его ждёт щедрая награда.              Юра страшно нервный и дёргается от каждого, даже самого ненатурального крика. Хватается за руку Жан-Жака, стискивает её так, что кости начинает ломить, впивается в кожу ногтями и трогательно прячет лицо, уткнувшись в чужое плечо. Жан-Жаку плевать на сюжет, он даже почти не смотрит на экран, вместо этого пожирая взглядом Юру, учащённо дышащего и захваченного происходящим. Жан-Жак гладит его по затылку, незаметно усмехаясь, находит в темноте подрагивающие губы, слышит едва различимое «мудак» и дарит немного уверенности, крадя чужое дыхание.              Юрий Плисецкий ненавидит прилюдно проявлять чувства.              Он ни за что не подаст руку, не потерпит лишнего касания к себе и будет долго орать, если Жан-Жак вздумает остановиться, дёрнуть к себе и поцеловать прямо посреди улицы. Жан-Жак привык, отмахивается от метких и — что скрывать — сильных ударов, трёт ушибленную скулу и всё равно тянет на себя за концы шарфа, чтобы согреть в своих объятиях, пока они стоят на промозглой улице и ждут такси.              Юра бурчит, отбивается — но уже не так рьяно — и обещает, что потом он обязательно отомстит. Жан-Жак соглашается — он не против. Даже если Юра пообещает его убить и действительно это сделает, он совсем не против, потому что сейчас он готов продать душу ради этого момента. Он любит просто стоять рядом, обнимать со спины и утыкаться носом в светловолосый затылок, пахнущий шампунем и морозом. Юра продолжает что-то бормотать, но стоит смирно, пряча лицо в широкий шарф, а руки в карманы пальто. Жан-Жак тоже засовывает свои ладони в его карманы, переплетает пальцы их рук друг с другом, и улыбается, глядя на приближающуюся машину с шашкой на крыше.              — Всё, прекрати, — Юра быстро отстраняется, кидает на него яростный взгляд, предупреждая, что Жан-Жаку лучше не приставать. Жан-Жак лишь улыбается и ныряет внутрь такси вслед за Юрой.              Чуть позже он всё равно чувствует тяжесть на своём плече — разморённого и расслабленного теплом салона Юру клонит в сон, он прикрывает глаза и вслушивается в тихую музыку, звучащую из колонок. Жан-Жак вновь находит его руку, удерживает в своей ладони и не обращает внимания на водителя, наблюдающего за ними через зеркало заднего вида и недовольно поджимающего губы.              Юрий Плисецкий — собственник.              Ужасный, рьяный собственник, готовый метить свою территорию, словно пёс. Он кусается и царапается, оставляя на плечах следы зубов, а на спине красные борозды от ногтей. Жан-Жак смеётся и предполагает, что будь у Юры возможность, он бы и вовсе напялил на него ошейник и посадил на цепь. Юра сдавленно рычит, переворачивает его на спину и снова наклоняется, чтобы оставить очередной след на и без того помеченной коже.              Юру бесит, что Жан-Жак раздаривает себя всем вокруг: широко улыбается, осыпает шутливыми комплиментами и может внезапно кого-то обнять и оставить на щеке сухой, но вполне искренний поцелуй. Жан-Жак — контактный. Он душа любой компании, к нему тянутся люди. И эти люди любят его. Юра не в силах это терпеть, поэтому он кусает его шею, плечи, сползает вниз и оставляет следы на рёбрах, изо всех сил стискивая пальцами бёдра, зная, что завтра обнаружит на них синяки. Он тянет Жан-Жака на себя, крепко обхватив за запястья, заставляет обнять в ответ и бесконечно долго целует.              Так, что воздух в лёгких заканчивается, а втянуть его носом не получается.              Юра — собственник до мозга костей. Он не терпит, когда Жан-Жак усмехается, отвечая на сообщение в телефоне, психует, когда Жан-Жак дольше положенного говорит с любым человеком, даже если это его собственные родители, он требует всего его только себе — в безраздельное владение. И Жан-Жак позволяет ему это.              Они вваливаются в квартиру шумно, уже почти стащив верхнюю одежду, начиная раздеваться ещё в лифте. Юра шипит что-то о девчонке, на которую Жан-Жак имел наглость засмотреться, когда они выходили из кинотеатра, Жан-Жак в свою очередь зажимает его у стены на несколько мгновений, за которые успевает получить тычок под рёбра и укус в шею, а после они перемещаются в спальню.              Одежда падает на пол вместе с вазой, стоящей на прикроватной тумбочке, которую кто-то когда-то кому-то из них подарил. Она рассыпается осколками, но никто не обращает на это внимание.              Юра толкает Жан-Жака на кровать, сам седлает его бёдра и вновь целует, ёрзая сверху и прижимая чужие запястья к одеялу. Жан-Жак выгибается, подаётся и поддаётся. Ему нравится, когда у Юры тоже срывает крышу, когда он шепчет ругательства, перескакивая с одного языка на другой. Когда комната наполняется душным воздухом, и уже Жан-Жак оказывается сверху, двигаясь быстро и рвано, урывая короткие поцелуи с искусанных губ и наслаждаясь громкими стонами, отбивающимися от стен и погибающих внутри комнаты.              Юрий Плисецкий на самом деле безумно трогательный.              Он спит, свернувшись калачиком и положив свою голову на плечо Жан-Жака. Он готовит вкуснейший кофе, долго мешает сахар, ни разу не ударив ложкой о стекло, подаёт кружку и не требует благодарности. Он делает самый лучший массаж и смешно хмурится, когда на самом деле обеспокоен.              Он любит перебирать волосы Жан-Жака, пропуская их между пальцами, когда тот опускает голову на его колени во время просмотра телевизора. Он редко читает, но с интересом слушает, когда Жан-Жак читает вслух.              Только он умеет улыбаться так, что в уголках губ таится нежность, а в глазах непоколебимая уверенность в завтрашнем дне.              Юра любит долго смотреть на Жан-Жака, когда думает, что тот спит. Он осторожно гладит его щёку, обводит пальцами контур губ и почти невесомо целует, после чего устраивается рядом, натягивая на них обоих одеяло, и закидывает свою ногу на чужую. Жан-Жак обнимает в ответ, рассекречивая себя, и не слушает недовольное бормотание.              Потому что Юрий Плисецкий — это нечто совершенно невообразимое. Нельзя верить ни его словам, ни действиям, можно только смело полагаться на собственное чутьё. И, кажется, у Жан-Жака получается.