Оружие

***

      Многие говорят ему, что узнать человека можно, только прожив с ним вместе много лет — он слышит это за свою жизнь от силы десять раз: от матери, которой лишился, пока коротал в тюрьме долгие годы, от коллег, не блещущих особым умом, от тех, с кем пересекся лишь однажды на одной плоскости, но быстро менял маршрут, скрываясь, как всегда, с шумом.       Наверное, он отрицает это лишь потому, что редко с кем способен согласиться — Кимбли протестует всю свою сознательную жизнь и знает сам, что переубедить его невозможно.       Протест — его нешуточное оружие, оставленное в каждом слове ядом даже тогда, когда охранники впервые вяжут ему руки — Кимбли вовсе необязательно соединять ладони каждый раз, чтобы привести в ужас.       Необязательно, думает он, надевать перчатки каждый раз, когда берешь в руки пистолет — после убийства невидимая грязь куда хуже, чем просто кровь, оставленная на рукаве пятном. Кровь — он уверен — просто жидкость, текущая по венам, и ему уже не единожды приходится возвращаться, изляпанным в ней с головы до ног. И вовсе необязательно, он знает, рассказывать об этом Фрэнку темными сырыми вечерами, обжигая каждый раз лицо о застывший взгляд — мерцающие огоньки, затухающие на дне мертвой прозрачной воды.       Куда проще притворяться дураком, как в первую их встречу — не замечать заведомо страх, скрытый в чужой натренированной руке под красивыми погонами и кривым оскалом, с которым подполковник зовет его вернуться.       Куда проще сохранить незаданным вопрос, когда уже который раз Кимбли находит под подушкой Арчера заряженный пистолет, вертит в руках спокойно, изучая начищенное до блеска дуло, пальцами проводя там же, где касались руки его владельца.       Он готов биться об заклад, что прикасаясь к ним, ощущает тот же леденящий липко холод.       Жестокость, отраженная в немигающих голубых глазах с узким зрачком — напускная, но пистолет под подушкой — самый настоящий, и это настораживает, против воли.       Иногда Кимбли тянется за ним ладонью, ложась рядом, проводит кончиками пальцев в опасной близости от приклада, а после возвращается к чужому телу, распластанному покорно под боком — об этом не узнает никто, и Багровый про себя смеется, догадываясь, что пуля предназначена именно для него, на случай, если кто-то разболтает страшную тайну подполковника.       Тайна эта — в редком блеске светлых глаз или коротком взмахе ресниц, обращенным к нему. В ласке, остывающей на груди каждый раз, прежде чем он снова ее подарит, замирая поцелуем на плече.       Необязательно прожить жизнь рядом с человеком, чтобы найти его оружие, и Кимбли знает, что это вовсе не пистолет, спрятанный под подушкой.       Однажды он сжимает его крепко в пальцах, вытаскивая — смотрит долго и вдумчиво в лицо Арчера, прежде чем провести кончиком дула по губе — он смотрит, но не всегда догадывается, что из этого холоднее на ощупь.       Привкус металла режет рецепторы, пока Кимбли целует его — внимательно, разоружая полностью, прежде чем навалиться ласково сверху.       Многие говорят Арчеру, что Багровый — безбашенный убийца, и правы по-своему — он слышит это каждый раз от старших по званию и недалеких коллег.       Наверное, он не отрицает это лишь потому, что губы, прижимающиеся к нему неистово — единственное оружие, способное подчинить его на самом деле.