Вся жизнь

Очнувшись, Илья понимает, что ничего не изменилось. Он все в том же подвале, привязан к стулу, а свет тусклой электрической лампы режет глаза, вызывая неприятный стук в висках. Мышцы затекли от не меняющейся позы, кажется, сломано несколько пальцев. Илья не помнит точно, но наверняка ему что-то вкололи, иначе бы он давно выбрался, веревки и деревянный стул — слишком простая задача для лучшего агента КГБ. Для бывшего лучшего агента КГБ? Он ничего им не сказал и не скажет, что бы они ни предприняли. Ощущения собственного тела подсказывают, что следующий визит этих ублюдков может стать для него последним. Илья часто слышал о том, что перед неминуемой смертью вся жизнь проносится перед глазами, но никогда не предполагал, что этот момент может быть таким долгим. Какой была вся его жизнь? О чем он думает прямо сейчас? О бесконечной череде сменяющих друг друга стран, конспиративных квартир, говорящих на разных языках людей, о постоянном запахе пороха и крови. Обо всех этих чертовых заданиях, после которых было так трудно сохранить себя и не слететь с катушек. Но он оставался собой, потому что куда бы ни забрасывала жизнь, что бы ни вынуждала делать работа, в любом городе и на любом континенте он всегда цеплялся за пронзительно синий взгляд, который даже сейчас, несмотря на все, что с ним сделали, узнал бы из тысячи. Ведь вся его жизнь — в этих глазах. Он не сказал ему. Не сказал так много. После всех пойманных пуль, всех приступов ярости, разделенных на двоих, после всех тех ночей, когда, казалось, уже не нужно было никаких слов. Знакомый стук сапог по каменному полу нарушает звенящую тишину. На этот раз их больше и они как будто… бегут? Скрип дверного замка тонет в отголосках раздавшихся выстрелов. — Он здесь! Курякин здесь! — кричит чей-то голос, и Илья не сразу понимает, что это о нем. Через мгновение веревки, стягивающие запястья, падают на пол, и ловкие — такие знакомые — руки начинают шарить по его бокам. Илья вскрикивает. — Похоже, что кроме пальцев, у тебя еще и пара ребер сломаны, Угроза. — Голос Соло дрожит, и тот даже не пытается этого скрыть. — Заставил же ты меня поволноваться. Он думал, что никогда больше не увидит Наполеона. Но вот он здесь. Он пришел за ним. И он должен услышать то, о чем следовало сказать давно. — Ковбой… Ковбой, ты… — начинает Илья, но продолжить ему не дают. — Да, я, Угроза. Это я. И это всегда буду я, в какое бы дерьмо ты ни вляпался. Просто запомни. Илья хочет его обнять, но руки не слушаются, поэтому он просто смотрит в глаза и тихо шепчет: — Я рад, что это ты.