Совячье сердце

      — Отойдите в сторонку от греха подальше, голубчик, вон еще двоих Лениных ведут. М-да, куда же нам их класть, черт подери? Палата уже по швам трещит!       — Что же это выходит, Федор Федорович? Неужели столькие внезапно возомнили себя вождями мирового пролетариата?       — Нет, дорогой мой, революционер Ульянов тут ни при чем — это долгая история, в ней, как говорится, без стопки не разберешься. Толковые вроде парни, все анализы в норме, а сознание будто опием затуманено. Семенами, понимаете, себя кличут, в какие-то лагеря рвутся…       — Может, у них просто банальнейший делириум тременс — эта, как ее, окаянную… белочка?       — Леночка у них, а не белочка, Игорь Аристархович! У этих — Леночка, у соседней палаты — Славичка, а в дальнем крыле Алисочку особо почитают. А здесь вот наш «чайный домик» — эти по японке страдают. Слышите, какую песню один затянул, шельма? Заслушаешься! Востоковеда с берегов Невы к ним выписывали, так он весь седой оттуда вышел — таких, говорит, слов и названий никогда прежде не встречал, хоть и прожил в Нагое семнадцать лет, и при том, говорит, все это явно японское. Чудеса в решете, да и только.       — А вы не думали проверить столичные бордели на предмет девиц с такими именами? Что-то подсказывает мне, что мы столкнулись с доселе неизвестным половым недугом, особо сильно воздействующим на мозг. Много ли среди них буйных, Федор Федорович?       — В том-то и загвоздка, голубчик, что пациенты исключительно миролюбивы и добры до сентиментальности, и друг к другу неприязни не испытывают, так что совместные прогулки им даже показаны. Есть, впрочем, единственное исключение: Алисиных и Лениных лучше не сводить, иначе дело непременно закончится потасовкой. Не берусь даже предположить, в чем причина этого феномена — загадок и без того предостаточно.       — Но должно же их что-то объединять — место жительства, род занятий, друзья, поездки за границу в период эпидемий, наконец, — иначе как объяснить массовость явления?       — Общим знаменателем служит то, что эти молодые люди совершенно одиноки, необщительны и в свободное время сидят по домам, как сычи. Мы их так и прозвали — «совиные сердца».       — Каков же прогноз лечения? Как подумаю, что такую толпу да навеки под замок, так оторопь берет!       — Не так страшен черт, мой дорогой. От Москвы до Петрограда и обратно до Москвы… Судя по наблюдениям, расстройство у большинства наших ребят носит временный характер — к тому же, многие начинают проявлять себя творчески, и вскоре совершенно излечиваются от наваждения. Возьмите, например, пациента П.: поговорил немного о непонятном, затем выплеснул на бумагу пару рассказиков, да и вернулся в свое прежнее состояние. Между нами — то, что выходит из-под их пера или кисти, как минимум, недурно, а временами и превосходно — а ведь большинство этих молодых людей прежде никогда не занималось искусством! Гораздо больше меня беспокоят те, у кого из-за развития болезни разрушается личность, но я не теряю надежду разъяснить и этих «сов». В конце концов, они здесь не просто так, а значит, наш долг — помочь им, да и поток новеньких рано или поздно иссякнет.       — Хочется верить, Федор Федорович. Хочется верить…