Кофе сделай, пожалуйста

Ваня приходит один, разматывает шарф, снимает куртку. Под ней только футболка и волосы на руках моментально становятся дыбом. Кажется, он выглядит как обычно — на джинсах рыжая шерсть, под глазами круги, но Замай понимает, что что-то со Светло капитально не так. — Привет. Хочешь чая, кофе? — он не спрашивает, почему Ваня пришёл без звонка, вечером. И зачем он пришёл, тоже не спрашивает. — Кофе сделай, пожалуйста. Андрей идёт на кухню, по пути завернув за какой-нибудь тёплой шмоткой для Вани. В одной футболке зимой даже в отапливаемой квартире холодно. Шмоткой оказывается толстовка с вышитыми на груди красными цветами, и Ваня почти незаметно (но всё же Замай замечает) дёргается, принимая её из хозяйских рук. — На, не мерзни. Есть хочешь, может? — как будто не старый друг зашёл к другу, а к Бабе Яге в лесную избушку забрёл потерявшийся мальчик. Ваня молчит. Андрей наконец спрашивает: — Ты чего, блядь, странный такой? Случилось что? Ваня мотает головой, смотрит в лицо Замаю честно-честно и как-то жалобно. Ничего разглядеть в его глазах Андрей не успевает — Светло их отводит. — Да хуй знает. Что-то нашло, куртку схватил и ломанулся куда-то. На Восстания очнулся, решил к тебе зайти. Извини, что без звонка. Щелкает и выключается чайник. Замай заливает кипятком кофе, не спрашивая ни про молоко, ни про сахар, и подвигает к Светло кружку — почему-то свою, любимую. Ваня сразу же пытается сделать глоток, предсказуемо обжигается и шипит. А после, на одном дыхании, высоким голосом выдаёт: — Ты когда-нибудь хотел мужика? — В смысле? — В смысле трахнуть. Светло смотрит в окно, и Замай решает не спрашивать «что, бля?». К собственному удивлению, он всерьёз задумывается над вопросом. Хотел ли он когда-нибудь трахнуть мужчину? Нет. Но иногда он заглядывается на парней — на изящные руки и лукавые глаза Славика, на молочную кожу Джиглипуфа, на высокие скулы, правильной формы рот и сверхъестественную, кошачью пластику самого Вани. Когда Светло двигается, на сцене, на баттле, кажется, что на него смотрит каждый, смотрит весь мир, не в силах оторвать взгляд. Кривляясь, неся ахинею, он заставляет собой любоваться. Каждый панч заходит на ура, каждая шутка, за которую любому другому бы дали в ебало, заставляет публику любить Фаллена только сильнее. Его фото должно быть в энциклопедии напротив слова «харизма». Но хотел бы Замай его трахнуть? — Чё молчишь? Ванина кружка пуста наполовину. Цветы на его узкой груди на мгновенье кажутся Замаю открытой раной — он трясёт головой, отгоняя неуместный образ, и немного слишком уверенно отвечает. — Слушай, не, не хотел. Максимум, могу отметить, что мужик красивый, и всё. Андрей не добавляет: «Я же не пидор», и благодарит за это свою интуицию, когда Ваня спрашивает: — Я красивый? — и в первый раз за полчаса смотрит ему в глаза. Андрей не успевает подумать, прежде чем отвечает честно: — Очень красивый. Что теперь делать и как продолжать диалог, и так не Бог весть какой, Замай не знает. Но Ваня молчит, как будто чего-то ждёт, и он спрашивает: — А что? — Хочешь меня трахнуть? Ваня смотрит очень серьёзно, хотя губы и готовы сложиться в ухмылку. Замай берёт с подоконника сигареты, одну протягивает Ване, вторую вставляет в рот. Когда Светло тянется за зажигалкой, Андрей кладёт её на стол, рядом с ним. Пидорские шутки не редкость среди парней, но почему-то Замай с самого начала воспринимает этот разговор всерьёз. Возможно, какая-то его часть ждала чего-то подобного, как только Ваня возник на пороге — потерянный, одетый не по погоде. — Ваня, блядь, что происходит? Светло говорит спокойно: — Я спрашиваю, хочешь ли ты меня трахнуть. Потому что я хочу, чтобы ты меня трахнул. Мне кажется, ты тоже хочешь. — Ты под чем-то, что ли? — Позавчера долбил. У Андрея много вопросов — ты ёбнулся? ты спал с мужиками? а я красивый? — но задаёт он один: — С чего ты взял? — Ты смотришь на меня, постоянно. На мой рот. У тебя глаза становятся такими… — Ваня смотрит Замаю в лицо, ища на нём нужное слово, — жадными. Голодными. И ты краснеешь сейчас. Замай сам чувствует, что краснеет — жар приливает к щекам. Он действительно часто смотрит на Ваню, но это не означает ничего такого. Невозможно не залюбоваться Светло, когда он… Мысль прерывает тихое: — На меня никто так никогда не смотрел. Это странно. — Вань, ты же не пидор. — С чего ты взял?

***

Когда Ваня губами касается его губ, Андрею кажется, что он летит — как в детстве, в Бишкеке, на советской ещё карусели. Весело и в то же время страшно, что эта ебанина сломается прямо сейчас, и ты разобьёшься, сломаются все твои кости, вытечет вся твоя кровь — останется только мокрое место. Он не отвечает, только размыкает губы навстречу Ваниному языку. Пытается думать о том, что его целует парень, и это по-пидорски, но думает о том, что его целует Светло, и это прекрасно. Это прекрасно — от Вани пахнет табаком, кошкой и, от толстовки, самим Замаем. Он кладёт ладонь на бритый затылок Андрея, она кажется обжигающей — значит, согрелся. Андрей смотрит в потемневшие, грозовые глаза и прикусывает губу Вани. Светло улыбается.