«Я сел на мель в этом городе-призраке, Стоп-сигнал мигает, а телефонные линии оборваны, Снег хрустит от холода. Она забрала мое сердце, я думаю, что она забрала мою душу. Под лунным светом я бегу Подальше от кровавой бойни пламенного солнца… Ведомый удушьем вен, Не показывая милосердия, я сделал бы это снова. Открой свои глаза, Ты продолжаешь плакать. Малышка, я буду истекать кровью, пока твои слезы не высохнут. Небеса закрывают на меня глаза, Я вижу, что шторм поднимается из моря… И он приближается все ближе, Он приближается все ближе… Твой танец шимми — встряхнул мою лодку, Выбросив меня, одинокого и влюблённого, на берег… Думаешь ли ты обо мне? Где я теперь? Малышка, где я сплю? Чувствую себя так хорошо, но я уже стар, 2000 лет преследования берут свое… Шторм всё приближается, Он всё приближается»*,
— гитарное соло завершает песню, эхом отлетая от зданий, множится, волной убегая в узкие улочки. — Спасибо за ваше внимание, всем приятного вечера, — снимаю гитару, не выгребая со дна мелочь и купюры, зачехляю, тут же принимаясь за стойку и микрофон. — Отличное исполнение, мне понравилась твоя импровизация, — слышится сбоку приятный мужской голос. Не первый и не последний раз в конце выступления ко мне подходят слушатели, чтобы поделиться своими впечатлениями. И узнавать о них всегда приятней брошенной «благодарности» на дно чехла. — Рад, что понравилось, надеюсь, у меня получилось скрасить твой путь до дома, — пожимаю протянутую руку, после вновь возвращаюсь к сборам. Подошедшего мужчину я заприметил, стоило ему появиться: на фоне остальных легко одетых слушателей, его выделяли из толпы черная шляпа с прямыми полями и бежевый плащ. — Часто выступаешь на улицах? — Почти каждый вечер. — Оно и видно. У тебя неплохие данные, не сочти за дерзость, но вот, — мужчина протягивает белый прямоугольник. — Моя визитка, на ней адрес концертного холла, в эту среду в двенадцать состоится закрытое прослушивание, если тебе интересны различные музыкальные проекты с уклоном в альтернативу, рекомендую там появиться и прихватить с собой инструмент. — Спасибо, — странно, что визитка не именная — только номер телефона и адрес, но хрен с ней, прячу в карман, возвращаясь к разговору. — Что за проект и почему прослушивание «закрытое»? Не склонен наивно верить таким предложениям, еще и тому, что поступило от мужчины, одетого столь таинственно. Добро смеется, и гусиные лапки ползут от уголков глаз к вискам. Интересно, сколько ему? Хотя, впрочем, нет, не интересно. — Да, и вправду звучит странно. Закрытое… Наверное, я не совсем точно выразился, больше ограниченное на вход, считай, что это был первый этап, и ты его успешно прошел. Проект? Новая альтернативная рок-группа, больше, за неимением достаточной информации, ничего не могу сказать, лишь посоветовать: не упускай шанс, кто знает, может ты тот, кто нам нужен? — Что же, спасибо за приглашение, приму к сведению. — Главное, не откладывай в долгий ящик. В среду в двенадцать, — мужчина махнул рукой на прощанье и, затянув туже пояс на плаще, удалился. *** В итоге, совершенно логично, в свой далеко не выходной день, в среду, я топчусь за кулисами концертного холла «El Rey» на Бульваре Уилшир. К назначенному времени я опоздал, но все же успел вполглаза оглядеть здесь все. Местечко, невозможно не заметить, не из дешманских, пышущее лоском и дороговизной. Двенадцать и Тринадцать (без каких-либо дополнительных знакомств, я решаю называть участников по присвоенным нам порядковым номерам) уже с полчаса трутся у стены, то и дело выглядывая из-за приоткрывающихся кулис, парни комментируют каждый вздох судей, не переставая восхищаться здешней обстановкой, отчего-то придавая ей явно куда большее значение, чем следовало. Дабы не слушать их весьма громкие перешептывания, я собираюсь отвлечься на музыку, но замечаю, что в спешке оставил наушники дома. Делать нечего, невольно я продолжаю быть третьим безучастным дополнением их беседы. Через пару минут оказывается — не зря. — Вон тот слева из судейской коллегии, видишь его? — обращается Тринадцать к Двенадцати. Складывается впечатление, познакомились они отнюдь не сегодня. — Он тебе никого не напоминает? Покрути шестеренками в голове и скажи, что мне не одному кажется. Это то, о чем я думаю? — с надеждой спрашивает участник. Сидящих перед сценой за столом отсюда мне не видно, поэтому о ком говорит Тринадцать, мне остается только гадать, но факт лицезрения судьи не так уж и важен, важна сама суть, и произнесенное позже Двенадцатью повергает меня в немой шок: — Не кажется, я точно его видел, знакомое лицо, так сказать, весомая шишка на дереве музыкальной индустрии! — я делаю незаметно пару шагов, чтобы в самый нужный момент быть ближе, потому что оба вдруг убавляют децибелы в голосе, и когда Двенадцать продолжает, оказываюсь совсем рядом. — Генпродюсер лэйбла «Sumerian Records» собственной персоной, я же говорил тебе, что тут не все так просто, только представь, каких бабок стоит арендовать для прослушивания этот холл, да и с группой все встает на свои места, «под крышей» этого мерча захочет быть даже уже прославившийся «бойз-бенд». Осознавая всю необычайность заварившейся каши, я буквально прилип к стене. В раздумьях над сказанным, не замечаю, как номера сменяются один за другим. Так что же это получается? Организатор прослушивания — известный музыкальный лэйбл, так почему же из желающих попасть в новую группу хотя бы на правах чувака, гремящего на фоне в маракасы, здесь не выстроилась целая очередь? Возможно, слова человека-шляпы с визиткой были не лишены ценности — первый этап уже пройден, и сейчас стоит как следует собрать все силы и порвать напоследок жопу, но выложиться на все двести? Не понимая до конца, как поступить и каким способом привлечь внимание судей, я решаю все же послушать внутренний голос, перед тем как над ухом раздается: — Семнадцатый, твой выход! *** Оказавшись на сцене, вдруг неожиданно понимаю, что даже не подумал, какую песню хочу исполнить. Треклятое, невесть откуда взявшееся волнение тремором отдает в руки. Хватаюсь крепче за гриф, наконец обращая внимание на сидящих за столом судей, среди незнакомых мне четырех человек в центре ожидаемо находится тот, кто пригласил сюда. Интересно, какая же роль во всем этом «спектакле» отведена ему? — Представьтесь, — просит один из судей, и я, собравшись с духом, раскрываю рот. — Меня зовут Алекс, близкие друзья называют Лексом. — Возраст? — Двадцать два. — Как долго занимаешься музыкой? — В двенадцать родители отдали в музыкальную школу, из инструментов владею навыками игры на фортепьяно, но основной упор последних лет исключительно делаю на эту красотку, — приподнимаю за гриф свою слегка потертую «Yamaha». — На улице играю около восьми лет. Мужчина-шляпа наклоняется к тому самому генпродюсеру лейбла и шепчет что-то на ухо, дождавшись короткого согласного кивка, обращается ко мне: — Не мог бы ты начать с песни, которой завершил свое выступление в вечер нашего знакомства? А после можешь исполнить любую на свое усмотрение. У каждого уличного музыканта своя философия и свой стиль игры. Не будь их и у меня, в этот день и в эту минуту я бы мог попасть впросак, потому что просто бы не вспомнил из своего репертуара ТУ САМУЮ, но, к счастью, этого не случилось: финальная песня, которой я завершал выступления, менялась достаточно редко, не чаще раза в пару месяцев. — Если готов, приступай, — командует мужчина-шляпа. И я приступаю. Перебором по струнам, зажимая лад за ладом, бегло, невесомо, почти нежно, словно это прелюдия. На полшага ближе к микрофону. Медленный вдох и… Реальный мир меркнет перед глазами.«Я сел на мель в этом городе-призраке, Стоп-сигнал мигает, а телефонные линии оборваны, Снег хрустит от холода. Она забрала мое сердце, я думаю, что она забрала мою душу. Под лунным светом я бегу Подальше от кровавой бойни пламенного солнца…»*
Не закрываю глаза, совсем не хочется, не опускаю взгляда, без опаски пробегаюсь по пустым местам концертного зала, представляя на месте обитых красным кресел наполненный живыми людьми холл, я могу вообразить какая энергия сконцентрировалась бы от самого партера до vip-зоны, и фан-зона, несомненно, была бы самой горячей, возможно, многие не побоялись упустить момент, выключили бы запись и зажгли фонарики на телефонах, превратив зал в поле со светлячками. Следующая песня обязательно должна быть энергичной, чтобы на контрасте, чтобы впереди сидящих снесло волной, чтобы «то, что нам надо» оказалось мной! Главное, в процессе не разойтись и не забыться, на радостях прыгая в толпу из четырех человек — сомневаюсь, что они поймают. И следующая — взрыв, как Атомная война несется неизбежной лавиной на четырех всадников моего личного Апокалипсиса, что в эту минуту, возможно, вершат всю мою судьбу.«Я клянусь, этот самолет падает! Приготовься, это не учебная тревога, Это тот выход, о котором я мечтаю. И в этот момент я увидел, как моя жизнь пронеслась перед моими глазами, Перед моими глазами! И лучше я буду мертв, чем они увидят, Что я тратил время изо дня в день! На высоте десять тысяч футов над землей, И чем быстрее мы падаем, тем больше я начинаю думать о тебе»**
Короткие отрывистые хлопки судей и вердикт генпродюсера: — Очень даже впечатляет, оставь свой номер здесь, пожалуйста, — на протянутом листе оказалось всего четыре имени с набором цифр напротив, я был пятым. Неплохой результат, если учесть, что после меня должно выступить еще три человека. Надеюсь что-то из этого да выйдет! *** Через неделю мне позвонили, вызвали на одну из рабочих студий лэйбла и предложили записать уже готовый текст на музыкальную дорожку, предупредив перед началом: — До тебя здесь побывали предыдущие четыре участника с прослушивания, ты последний, выложись на сто процентов и покажи класс, а еще… Импровизируй. И я так и сделал. *** И первыми моими словами через две недели, когда я прибыл на «тет-а-тет» со всеми членами судей, становятся: — Пиздос, — синонимичные «вот это я попал, ребята». — Простите, просто это слишком шокирует, — вовремя опомнился я, глядя на генпродюсера, которого, впрочем, мой выпад ничуть не смутил. И с чего, спрашивается, я тут так распаляюсь, подумаете вы, прекрасно понимая логичность событий: конечно же, среди пяти участников, прошедших в третий этап отбора в группу, именно я оказался Тем Самым счастливчиком, кто все-таки занял вакантное место. Иначе не я бы рассказывал всю эту «забавную историю», не о моей жизни вы бы узнали и уж точно не мои высеры тут звучали. Но все оказалось куда сложнее, куда прозаичней, чем виделось на первый взгляд. И поэтому пару минут я так усиленно пытался контролировать сбившееся дыхание: — То есть как группа не новая и уже существует? — во второй раз задаю я вопрос, соответствующий уровню «посмотрите на этого имбецила». — В прямом смысле и значении, — снисходительно пожимает плечами Роберт Хьюз —генпродюсер. — Лекс, мы понимаем, что за последние дни мы успели тебе потрепать нервы: стресс на прослушивании и томительное ожидание, как в итоге оказалось, не совсем того, на что ты подписывался изначально, но хочу тебя заверить, эта группа — лучшее, что может случиться с начинающим, в самом позитивном смысле, музыкантом, который готов выйти не на улицу, а подняться на сцену и предстать перед многотысячной публикой. Я менеджер группы и, надеюсь, небезызвестное название «Slow Poison» подтолкнет тебя принять верное решение, — вступает в диалог самый молчаливый из всех присутствующих. — «Slow Poison», вы шутите? Давно сформированный и зарекомендовавший себя состав, их вокалист не только в музыкальном мире известен, но и за его пределами. И вы хотите мне сказать, что им понадобился новый участник? А не тесно ли будет, причем я даже не могу сказать кому из нас больше, — сердце бешено колотится, заглушая половину собственных слов, на лбу выступают крупные капли пота. — «Slow Poison» нужен не дополнительный участник, «Slow Poison» нужен вокалист. Давлюсь собственным возмущением. — А как же Марс? — Он больше не участник группы, — с какой-то озлобленной досадой заявляет Фэрри — продюсер группы. — Два раза «пиздос», уж простите, — мотаю головой. — А что же случилось с Марсом? — Мы не можем разглашать всей информации, в СМИ еще не опубликовано, а утечка инфы нам ни к чему сейчас. Ты должен знать одно, вокалист покинул группу, почти, по собственному желанию. — Ключевое слово здесь «почти»? — Ключевое слово здесь «возникли разногласия», — словно отмахиваясь, без интереса добавляет Роберт, складывается впечатление, что тема экс-участника волнует его меньше всего. Его, но не меня. — Нельзя просто так прийти и занять чье-то место, до конца не разобравшись в ситуации. На меня, на группу, на лэйбл свалится фанатское возмущение, они потребуют объяснения причины, и, если оно им не понравится, критичность восприятия меня, как нового участника, возрастет в разы, в десятки, — паника начинает нарастать волной. Еще день назад я был готов отказаться от всего, что имею и что мог бы иметь, продолжи я вести свой привычный образ жизни. Но рисковать всем ради однозначной потери всех нервных клеток, потому что вынужден буду продолжить не свой предначертанный уникальный путь, а завершить уже вытоптанную дорожку другого человека, я не могу. — Лекс, расслабься, и просто подумай логично, впервые что ли группа меняет состав, не данная, а любая другая? Некоторые популярные бенды насчитывают с десяток смен всего состава целиком или конкретных участников, и каждый раз этот процесс протекает по-разному. Мы не можем спрогнозировать вариант с твоим участием в «SP», но мы обещаем приложить все усилия, гарантированно обеспечить необходимым со всех сторон и сфер жизни группы, чтобы твой запуск стал максимально успешным. Не скажу, что после слов Фэрри стало отпускать, но, определенно, кислорода в легких прибавилось. — И что я должен сделать в таком случае? — Ознакомиться как можно скорее с условиями контракта, подписать и приступить к работе, — добавляет генпродюсер. — Я могу взять немного времени, чтобы подумать? Все четверо непонимающе переглянулись, глубоко в душе, видимо, уже жалея, что остановились на моей кандидатуре. Но через мгновение Фэрри с доброжелательной улыбкой на губах добавляет: — Постарайся не затягивать с этим. *** И я не затянул настолько насколько смог. Вычитав контракт с другом и его отцом юристом, подбодренный словами последнего «У «Sumerian Records» все чисто, свои обязательства они выполняют надлежащим образом, если будешь выполнять свои, а сверхъестественного они не требуют, будешь в шоколаде», я расставил все точки над «i». «Была не была, все же такой шанс, и вправду, выпадает раз в жизни и то не каждому», — крутя педали энтузиазма, на колесах воодушевления и с рулем героизма я примчался в студию, с подписанными бумагами на утро следующего дня. Осадили меня довольно быстро. Прямо с порога. Не успел я открыть дверь звукозаписывающей студии, в которой с час назад уже собрались участники группы, как сочащийся дружелюбием и теплотой голос гитариста изверг: — И хуле так долго? Не мог выкинуть слюнявчик и подобрать яйца с пола еще вчера? — И вам всем доброе утро! — махнул я рукой, проследовав внутрь. — Я так понимаю знакомство отменяется, начинаем сразу с выписывания порционных тумаков, и в каком виде они у вас: прилюдная порка или что поинтересней? — решил я свести все на юмор, внутри понимая, что ожидал я совсем не этого — поджилки тряхнуло от приветствия всего коллектива не слабо. Умеют же одним взглядом в дерьмо макнуть. — Говорил же, нужно было того блондина брать, у него на лице написано «готов танцевать на задних лапах двадцать четыре часа в сутки», — не обращая на меня никакого внимания, раскачиваясь в кресле, язвительно продолжал (спасибо, что не Сайлент) Хилл. — Ладно, посижу здесь, подожду, пока вы самоутвердитесь за мой счет, я же сюда за тем и пришел, — появилось жуткое желание ретироваться из помещения, но собственная гордость не позволила: они так просто меня не нагнут, я так просто не сдам назад. В конечном итоге, работа встанет и группа, включая каждого ее члена, не сдвинется с места. — Ребята, что за атмосфера в воздухе? — в комнату вошел Фэрри — моя личная капля кислорода, его благосклонный настрой к себе я почувствовал еще в первую встречу. — Приветствуем новичка, как положено, ковровую дорожку забыли притащить, поэтому не обессудь, — вступил в дискуссию Хилл, все остальные пока продолжали отмалчиваться, не позволяя прочесть эмоциональный настрой и определить всеобщий же он или имелись в этом коллективе более разумные индивидуумы. Как оказалось, имелись— ударник Кэмерон, напялив форму доброго полицейского, решил все же внести и свою лепту: — Такое ощущение, что не мы сидим без вокалиста второй месяц, и не мы не можем вылезти из глубокой жопы примерно тот же период. Парень оказывает нам неоценимую услугу, поэтому… — Все тут же бросаемся лизать ему подошву? Тебе мало его вида супергероя, с которым он сюда заявился? У него же на лице написано «спаситель пришел, всем встать», а ты еще выгораживать его принялся. Парень знает себе цену и знает, на что идет, поэтому моя реакция — уместный ответ на его довольную рожу, — вторил своим предыдущим словам Хилл, продолжая соответствовать своему Интернет-образу «кожаного подонка». Данное прозвище парень получил за свой несменый стиль, как не трудно догадаться, за кожаные обтягивающие штаны, косуху или жилетку — незаменимые атрибуты повседнева и концертных вылазок, а приставку «подонка» за отношение ко всему по жизни. И не смотря на все это «кожаный подонок» умел торговать лицом, подкупая им любую реакцию на свои выходки. Все девочки тащатся от плохих мальчиков. А от красивых плохих мальчиков просто текут. «Спасибо», — одними губами произнес я, глядя в глаза Кэмерону — его легкая улыбка в ответ, еще больше помогла облегчить напряжение. — Что же, вынести друг другу мозг вы еще успеете, поэтому поспешу забрать Лекса с собой и передать в руки стилисту, раз уж согласился стать членом группы, то и соответствующе выглядеть должен, — Фэрри проигнорировал нападки Хилла и просто увел меня из студии. И за каким, спрашивается, я сюда приходил? Вот так знакомство — ничего не скажешь. *** И вот за два часа, сидя в крутящемся туда-сюда кресле, практически прилипая взмокшей задницей к кожаному сиденью, я узнал о себе много нового и «интересного»: стилист Эмма, порхая вокруг меня с ножницами, завершая отрывистыми размашистыми движениями «чик-чик» мой образ, охотно комментировала каждое изменение, поспешно, с видом матери настоятельницы раздавая советы направо и налево. Так я узнал, что мой природный цвет глаз вовсе не подходит моему лицу, к слову, созданному той же самой природой, поэтому с лёгкой руки мне зрячему в оба глаза были выписаны линзы-нулевки, меняющие цвет с серо-зелёных на кристально-голубой. В итоге после, совершенно волшебным образом, оказалось, что былую актуальность утратил и цвет моих волос: «Слишком серо, к арийским глазам нужен соответствующий оттенок на твоей голове», — помешивая светлую краску в миске, Эмма принялась придавать перегидроленным мгновенье назад цыплячьим прядкам «благородный» блонд. Выравнивая пинцетом брови (какие-то пару секунд показались мне сущим Адом, кажется, я уже начал забывать, что стал участником мужской металкор-группы), стилист посвятила меня в очередные огрехи, допущенные в процессе моего создания: заметная только ей асимметрия глаз, горбинка на носу, совершенно негармонично смотрящаяся с высокими скулами и, на минуточку, женская форма губ. Но зато подбородок (представить только) удостоился гордого звания «сексуальный и волевой». В итоге, без предварительных подглядываний, как в шоу «из чудовища в красавицу» (как минимум по словам Эммы это звучало именно так, и плевать, что для половины своих знакомых женского пола я был «очень даже ничего!») меня повернули к зеркалу. В этот момент, конечно же, лицо Эммы передавало истинно-верный смысл ее мыслей «поклоняйся мне, нищеброд, я сделала из тебя конфетку, отработаешь после». Но никаких разительных перемен я в зеркале не увидел. Да, блондином я смотрелся немного эффектней, и пускай к этому цвету я не успел привыкнуть, трезво оценить, что он мне шел, как никакой другой, я мог. И глаза, не сказал бы, что мои на фоне голубых смотрелись, как грязные колеса от внедорожника, но отполированные диски легковушки оказались в более выигрышном положении. А все остальные манипуляции стилиста остались мной незамеченными. Волосы укоротила не сильно, только пару сантиметров у подбородка, а затылок и вовсе оставила не тронутым — пряди по-прежнему прикрывали шею. Но оттюнингованный с ее легкой руки я себе определенно нравился. *** — Ты только сильно не зацикливайся на своих обновках и внешнем виде, не забывай, что работа — первоочередная задача, а легенду и образ мы тебе позже придумаем, еще есть время, так что сейчас берись за групповые тренировки и слушай нашего звукача, он дерьма не посоветует, — Фэрри скрылся за дверью, оставив нас с группой наедине, и меня с дополнительным ощущением того, что вырез на майке слишком глубокий — соски проигрывали в игре в прятки. Мужчина за стеклом в представлении не нуждался, именно он присутствовал на всех этапах прослушивания (кроме первого) и пока относился к нейтральному лагерю, в чьи интересы входила фактическая проверка моих навыков. — Текст на стойке, давай попробуем начать с этой песни, — послышался голос Стивенса из динамиков. Я согласно кивнул и, оглядевшись по сторонам, по инерции двинулся в сторону гитары, припаркованной на стенде с инструментами. Хлесткий удар по кисти, заставил резко поднять ошарашенный взгляд и столкнуться с Хиллом. — Руки прочь, пиздуй к стойке, теперь твой удел — напрягать голосовые связки. Минуточку. А вот этого я не понял. — То есть? А как же моя игра? — Ха. Роберт и остальные тебе ничего не объяснили, или ты сам такой тугой, что не допер до очевидной мысли? Оглядись по сторонам и посмотри на участников группы, как видишь, все вакантные места уже зарезервированы. Слов для ответа не нашлось — сердце ушло в пятки, оставив в ребрах колотиться фантом. Именно по этой причине через десять минут на меня уже орал звукач. — Опять лажаешь, соберись и давай сначала! *** — Вот держи, — после окончания репетиции, если ее можно было так назвать, потому что все происходящее маскировалось под лозунгом «замочи Лекса в первый же день», ко мне подошел ударник Кэмерон с папкой в руках. — Тут все тексты песен, которые ты должен выучить, мы выбрали те песни, которые хотим оставить в репертуаре группы. Послушай в Интернете исполнение Марса, сказали, ты неплохо импровизируешь, позже сравним предложенные тобой вариации данных песен с тем, что хотелось бы получить на выходе нам и поклонникам. — Спасибо за поддержку, — я утрамбовал папку в сумку, уже на выходе из помещения получая в спину насмешливое Хилловское «Ночью разбуди — должен знать каждый, как мантру». *** Позабыв об универе и игре на улицах, пахал как проклятый третью неделю, а ощущение, словно подвис в воздухе — с места не сдвинулись ни работа, ни отношения в коллективе. Вернее, последние покачивались над моей головой, как Дамоклов меч в лице Хилла и басиста Стоика, что подключился к моему унижению неделей позже, но задевать меня у него удавалось куда реже, чем у гитариста. — У тебя получается все лучше, ты привнес новый дух в игру ребят, — подбодрил голос из колонок. — Дух дементоров из Гарри Поттера, высасывающий душу, — тут же добавил Хилл. — И то с седьмой попытки, — вторил Стоик. — За твою бы душу я принялся в последнюю очередь, подвывалы без собственного мнения меня не интересуют, — едва слышно комментировал я сквозь сжатые зубы, сдерживая глубоко в душе порыв запульнуть микрофоном в башню сначала одному, а потом другому. Интересно, на сколько хватит еще моего золотого терпения? Дни сменяли друг друга, а я так и не предпринимал попыток стать ближе к группе. Хотя, однажды все же жгучий интерес во мне переборол желание совершить бунт на корабле, но ничего дельного на выходе не получилось: — И все же, почему Марс покинул группу? Или ваши вечные подъебы вынудили его сменить лодку? Кажется, мои слова резанули самолюбие всех членов группы, без исключения. — Советую поменьше о нем не трепаться, — предложил барабанщик. — Я бы с радостью, но в последнее время с помощью аудио и видео как-то проникся этим парнем и его талантом, хотелось бы знать больше, чем получилось выведать у начальства, — настаивал я. — А не совать нос не в свое дело не учили? — Хилл вырос прямо за спиной, заставив вздрогнуть. — Я с тобой не разговаривал. Мне интересней мнение других, а не твое. — Мине интирисний мниние других, а ни твае, — передразнил меня Хилл. — Если уж на то пошло, я был тем, кто выпроводил Марса, и на то были веские причины. Но они тебя ебать не должны! — Что, наркота, подсел на иголочку? — упорствовал я. — Треть музыкального мира проходила через это, мог бы и получше тренировать фантазию. — Прогуливал репетиции и слал тебя на кожаный хер чаще, чем тебе бы хотелось? — Зубы лишние? — Что, попал в точку? — Если ты такой ограниченный, то хоть в кружочек. — От рук отбился и вступил в ряды голубых беретов? И даже после этого не согласился тебе присунуть? — Индустрия развлечений голубее на дцать процентов, чем ты думаешь, за такое сейчас никого не выгоняют и не тыкают лицом в чужой анус, как собачку, мол, «нехорошо». И то, что Марс гей, знает половина фанатов или хотя бы догадывается. Еще варианты будут или мы преступим к работе? — Не будет, следующее твое соло, так что валяй. — Не командуй, хер! Так я и оставил свои попытки выведать насчет Марса, прекрасно понимая, что правды мне никто не расскажет… Ну да ладно, не очень-то и хотелось. Или нет? Рабочая карусель набрала обороты, не давая передышек и даже выстраивая расписание для туалета. Все к чему-то готовились, совершенно позабыв посвятить в коварные дела-делишки меня. *** Марс. Марс. Марс. Дни берут мое и отдают свое. Полтора месяца я живу, как белка в колесе, перед носом которой одно единственное фото. И как ты это колесо не крути, в какую сторону не поворачивайся, оно не перестанет преследовать тебя. Даже закрывая глаза, в сгустках тьмы будет один единственный образ. Мне казалось, за это время я успел насытиться и пересытиться экс-вокалистом «Slow Poison», но каждый раз ничтожно ошибался в собственных доводах. Я просыпался по утрам и начинал с прочтения интервью с ним. Во время коротких перерывов и за обедом, я один за другим прокручивал ролик с концерта или пост-отчет, в котором мелькало Его лицо. Когда без сил едва переставляя ноги по пути домой, в наушниках продолжала играть музыка группы, в голове звенел его голос. Голос… Грубее чем мой, мужественней, так легко берущий ноты, до сих пор не поддавшиеся мне. И эта харизма. Как он ведет себя на сцене и за ее пределами, цепляет, берет, заставляет проникаться им и позволяет ему проникать в тебя. Вечная улыбка на лице, довольная рожа, не перестающая давить из себя восторг, приправленная фирменным жестом на камеру — Fuck! Харизматичный персонаж из мира металкора с мощнейшим голосом. Не без преувеличения красивый и стильный подонок, с цепляющим выразительным взглядом, россыпью татуировок на тренированном теле и сексуальной улыбкой. И на него я должен ровняться? Им я должен стать? «Мы взяли тебя не на замену, не для отвода глаз, а потому что, стоя на сцене, ты приковал наше внимание, смог убедить, что мы выцепили не простого поющего мальчишку, а нечто большее, со своим стержнем, со своей искрой, со своим характером. Не разочаруй и не заставляй нас усомниться в нашем выборе. И помни ты — не замена детали, ты — составляющее для работы всего механизма», — повторял Фэрри, когда в редкие моменты нам удавалось побыть наедине. Но мне было мало… Потому что с первого дня работы со «Slow Poison», я жил с выжигающим все внутри желанием узнать ответ на один единственный вопрос «почему Он ушел?» И когда я вовсе не ждал новых подношений, судьба повернулась ко мне во второй раз! *** POV Марс — Или все провалится в бездну или я собственноручно затолкаю эту бездну в это «все», — день не задался с самого утра, когда припаркованный у входа «BMW» не обнаружился на своем месте. На все звонки по различным инстанциям был один ответ, как под копирку — «у нас не значится, будете оформлять угон?», думал, сдохну, если услышу это еще раз, но к четвертому повтору все же решил проехаться в участок. Сказать, что я заебался — ничего не сказать. За проведенные там часы, сложилось ощущение, что я сам у себя украл тачку, и теперь на допросе давал показания, убеждая всех в обратном. — Вы, блять, разводите меня? Что за дичь, какая разница закрывал я авто или нет, и что делал, после того как покинул пределы стоянки? Моей машины нет и это неоспоримый факт! Или я, по-вашему, сбегал прикупил в Марвел-тауне уменьшающий лазер и таскаю машину в кармане все это время? В итоге спустя какое-то время более мозговитые сотрудники отдела, выполнив все формальные процедуры, все же сошлись на том, что скорей всего это угон. И явно он — не дело колес эвакуатора. Взяли видео с ближайших камер (почему бы не сразу так?) и окончательно удостоверились, что случай не инопланетного происхождения. На одной из записи отчетливо видно, как один «капюшон» стоит на карауле, а второй в это время разбивает боковое стекло машины и за пару секунд вырубает сигнализацию. А после, к моей малышке подруливает еще один побитый одноглазый и увозит ее без разрешения папочки в закат. — Заебись приплыли! — только и смог подытожить я, рассказывая всю эту историю другу-бармену, в заведение к которому я завернул по дороге домой. — Твоя черная полоса оставляет на твоей жизни резиновый грязный след и, поверь, латексом он точно не пахнет! Как думаешь, чьих рук дело? Фанаты, анти или местные подрезалы? — Все было сделано слишком перфекто, так что вполне возможно. Фанаты? Анти? Даже думать боюсь, но, если бы желающие среди них нашлись, угнали бы явно не тачку и разбили бы явно не стекло, — с озлобленной досадой отвечаю, продолжая попивать из низкого глубокого стакана свой виски. — Не завидую я тебе. Слушай, а хочешь подработать у меня? Отбоя от клиентов не будет, выпивку начнем продавать за баснословные деньги, а если ты еще в нее плюнешь или… — Достаточно твоих несбыточных фантазий, куда я сейчас и готов плюнуть, так это в твое лицо — слишком довольное. Я тебе тут душу изливаю, а ты, язва, моментом пользуешься. — Я же бармен, подтирать сопли клиентам и выманивать незаметно бабло — моя функция, — пожимает шатен плечами, поправляя на стойке бокалы. — Перфекционист недобитый, — хмыкаю я, переключаясь на неожиданно появившегося в поле зрения соседа за барной стойкой, водрузившегося на стул в метре от меня. — Эй, Бим, — обращаюсь я к бармену. — Плесни несчастному, а то, видать, у него посерьезней и поэффектнее моего день прошел, раз с таким помятым видом в паб завалился, — без стеснения громко скомандовал я — гость меня не услышал: оба его уха оказались заткнуты наушниками. — Сколько раз тебе повторять, у меня есть имя, — безобидно шипит парень. — Какая разница? Джим, Бим? Чем торгуешь, тем и зовись, а имя оставь для знакомств во время пробежки, — широко улыбаюсь я. — А чем торгуешь ты теперь? Скажи, и я тебе соответствующее имечко подберу. — Не привилегированный — не имеешь права, — высовываю язык, наблюдая, как бармен отчаливает выполнять заказ. — Бутылку Джим Бима, пожалуйста, — вынимая наушник, говорит блондин, и я чуть не прыскаю со смеху, вовремя прикрывая рот рукавом. Бармен предоставляет к заказу филигранно нашинкованные лимон и возвращается обратно, не упуская возможность между делом подъебнуть меня за занудство и заодно наполняет мой бокал старым добрым Джеком. Гость тем временем опрокидывает одну рюмку, вторую, третью и, тем самым, вызывает к себе жгучий интерес. Мой интерес. — Нууу, — протягиваю я, — или тут катастрофа или ты просто свинья, кто же так хлещет бурбон? Блондин поднимает на меня голубые глаза, пялится прямо мне в лицо, сердито так, фыркнув, отворачивается, а после резко меняется во взгляде, произнося с каким-то нескрываемым похуизмом шокирующую фразу: — Опять ты? Неужели я так быстро надрался? — Я?.. Мы встречались? Когда? — парень ввел меня в замешательство. На меня такой реакции давно не было. Неужели известность «Slow Poison» мне причудилась? — Всегда. Последнее время всегда, — как-то скомкано отвечает, отворачиваясь от меня. Секунда. Она будто по щелчку пальцев воссоздаёт сцену из фильма: в парень в слоумо поворачивает голову и смотрит на меня переосмысленным взглядом. — Марс? Правда, ты? А, ну все ясно, пришибленный ты наш, запоздалый шок от встречи со звездой? Понимаю-понимаю. — Я! — Ну, тогда понятно, — произносит с таким видом, словно не он секунду назад пялился на меня, как на приведение. Снова отворачивается и опрокидывает в себя стопку. — Эй, ты бы пил полегче, а то словишь зеленого гнома и утро встретишь в психушке! — продолжаю разговор на чистом любопытстве и потому что скучно. Все равно от Бима ничего нового не услышу. Мне, тем временем, становится так скучно. И опять это грызущее с самого утра изнутри душу чувство напоминает о себе. В алкоголе спасения нет. А парень игнорирует меня и меж делом накидывает еще стопку и слишком вовремя, когда мой бокал успел опустеть, перемещается на соседний стул. — Выпьешь со мной? Признаться, не сразу поверил своим глазам, подумал, не взаправду все, — щенячьи глазки напротив и янтарная жидкость, плещущаяся в бутылке. — Почему бы и нет, — двигаю ближе стакан и жду, когда ощутимо трясущиеся руки наполнят его на треть. Настолько пьян? Или нервы? Но почему-то хочется поблагодарить парня за то, что не дает дурным настоявшимся мыслям забродить и отвлекает. — За что пьем? — спрашиваю, когда бокал оказывается в его руках. — За тебя, мой бывший фронтмен, — и, не дождавшись меня, опрокидывает внутрь. А я подвисаю, так и не донеся до губ. — Откуда? — охереваю я. — В сети давно слухи среди фанатов гуляют, и я склонен им верить, — пожимает плечами, бросая взгляд на бармена, и тот, стушевавшись, решает оставить нас. — В сети всегда всякого говна навалом и что, всему веришь? — Не всему. Просто данный факт не упустил из внимания. И, похоже, не ошибся, раз тебя так пришибло. Пришибло? Кого? Меня? — Пусть так, — не решаюсь оправдываться. Зачем наталкивать пьяного компаньона на еще большее подозрение и ненужные мысли? Гипнотизирую его взглядом и мысленно, словно мантру зачитываю: «Забудь все, что слышал». — И что же стряслось? Почему же ты — Великий Марс, решил оставить группу? — Потому что ебал я их всех в рот, покатит причина? — начинаю жалеть о том, что вообще полез к этому парню, мало мне было сегодняшних проблем? Теперь еще нужно оправдываться перед Этим? А если пойдет сейчас и в твиттер сольет инфу, я же потом от атаки фанов не отобьюсь. — Думаешь, правильно сделал? — А чего нет? Белобрысый вновь наполняет свою рюмку, тихо стучит о мой бокал и вместо ответа спрашивает: — Выпьем? А меня почему-то отпускает: — Почему бы и нет! — Группа так достала тебя? — не унимается, продолжая заваливать вопросами и, видимо, повышенный градус в крови начинает играть свою роль: становится похер, и я уже не считаю за «слабо» перекинуться парой фраз с этим любопытным незнакомцем, пусть и говорить об этом сейчас не стоит. Я все еще жду, когда Фэрри со своими подпевалами выпустит пар и решит, что пора моему «отпуску» уже закончиться. *** Тремя месяцами ранее. Генрепетиция перед отчетным концертом открывающим тур, в который группа должна была отправиться на два месяца. Атмосфера внутри Яда начинала все больше видоизменяться, тасуя на лицах людей маски, словно колоду карт. И Джокер был явно не в моих руках. — МАРС! — орал на меня звукач, заставляя каждый раз дергаться от пронзительного треска динамиков. — Прикрой ротик, дорогой, и просто делай свою работу, а еще раз вякнешь в мою сторону, и я вообще уйду со сцены. Что тебе опять не нравится? — раскачивался я на своих двоих, крепко сжимая в руках микрофон. — Не попадаешь в ноты, твой голос — что за канализационное шварканье? Ты вообще распевался перед выходом на сцену? — не сбавлял обороты тот. — А оно мне надо? Я и так надрываю связки каждый день, какая к черту разминка? - непрофессионально звучу я. — Запас нервных клеток на тебя уже иссяк, соберись и давай последний раз, иначе… — Последний раз будет тогда, когда я скажу. Или ты забыл на ком тут все вертится? — закатываю глаза и тут же получаю неожиданный тычок в спину грифом гитары. Хилл схватил за руку и уволок меня со сцены. — Ебу дал? Ты что тут несешь, совсем зарвался? Незаменимых нет, ты, говна кусок! Ты вообще слышишь себя со стороны? Ты сдулся, Марс, сколько еще будешь вылезать на заслугах прошлого? Злость подступила прямо к горлу, но выбраться наружу не дал, перекрыв ей выход до ушей натянутой довольной улыбкой. — Долго еще будешь мне мораль читать? Давай продолжим репетицию, иначе я уйду спать. Сегодняшняя ночь выдалась слишком тяжелой, — делано зеваю, тем самым выбесив Хилла еще больше. Его глаза и без того покраснели. — Ты! Кажется, звездная болезнь, как кислота, выела тебе весь мозг. Еще один косяк с твоей стороны, и указатель в сторону выхода загорится специально для тебя. На тебе здесь ничего не держится и вокруг тебя ничего не вертится. Только проблемы, ты — магнит для них. И, если не удается ослабить его силу, от него нужно избавиться. *** — Где эта скотина? — раздался приглушенный, словно в вакууме голос. Топот и крики лавиной снесли, когда открылась дверь гримерки. Не смог разглядеть, кто вошел, не узнал даже по голосу, пока тот не начал вопить фальцетом — Ах, да, старина Фэрри. — Вы посмотрите, да он уже в стельку! Когда ты успел так надраться? Неправильный вопрос «не когда», а «с какой целью». — Говорите незаменимых нет? — я едва связывал слова в предложение. — Я посмотрю, как вы выкрутитесь на этот раз! — зло выплюнул напоследок, перед тем как отключиться и оставить группу один на один с толпой фанов, ожидающих начала концерта. *** — Марс, на этот раз ты все же перегнул палку. — Когда я пришел в себя, Хилл сидел рядом со мной с таким видом, словно я умер и попал в Ад, и теперь гитарист зачитывал мне смертный приговор, в красках расписывая мою агонию и предстоящие муки. Вот только почему было так плевать? — Посмотри на себя, в кого ты превратился. Надувная кукла была слишком большого о себе мнения, когда, не задумываясь, бросилась в огонь и взорвалась. Марс, твоя звезда на небе разлетелась на мелкие кусочки. Осталась только пыль. Далеко не звездная. Тобой недовольны все, включая фанатов. Ты зарвавшийся козел, ты, как заезженная пластинка, с каждым разом звучишь все хуже и хуже. Ты выдохся. С этого дня можешь больше не возвращаться в группу, тебя никто не ждет! «Не ждет» — эхом пронеслось в голове. «Ха. Это мы еще посмотрим. Как давно у меня не было отпуска? Пожалуй, стоит взять небольшой перерыв, пока кони не вернутся в стойло». *** Сейчас. — Эти суки зажрались. Самое время поставить их на место, — отвечаю на вопрос парня, вновь прикладываясь к стакану. Ковыряюсь в тарелке с закуской в поисках чего посытнее. — Ты — лицо группы. Они очень быстро опомнятся, когда поймут всю суть проблемы, уверен, сейчас они себе места не находят и грызутся почем зря! — А ты не такой глупый, — моя фирменная улыбка вдогонку комплименту заставляет его лицо стать пунцовым, а губы расплыться в удовлетворенной дуге. Любишь, когда тебя хвалят? Да кто этого не любит. — Вообще не представляю на хер они тебе сдались, открой свой сольник, пусть грызут локти вместо того, чтобы пользоваться твоим именем! А парень дело говорит. Да и думал я уже об этом, наверное, даже больше, чем думал. Но пока ни слова — не люблю бросаться раньше времени, поживем-увидим, как пойдет дело. — Подожду, пока мои оболтусы нагуляются, а там уже отчитаю за все провинности, — довольно хмыкаю, подмечая, что блондин стал пить гораздо реже, в полглотка. — Как звать-то тебя? — Лекс, — протягивает руку и, дождавшись, когда я сделаю то же самое в ответ, уделяет на рукопожатие куда больше времени, чем следовало. С каким-то потаенным азартом в глазах. Наслаждайся, малыш. Мне не жалко. — Неплохой псевдоним бы вышел из твоего имени - Лекс-секс, да и выглядишь соответствующе. — Даже представить не могу, случись такое, я бы сошел с ума, — жмурится, как кот, наевшийся сметаны, вновь плещет бурбон мне в стакан. — И не жалко все на меня тратить? — Не жалко, я ведь пью с Самим Марсом. Да к тому же чувствую, что мне уже хватит — перед глазами все плывет. — Ты не слабо влил в себя до этого, что же, можешь составить мне компанию и таким образом, — аккуратно касаюсь ребром стакана его лба и делаю глоток. Диалог идет своим чередом: вскользь про группу, едва ощутимо про творчество, поверхностно про вдохновение и вдоль по философии. С моим новым знакомым время практически не ощущается. Бар продолжает пустеть, атмосфера становится куда интимнее, пьяные парочки по углам вовсю жмутся друг к дружке, и я запоздало ловлю себя на мысли, что в эту минуту немного завидую им. Но вновь переключая внимание на Лекса, понимаю, что не так уж и сильно. Его жадный взгляд обволакивает, он не контролирует его, без стеснения наблюдая, как подрагивает кадык, когда я делаю глотки, провожает взглядом от уголка к уголку губ гуляющий язык. И я разгадываю мотив, а возможно, просто подменяю пьяные факты на свою истину. Ведь здесь и сейчас Лекс находится со своим кумиром, так легко и просто без лишних формальностей ведет беседу со мной… И волнение. Интересно, скрывает или и вправду так быстро свыкся со своей удачей и просто расслабился и плывет по течению? — Эй, и как долго ты мой фан? — Достаточно, чтобы узнать твой голос с первых нот или текст интервью с первой фразы. — И многим байкам в сети обо мне веришь? — постепенно склоняю разговор к тому, что мне необходимо, украдкой наблюдая за реакцией. — Только проверенным источникам, — лукаво улыбается, заставляя думать, что мы с ним на одной волне, что он понимает, к чему я это. — Значит и насчет предпочтений моих в курсе? — А то. — И?.. — звучу нетерпеливо. — Ничего не имею против них! *** Подсобка оказывается чересчур тесной, а его тело чересчур близко, когда налетая на какие-то коробки, со звоном вминаю Лекса в преграду. Я за язык его не тянул, только за руку, когда он (без сопротивлений) волочил за мной ноги, прекрасно понимая, что не ради экскурсии я притащил его сюда. Рукой провожу по его лицу, достаточно красивому, чтобы в копилке моих первых встречных оказаться изумрудом, убираю светлые волосы назад, наблюдая, как одна прядка налипает от пота на другую, так и оставаясь в таком положении. Дергаю выключатель, чтобы яркий свет не слепил глаза — я больше не нуждаюсь в нем, и так прекрасно разглядев Лекса за стойкой бара, запомнил самое примечательное и необходимое. Не налетает на меня с поцелуями, как это часто бывает, словно дорвался до желанного, но и не уворачивается, когда мои губы вскользь касаются его шеи. Податливо приоткрывает рот, осторожно пробует мои губы на вкус, втягивает внутрь, едва сжимая. Отстраняюсь на мгновение, чтобы хоть как-то разъяснить для себя ситуацию и понять, что же ждет меня впереди: неподатливая мышка или же дикий зверь, которому нужно только помочь сбросить овечью шкуру. — А в зале при свете ламп ты был куда настойчивее и острее на язык, так почему же тушуешься сейчас, словно я тебя насиловать собрался? Или ты всегда такой скованный? Резко подается в сторону, сшибая плечом пару коробок, и те с оглушающим хрустом приземляются на пол. Что же в них было? Явно не бутылки. И куда же ты собрался, неужели моя фраза задела тебя? — Кажется, мой мозг просто не хочет отключаться, вместо того, чтобы дать мне насладиться процессом, начинает взывать к анализу, а реально ли все происходящее или это просто плод моего воображения? — Если это отговорка, то достаточно неплохая, я почти поверил. А если… Да плевать. Мозг не мозг. Даже если это и плод твоего воображения, неужели в своих фантазиях ты позволяешь оставаться себе настолько скованным и ограниченным? — Ха, а так можно? — произносит это с таким энтузиазмом. А через секунду этим же энтузиазмом сшибая меня с ног, заставляет приземлиться на коробках — не самая мягкая постель. Но разве это так важно? Когда тумблер выключен, когда цунами несется волной и накрывает с головой. Происходящее без снятых штанов становится все больше похоже на секс. Шальной. Страстный. И желанный. Его ноги между моих. Трется ширинкой о мое бедро, втискиваясь так рьяно, что джинсы трещат от напора, готовые вот-вот разойтись. Царапает руками спину через ткань рубашки, сминает ее вместе с кожей, волной мурашек подпирая под самые ребра. Я и не догадывался, что с ним это может быть так. Не ожидал. До конца не верил. Но то, что получается на выходе, мне жутко нравится. Горячим языком по щеке, к губам, проникает внутрь, глубоко целует, до капли высасывая ману, словно вот-вот готов уничтожить противника, не оставить шанса на спасение. И я отключаюсь от всего. Да. Вечер определенно стоит свеч. Как жаль, что это всего лишь подсобка. Сминаю его задницу в руках, прогибается в пояснице, склеивая, как пластилин, наши ноги. Щекочет волосами кожу. Без нежностей сковывая в мертвой хватке пальцев мои волосы, оттягивает, заставляя опрокинуть голову, вдавливает в картонную гладь. И целует, целует, целует. Сколько я так позволяю насиловать свое тело, прежде чем предпринимаю попытки показать, кто тут всем заправляет, не знаю. Но когда инициатива переходит в мои руки, он настолько разогрет, настолько раскрепощен, что усиль напор, и Лекс растает прямо на мне. По спине стекает пот, заползая под резинку трусов. Скользко. Горячо. Долгожданно. Посасываю его язык, плотнее сжимаю зубы на середине, ловя до дрожи опьяняющий полустон. Ерзает все больше, ширинкой к ширинке, ткань к ткани, а за ней кожа к коже. Не говоря, всем телом просит о большем. И, о боже, он этого дождется. Вновь перекатываемся, собирая всю грязь с пола. Теперь он подо мной, с широко разведенными ногами, осталось только скрестить на моей спине, но он не спешит этого делать, а я довольствуюсь тем, что получаю. Представить не могу, насколько красная сейчас его шея, сколько на ней алых засосов. Как малолетки, ей богу, впервые дорвавшиеся до чужого тела. Тянусь к молнии на его штанах и прежде, чем слышу долгожданный звук, он отстраняется, вылезая из-под меня. Практически выскакивает. — Прости, — глубоко дышит, задерживает в легких воздух надолго, а после продолжает. — Кажется, я перебрал, мне срочно нужно на воздух, — и зажимая рот рукой, без каких-либо прощаний, вылетает из подсобки. — Вот так облом! *** POV Лекс Никакая жуткая головная боль не помеха, когда тебе ложкой выедают мозг снаружи и изнутри: с одной стороны Хилл со своими вечными язвительными фразочками, а с другой стороны внутренний голос, который на утро просто неугомонно вопит в сумасшествии, осознав, что именно вчера произошло… Марс. Он был так близко. Руку протяни и хватай, а после либо души, выгрызая себе путь на вершину, либо позволь ему овладеть собой, пока есть такая возможность. И я не знаю, чего в этот вечер хотел больше. Сидя рядом с ним, еще в первые минуты в голову забралась гениальнейшая идея, но ее зерно оказалось слишком мало, чтобы созреть за такой короткий срок, поэтому ничего толком и не вышло. — Лекс, мать твою, очнись, где ты витаешь? — пихает меня под ребра Хилл, кажется, пытаясь вызвать еще и утренний приступ тошноты. — Да хорош меня дергать, я тебе не игрушка, а лучше отойди на пару метров, а то мало ли… — Ты о чем? — непонимающе спрашивает, но все же отступает назад на пару шагов, чтобы начать свою партию. — Соберись и пой уже. Иначе можешь забыть о предстоящем концерте! — Концерте? — ошарашено восклицаю прямо в микрофон, отчего звукарь дергается и угрожающе тычет кулаком в стекло. — Вообще-то ему нельзя было о нем говорить, — упрекает Кэмерон Хилла, но тот клал на его упреки. — Вообще-то нет никакой разницы, когда он о нем узнает, а вот на качество исполняемых им песен мы можем повлиять уже сейчас. И вообще, ты, — обращается он ко мне, — ты думал, что мы тут собрались ради того, чтобы наслаждаться твоими завываниями? Заняться нам больше нечем? Одним концертом ты явно не отделаешься, группа всего лишь проводит его перед началом длительного тура, на котором впервые засветится твоя рожа. — Как бы у тебя что не засветилось, — добавляю беззвучно сквозь зубы. — А у нас никакого продвижения! Нам нужна фишка, нам нужен хороший старт, чтобы фаны в панике не разбежались, поэтому, пожалуйста, возьми себя в руки и поднажми. Ого, разительные перемены Хилла заставляют напрячься. «Пожалуйста»? И это вместо привычных обзывательств. «Возьми себя в руки»? Неужели все настолько серьезно? Наверное, стоит что-то придумать. Стоит внести свою лепту! Но голова забита совсем не командной работой… *** POV Марс Через неделю я сидел в том же самом баре темнее тучи. Бим, вовремя поняв в чем дело, лишний раз даже не смотрел в мою сторону, чем-то ради дела занимая себя у полок с посудой. — Рехнуться можно, это шутка? Я не верил своим глазам, раз за разом, словно по новой, перечитывая доставленную еще днем курьером посылку — неплотный конверт, значение содержимого в котором оказалось весом с мою недолгую жизнь. «Расторжение контракта по соглашению сторон» гласило первое предложение, все подписи членов группы и все необходимые печати стояли на листе. Кажется, моя подпись оставалась простой формальностью. Записка, приложенная к договору, гласила: «Подпиши до завтрашнего утра и отправь обратно с курьером» и приложенный номер телефона. — Это какая-то шутка, они серьезно? — я схватился за телефон, в самый последний момент останавливая себя от порыва высказать Фэрри все, что я о нем думал. Но. Какой теперь в этом смысл? — До утра, говоришь? Хочешь, сделаю тебе вечерний подарок, дорогой менеджер? — набираю номер с листа, диктую адрес бара курьеру и, оставив свою подпись, прячу договор в конверт, а после оставляю бармену, чтобы тот передал нужному человеку. — Это то, о чем я думаю? Они все-таки совершили ошибку? — из-за спины неожиданно высовывается мой недавний знакомый, щекоча шею своими выкрашенными в блонд волосами. Ты как раз кстати, мне нужны свободные уши, потому что ведро с этим дерьмом переполнилось и, прости, малыш, но я вынужден на кого-то его вылить, чтобы негатив не перекрыл кислород, и я не задохнулся от собственного негодования и злости. — Именно то! — Что будешь делать с этим? — Забью большой и толстый. — А если серьезно? — Не думал, — вообще мысли имелись и уже очень давно, но, как я уже говорил, озвучивать пока их я не собирался. *** Еле переставляя ноги, плетемся по направлению к моему дому, почти в обнимку, чтобы не посшибать своими телами прохожих, как кегли. Только бы не упасть. И как же я так быстро нажрался? За час? Два? Меньше? Сколько сейчас вообще? Хлопаю по карманам в поисках телефона, но его нигде нет, не оставил ли в баре? Как оказалось, нет, нашелся припаркованный в заднем кармане. Не успеваю разблочить, как раздается звонок — номер неизвестный. Поднимаю трубку, а из динамиков извергается очередная досадная инфа: «Пока безуспешно. Поиски автомобиля продолжаем». Отключаюсь, не посылая раньше к хуям исполнителя. Еще штрафа или срока мне не хватало в придачу. — Что такое? — наводя поплывший взгляд, спрашивает Лекс, покрепче сжимая руку на моем плече. — Это Ад! Какой-то чертов Ад, — я перестал себя контролировать при нем еще с первой стопки, послав все далеко и надолго, иначе зачем он мне, собственно, сдался? Слушай, слушай, малыш. В сердцах дергаю резко рукой и телефон вылетает из рук, всем корпусом на метров пять проезжаясь по земле вперед. — Сука! — взвываю я, когда поднимаю агрегат — по экрану пошли трещины. — Группы нет, чертовой машины нет, еще и телефона, треклятая жизнь, теперь нет, когда все окунулось в такое отборнейшее дерьмо? Лекс догоняет не сразу — кажется, он нажрался порядком сильнее меня. — Эй, ну, если тебе так хочется проораться — кричи, пускай тебя услышат все, не сдерживайся! — советует он, когда оказывается рядом. И вновь опускает руку мне на плечо. Вот это поддержка. Вот только сдалась она мне? Хотя сейчас, пожалуй, все же сдалась. Отыграюсь на нем, как доберемся до дома, вомну пару раз лицом в матрас, а после посмотрим. — Повторяй за мной, — и Лекс срывается на крик. — ВСЕ ПИДАРАСЫ! Надрывает голосовые связки, что есть мочи. Уверен, на утро останется без голоса. — Ну, же, кричи! ВСЕ МУДАКИ! — ГОНДОНЫ, ТРЕКЛЯТЫЕ МУДОЗВОНЫ! — добавляю я во все горло — вот-вот и пар из ушей повалит. — КАК ЖЕ Я ВАС ВСЕХ НЕНАВИЖУ. — И мы тебя, вали домой, уебок! — кричит мне кто-то с балкона, пуляя в мою сторону окурок, но он не долетает. Эх. А я заселялся в приличный район. — ДА ИДИ ТЫ НА ХУЙ! И УЖ ТОЧНО НЕ НА МОЙ, — кричу ему вдогонку, салютуя символичной комбинацией Fuck. Всем вам Fuck! Срываюсь на бег, насколько получается, насколько остаются силы, утягиваю за руку Лекса, пока у того еще хватает мочи, продолжает попутно орать. *** Пытаюсь открыть дверь, но руки не слушаются, и Лекс снова приходит на помощь, копошится в замке, и как тот поддается, пропускает меня вперед, вваливаясь следом. Размещаемся в зале: я на полу, Лекс на диване. Разговор бежит по своему руслу. Меня все еще не отпускает. Не может. Не сейчас. Не так рано. — Господи, какие же они гондоны. «Незаменимых нет»? Я посмотрю на это! Посмотрю! — Они пожалеют об этом, вот увидишь! Фанаты сотрут в порошок того, кто попытается встать на твое место. И кастинг. Ты слышал? Лэйбл уже организовывал кастинг, пара фанатов в сети писали, что принимали в нем участие, но так и не прошли, а как обстоят дальше дела — пока тихо. — Кастинг? — слова Лекса заставляют кровь вскипеть. Вскакиваю на своих двоих, словно отрезвел за раз, но меня несет в сторону, едва получается устоять на ногах. — Так быстро? Вот твари! — Марс, ты должен ответить им. Ты должен показать кто главный, утри нос этим выскочкам. Участники группы давно зарвались, они развалят то, что вы когда-то создали. Вот увидишь. С таким настроем и подходом к делу им никто не захочет помочь. — Ответить? — шарю взглядом по комнате. — Да я… Да я… Да они мне на хуй не нужны, я сам все сделаю. Говорили, что я сдулся? Что иссох? Что перестал чувствовать то, о чем пою? Типа мне не верят ни группа, ни фанаты. Так я посмотрю на их лица, когда они услышат мою новую песню. Я сделаю себе сольник. Этот проект задавит их группу, и через месяц Роберт их всех распустит к хуям. Лекс стоит рядом, не трогает, но всем видом показывает мне, как сильно сопереживает, словно Хилл, Стоик, Кэмерон и Штефан успели достать не одного меня, будто все фанаты в курсе, каким говном может быть каждый участник «Slow Poison»! — Сольный? Я же тебе говорил, так и нужно сделать. Но в недавнем интервью ты упоминал, что очень давно не писал текстов… — Что упоминал, то и «отпомню»… Песня готова, я уже думал на днях показать ее знакомому продюсеру, но над ней еще требуется работа, она суховата, — взгляд натыкается на листы, лежащие на столе. — А ты… хочешь… могу спеть ее тебе? Будешь первым, кто услышит. Так сказать vip-концерт. — Думаешь? А не слишком ли это для одного скромного фаната? — отводит взгляд. И почему сейчас он выглядит так растерянно? — Только я так сильно перебрал, что сомневаюсь, что пальцы будут меня слушаться и получится нормально сыграть, — снимаю со стены гитару и сажусь на диван, оставляя лист с нотами и текстом на коленке. Первые аккорды и сразу сбиваюсь. — Черт! — Эй, спокойно, — заглядывает в лист Лекс. — Если напоешь мотив и скажешь, с какой скоростью играть, смогу помочь. Через пару минут объяснений, комната на мгновение погружается в мертвую тишину, а после только перебором струн льется чистый гитарный звук и мой голос.«Потерянный во времени, на пути, Ушедший, но не забытый. Новое таинственное преступление ради награды, Теперь стены разрушены. Итак, сейчас или никогда… Я делаю вдох, я делаю выдох, Я разорву узы, которые удерживают меня. Я делаю вдох, я делаю выдох, Я стану врагом. Оказавшегося во власти зыбучих песков, меня засасывает внутрь, Нашептывая веру в болезнь. Скоро миф будет опровергнут, Я стану первым свидетелем. Итак, сейчас или никогда… Я делаю вдох, я делаю выдох, Я разорву узы, которые удерживают меня. Я делаю вдох, я делаю выдох,. Я стану врагом!»***
Лекс сидит какое-то время ошарашенный, не пытаясь связать и двух слов, я смог его задеть и на душе от этого стало как-то спокойней, появилась надежда, что все получится, что я смогу. Но когда все же блондин раскрывает рот, поток его эмоций уже не остановить. — Господи, да это же бомба! Меня просто снесло, расплющило! Давно такого не было. Марс, невооруженным взглядом видна перемена, ты писал песню на эмоциях, ты пережил каждую строчку. Припев рвет. Смысл просто забивается в голову и остается там. У меня просто нет слов, точнее они есть, но я не знаю, как выразить все, что сидит внутри. — Ты, главное, дыши спокойней, не теряй сознание, а то не хватало еще опять копов вызывать, — усмехаюсь я. Лекс часто дышит, зрачки заметно увеличились. В его лице я вижу толпу, в его лице я вижу то марево, тот экстаз, в котором зашлись бы фанаты, будь я на сцене. Как бы взревела толпа. Как бы она скандировала мое имя. Эти бешеные лица внизу, с каждой минутой концерта постепенно все больше и больше сходящие с ума, обретая одну на всех нирвану, одно на всех забвение, одно на всех желание, одну истину. Я скоро буду стоять там. Я стану Фениксом, и мои острые когти вонзятся в самое сердце тех, кто был мне неверен. Кто ошибался во мне. — И все-таки, ты нереально охуенен. И ты. И твоя песня! — Так пользуйся случаем, раз подвернулся, — подмигиваю, а довольная улыбка с лица так и не сходит. Слишком возбужден. Слишком взбудоражен. Я показал кому-то то, что было настолько дорого мне, и получил достойную отдачу. — Вообще-то я за этим сюда и пришел, в прошлый раз с моей стороны было как-то некрасиво, ушел, не прощаясь, да и нажрался так, что контролировать меня стал не мозг, а желудок. Хорошо, что это оказалась наша не последняя встреча, — уверенный шаг вперед, по пути сбрасывает гитару к подножию дивана и стягивает с себя майку. Прохладная постель принимает обнаженные тела. Вещи дорожкой разбросаны до кровати. Лекс молча вцепляется в мои волосы, лихорадочно кусает мои губы, терзает зубами без капли жалости. Прижимается ближе, постепенно распаляя тепло наших тел, словно в печи, заставляя трещать под напором, заставляя огонь внутри разжигаться… И во мне огонь бушует диким пламенем, еще с того самого момента, стоило только раскрыть рот, чтобы строчки песни полились изнутри, чтобы рвало душу. Чтобы рвало души. Резко поднимаю его своим телом, привставая на локтях, высвобождаю из его объятий свою руку, чтобы железной хваткой сковать в кольце на шее парня. Хрипит, но не вырывается. По горящим глазам понятно — ему нравится и такое. Ниточка слюны тянется от его губ к подбородку, продолжая держать его за горло, ловлю ее языком, не спеша заползаю вглубь его рта, дразню ожиданием, вслушиваясь в ритм его колотящегося в бешенстве сердца. Я знаю, как надо… Ты будешь доволен… Ведет бедрами, ерзает у меня на коленях, просит взглядом, умоляет прекратить мои издевки, заменить томящую медлительность на страстный порыв, вмять его лицом в подушки и просто взять. Но не так быстро. Впереди еще вся ночь, и я не собираюсь отпускать его так скоро. По крайней мере, не сегодня. Я слишком вымотан эмоционально, выжран до дна, словно корм в миске дворовой собаки. И мне нужна разрядка. Большой палец скользит по его губам, недвусмысленно ныряет внутрь, мгновенно оказываясь зажатым между его небом и языком, втянут внутрь, словно в вакуум. Выпускает, оставляя на нем сгустки слюны, упирается в меня выжидающим взглядом, раскачиваясь бедрами на моем стояке, трется о нежную кожу своей, напрашиваясь на ответные действия. А мне хочется играть с ним. Хочется растягивать, стягивать и снова тянуть, как канцелярскую резинку, пока та не лопнет под напором, хлестко ударяя по рукам, до красноты. И у меня получается играть с ним, как с резинкой. И спустя десять минут не беспричинных, не без подтекстных ласк, в моих руках от напряжения он взрывается и сам набрасывается на меня. И я остаюсь доволен — работает всегда безотказно. Охренительный, сводящий с ума, крышесносный поцелуй, будь мои губы пришиты к телу - нитки бы треснули и я бы точно их лишился. Сбивчиво дышит прямо в рот, задыхается, но не отпускает языка, играя с ним своим, гладит, посасывает, вылизывает и снова втягивает. Перед глазами разноцветные вспышки. На контрасте с болью и сладким ощущением накрывающего экстаза. Мну в руках его задницу, впиваясь ногтями, без проникновения натягивая на себя, членом прохожусь по ложбинке меж ягодиц. И когда его губы переключаются на мое плечо, превращая кожу на нем в шкуру леопарда, сбрасываю его с себя, с силой вжимая животом в постель, причиняю дискомфорт в паху, заставляю небеспричинно вскрикнуть. Зубы сводит от вида распластанного на кровати готового ко всему тела. — У тебя есть смазка? — заглушенный вопрос прямо в подушку, а следом нетерпеливая задница, изогнувшись, трется о мой член. — Есть, но ты ее не получишь. Хватит и природной, хочу поиздеваться над тобой подольше, — отвечаю, склоняясь прямо над его ухом, прижимая всем телом к кровати, не церемонясь, смыкаю зубы на хряще, наслаждаясь дрожащим от боли телом. Сжатое колечко мышц поддается не сразу, спустя долгие манипуляции пальцев, переполненное от смазки и слюны, пропускает в себя мой член на треть. Хочу остановиться, но упертый Лекс продолжает насаживаться глубже. — Выеби уже меня! — хрипло дышит, отводя руку за спину, ловит мою и сковывает обе на своей ягодице, заставляет сжать. — Прости, будет по-твоему, но не сразу, — убираю руку, отводя на полметра в сторону, чтобы после, от смачного шлепка по заднице, сорвать полукрик из его уст. — Хватит издеваться надо мной. Или трахай или через секунду я нагну тебя и вставлю по самые гланды, — злится Лекс, утыкаясь лицом в подушку. — Мечтай, — довольно улыбаюсь, получая от общения с ним куда большее наслаждение, чем от секса. Такой острый на язык, такой колкий ежик, кто же тебя научил так отвечать? Откуда столько яда в твоих словах? Но при этом в игры на подчинение ты играешь с большей охотой. Как странно… Размашистыми шлепками вколачиваюсь в его задницу. Кровать ходуном, поскрипывает от напора и от незапланированных скачек. Удерживаю свое тело на руках, упираясь по бокам от плечь Лекса, наращиваю темп, увеличивая амплитуду движений. Но не видеть его лица оказывается не так интересно. Приподнимаю его за бедра, а после дергаю на себя за локти, выхожу из него лишь для того, чтобы, развернув к себе лицом, вновь вдавить в матрас. Но последнее выходит не совсем по плану, и на подушке оказываются мои лопатки, а этот чертенок с довольным видом — на мне. Двигает тазом навстречу, привстает, выходя наполовину, и снова опускается, сжимая в плотное кольцо мой член. Горячо. Мокро. Скользко. И так странно, потому что желание заканчивать первый раз и быстрее переходить ко второму, показывая свою выносливость, отходит на второй план. Наклоняется, цепляет зубами мою нижнюю губу, тянет, после принимаясь за верхнюю, сминает. Слишком приятно вкупе с его подвижной задницей, без устали двигающейся в такт моим коротким толчкам. Не понимаю, кто кого трахает, когда отстраняясь, занимает сидячее положение. Раскачивается медленно на коленях, совсем немного вверх и назад, повторяя раз за разом, не спешит, как просил сам до этого, не срывается. А я понимаю, что хочу совсем другого. Выкручиваю ему руки, фиксирую за спиной, заставляя дугой изогнуться и запрокинуть голову, а после сам двигаю его тело, сам ускоряю. Беру его настолько жестко, настолько быстро и настолько скользко, насколько хочу этого сам. И когда Лекс начинает без стеснения стонать в голос, осознаю, что его желание трахаться медленно не было истинным… Я потерял счет сколько раз за ночь, меняя позы, я нагибал его, натягивал на себя, заставляя стонать, просить и хрипеть от сбившегося дыхания. Но падая без сил на кровать, я ясно помнил ощущение, на котором себя словил: натрахавшись вдоволь, я не был сыт этим парнем. *** Когда я открыл глаза, на постели рядом со мной никого не оказалось. И оно было к лучшему. С утра я не очень желал сталкиваться со своими ночными вожделениями лицом к лицу по одной простой причине: с первыми лучами солнца я поднимался злее, чем любая сука. Ночная похоть ускользнула в форточку. Требовалось какое-то время, чтобы собраться с мыслями и настроиться на новый день. И по этой весомой причине я предпочитал оставаться наедине с собой. Вот только в это утро я проснулся в необычном для себя бодром расположении духа, в голове настойчиво крутился видоизмененный мотив песни, которого я так долго ждал. И поэтому первым делом, что я сделал с утра, — отправился на поиски гитары. Я ясно помнил — Лекс оставил ее у дивана, но когда я зашел в зал, ее там не обнаружилось, как не нашлось висевшей ни на стене, ни в другой комнате, ни на кухне и даже в гребанном туалете. Запоздало понимая, что вообще произошло, я кинулся к столу, после с диким гортанным ревом проносясь по дому: — СУКА, ГДЕ ТЕКСТ? *** POV Лекс До студии я буквально летел, не видя ничего и никого перед собой. В мыслях на повторе проносилось «быстрее, быстрее, лишь бы не сдрейфить». Короткий звонок Фэрри и просьба собрать всех в студии. Он, конечно, удивился, но никакого недовольства не выказал, пообещав исполнить мою просьбу. Огибая улицу за улицей, я мчался, что есть мочи, стараясь отогнать от себя ненужные мысли, сбросить по пути, словно хвосты. Марс, черт бы тебя побрал. За какие-то пару месяцев заочного знакомства с тобой, я успел подсесть на тебя, как на самый страшный наркотик, но стоило только узнать тебя ближе, вживую коснуться твоих изъянов, внутренняя борьба завершилась, а на чашу жизненных приоритетов окончательно упал один единственный — «Slow Poison». И если еще в первую нашу встречу я сомневался, то во вторую, после этого скотского отношения ко мне, как к фанату, как к кукле, как к марионетке, которой можно заправлять, как хочешь, и она будет рада, я все понял. Ты действительно зарвался, Марс. Плюсов в тебе не больше, чем минусов. Торкает с тебя с такой же силой, с какой хочется отбежать на километр. И мне тебя ничуть не жаль. Я ворвался в студию, словно ураган, игнорируя недовольные лица явно разбуженных и выдернутых из недр самого глубоко сна участников. — Дайте мне пару минут, — возражения даже не успели прозвучать: то ли сбитые с толку моим шальным энтузиазмом, то ли после утренней раскачки, не успев прийти в себя, парни не проронили и слова. Я забрался на высокий стул, устроил два помятых листа на пюпитр, и взял в руки гитару и начал петь.«Потерянный во времени, на пути, Ушедший, но не забытый. Новое таинственное преступление ради награды, Теперь стены разрушены. Итак, сейчас или никогда… Я делаю вдох, я делаю выдох, Я разорву узы, которые удерживают меня. Я делаю вдох, я делаю выдох, Я стану врагом. Я стану врагом!»***
Я чувствовал эту песню кончиками пальцев, каждой клеточкой тела, каждой частичкой души. Она вызвала внутри бойню из самых разных противоречий, я чувствовал себя самой последней скотиной, я чувствовал себя врагом, я чувствовал себя спасителем, я чувствовал себя творцом своей судьбы. Прямо здесь и сейчас я обращал весь смысл песни против Марса. — Это ведь гитара Марса? — когда последние ноты стихли, первым делом спросил Хилл, сложив руки на груди. — И если его, что ты сделаешь? Гитарист сорвался с места, как заправский гонщик на своем авто по сигналу флагов в черно-белую шашечку. Зажмурившись в страхе, повинуясь инстинкту самосохранения, я закрыл лицо руками, не зная, чего ожидать в этот момент. Готовый к удару, к ору в оба уха, я открыл глаза только тогда, когда зажатый в руках Хилла, оказался под самым потолком. — И как это понимать? — спросил я, продолжая находиться в таком положении, остальные участники группы в этот момент продолжали смотреть на меня с чересчур довольной подхалимной улыбкой. — Ты, конечно, говнюк еще тот. За этот поступок ты будешь гореть в Аду. Не ожидал, что твоя рыбья башка додумается до такого, и даже имея догадки, чем ты прикрывал свой тыл, когда добывал эту песню, я не берусь тебя осуждать. Чувак, это шедевр — ты притащил в группу будущий хит! *** POV Марс Концертная площадка забита до отвала. Впервые нахожусь не по ту сторону, за кулисами, а в самой гуще процесса. Наблюдаю, как постепенно стекается народ, с досадой подмечая занятые плечом к плечу ряды на протяжении десятков метров, примыкает к замыкающим, уплотняя живую массу. Кепка натянута по самые глаза, волосы ширмой прикрывают остальную часть лица, оставляя тонкую щель для обзора. «Какого черта я здесь забыл?» — задаюсь этим вопросом снова и снова, не предпринимая попыток сделать ни шага ближе, ни отступить назад. Отчетный концерт — перезапуск «Slow Poison» волнует меня меньше всего. Реакция фанатов на неожиданную новость — истинная причина моего появления. Ни один официальный источник за это время так и не подтвердил и не опроверг слухи о развале группы или о смене состава. И фанаты, подчистую скупая билеты, в ожидании увидеть на сцене Марса и его свиту, вот-вот будут жестко обломаны. Разогрев проходит в привычном формате, без единого намека на предстоящий шок. И оно к лучшему, хочу увидеть неподдельную реакцию, хочу увидеть взрыв, хочу, чтобы поднялся бунт. Первым на сцену выходит барабанщик Кэмерон, приветствует толпу, а после начинает выстукивать ритм. Гитаристы Хилл, Стоик и клавишник Штефан заползают на сцену через минут пять, и прежде, чем по площадке проносится гитарный рев, толпа взрывается в крике, как один скандируя «Slow Poison». Десять минут инструментала тянутся вечность — нервно стучу ногой по траве. — Кхм-кхм, — Хилл стучит в микрофон. — КАК СЛЫШНО? Визг толпы оглушает. — Кажется, не очень хорошо, на самых дальних рядах, как слышно? Звон в ушах от рева и гортанно-визжащих криков толпы глушит во второй раз. Пока Хилл говорит, парни на фоне продолжают наигрывать непринужденную мелодию, подготавливая и разогревая слушателей. — Несмотря на плохую погоду и тучи над головой, для нашей группы сегодняшний день — знаменательная и волнующая дата. И прямо сейчас у всех присутствующих появился шанс запечатлеть музыкальный переворот, который на века войдет в историю «Slow Poison» и перепишет ее от корки до корки, выкрасив новыми чернилами старый холст. Толпа в ожидании загудела. — По веским причинам три месяца назад наш вокалист Марс покинул группу, — произносит Хилл долгожданную для меня фразу. Тишина не наступает. Слышится недовольное «Чего? Пусть он повторит» и «Я не расслышала». А затем с первых рядов негодование фанатов проносится волной к дальним рядам, наслаивая один голос на другой, усиливаясь и разрастаясь по всему периметру. — Не могу представить, насколько сейчас эта новость повергла всех в шок, но хочу сказать, что и мы удивлены не меньше. И как бы печально не звучало это из моих уст по отношению к экс-вокалисту, хочу процитировать слова его же любимой песни «Я приму это как данное, так дай же благословение на новую зависимость!» «Так дай же благословение на новую зависимость!» — хором подхватывают голоса из толпы. — И поэтому, пускай хотя бы на сегодня, ваше сердце и ваша душа приоткроет двери для новой зависимости, — и после этих слов на сцену поднимается новый вокалист группы. Камера меняет фокус с лица Хилла на ноги вошедшего, крупным планом скользя, медленно поднимается выше, неотрывно следя и проецируя на большие экраны каждое его движение. Замершие в ожидании фанаты, кажется, забыли как дышать. И, наверное, я вместе с ними. Обувь, цепочки и заклепки на джинсах, широкая со стоящими рукавами черная футболка с белым крестом по середине — для меня ничего из этого не имеет значения. Ровно до тех пор, пока на экране не появляется лицо. До чертиков, до боли, до зубного скрежета знакомое мне лицо! — Лекс? — одними губами произношу я, в надежде, что земля не ушла из-под ног, что головокружение — лишь временный краткосрочный эффект. — Всем привет, — машет рукой, отвешивая деланный низкий поклон толпе. — Будем знакомиться? Мое имя Лекс, — и белозубая улыбка во все тридцать два. Кто-то из фанатов присвистывает, кто-то уже спешно добавляет «красавчик»! Но общий настрой спадает: завладеть вниманием толпы, заставить ее проникнуться к тебе — задача не из простых. "Кто ты, блять, такой?" - слышится недовольство, но его не замечают. — Мы долго думали, с чего же начать наш концерт, с какой песни, ведь у группы очень богатый репертуар и каждая песня на вес золота. Но пришли к выводу, что, как новому участнику «Slow Poison», было бы неплохо дать жизнь чему-то новому. И выбор пал на мою песню, — подмигивает на камеру, подходя к микрофону вплотную, с каким-то томительным наслаждением произносит. — И она называется «Враг»! Надеюсь, она вам понравится, — отворачивается к группе, показывая большой палец вверх, и свет на площадке играет новыми красками, попеременно сменяясь с синего на красный. А я словно корни пустил в землю — стою не в силах пошевелиться.«Потерянный во времени, на пути, Ушедший, но не забытый. Новое таинственное преступление ради награды, Теперь стены разрушены. Итак, сейчас или никогда… Я делаю вдох, я делаю выдох, Я разорву узы, которые удерживают меня. Я делаю вдох, я делаю выдох, Я стану врагом. Я стану врагом!»***
Растоптанный, униженный, оболганный, забытый! Державший в руках полмира, в одночасье потерял все без остатка. От Марса не осталось и следа. Как прозаично… *** POV Лекс Концерт за концертом, город за городом, страна за страной. Жизнь, о которой я никогда и мечтать не мог, заползла внутрь вен, наполнив самыми разнообразными событиями мои дни. Не скажу, что все с самого начала пошло по маслу — издержки и потери есть даже у самых успешных проектов, и мой, и наш не стали исключением. Не стану кичиться своим бесстрашием и силой духа, не скажу, что ни разу за все время не поддавался панике и страху; ни разу не жалел о том, что этот шанс выпал на мою долю; что ни разу не хотел все бросить. Но закрученный в водовороте событий, я плотнее вставал к участникам группы и, в конце концов, благодаря командному духу и плотному графику, я узнал, что значит обрести семью не имея кровных уз. — И что, совесть совсем не грызет? — спросил как-то Хилл. — Если скажу, «не грызет», какой будет твоя реакция? — Про себя подумаю «бездушный малый», а вслух скажу «ну и славненько». *** Год спустя после первого концерта, успев побывать в мировом туре, группа, после короткого перерыва, вновь собралась, чтобы дать отчетный концерт в свой день рождения. Репетиции проходили в легкой и непринужденной обстановке, иногда заканчиваясь раньше намеченного срока. — Через двадцать минут жду вас на Бульваре Уилшир, думаю, вам будет приятно понаблюдать за установкой билборда — он получился впечатляющим, — сиял восторгом по ту сторону невидимого провода Фэрри. До нужного адреса машина доставила нас с небольшим опозданием, Фэрри оказался на месте еще позднее. Рабочие уже вовсю монтировали изображение, постепенно собирая пазл из пропечатанных стальных пластов. Мы, заняв удобные места на крыше кафе через дорогу, вполглаза наблюдали за происходящим. — Фэрри, не ты ли нам говорил о приятном? Ты это слово ни с каким другим не перепутал? — возмутился Хилл. — Хорош таранить менеджера, — встрял в разговор я. — Тут дело на десять минут, потерпи и получишь свою порцию впечатлений. То, что твоя рожа еще не собрана — не его вина. Сам захотел быть замыкающим с правого фланга на фото, вот и жди теперь. — Обидно, конечно, что не получилось выкупить место на пару домов раньше, но зато сэкономили, — наблюдая за процессом, добавил Фэрри. — А с этим что не так? — Он не статичный. Здесь и далее по всей улице только призмавижн — слишком большой поток желающих на одно вакантное место, вот и модернизировали, найдя способ срубить больше бабла. — Ну, ничего страшного, от нас не убудет, — я пожал плечами. Рабочие опустились на кране вниз, наконец позволив нам насладиться тем, ради чего собрались. Как и говорил Фэрри, изображение было и вправду фееричным. Все вместе и каждый участник по отдельности смотрелись слишком эффектно, слишком пафосно и слишком маняще. Впервые за долгое время я словил себя на мысли, что жутко нравился сам себе, на мгновение став солидарным с криками фанаток «Лекс-секс». — Переключай, — крикнул один из рабочих куда-то в сторону. За секунду вместе с изображением на билборде, меняя на наших лицах гримасы с довольных на шокированные одним движением незамысловатого механизма. Наше фото, описав сто восемьдесят, скрылось в недрах конструкции, оставив на внешней стороне, казалось бы, давно забытого персонажа — Марс. Его лицо крупным планом застывшее в крике над микрофоном. — Да ладно! — Блять! — Какого? — Посмотрите на дату его концерта, — вскочил Хилл, выронив из рук телефон. — Мы же играем в этот день! Но я уже не слышал его, все, что меня волновало в эту минуту — фраза на плакате, такая до дрожи знакомая и такая многозначительная. «Так дай же благословение на новую зависимость! И я стану для тебя врагом!» И тогда я окончательно осознал всю реальность: еще ничего не закончилось — все только началось.