Первое золото

Медаль была на вкус, как металлические перила на бортике родного катка. Пхичит маленьким иногда покусывал их от досады, когда ну совсем ничего не получалось. Отъезжал, отворачивался спиной и кусал, чувствуя, как копится на языке вкус. Тренер думал: он плачет, — и несколько минут не трогал, дети все разные, пусть ребенок справляется, как душа требует. Пхичит не плакал — думал. Вместе с металлической слюной понемногу копилась решимость, он набирал её полный желудок и возвращался назад. Если попробовать тысячу раз, то обязательно получится. Пхичит вечно сбивался со счета, поэтому не останавливался никогда. В конце концов, говорил он себе, если становилось совсем уже тяжело, никто не заставляет, захочу — уйду, выход там. Но где ещё было найти такое потрясающе веселое занятие, где обрести легкость, которой наполняется тело перед прыжком, и выходит не натужное отталкивание, а почти что полет, пусть и короткий. Может быть поэтому ему всегда так непросто давались четверные, они требовали дикого напряжения, тело будто само собой тяжелело, будто намокла на нем одежда и стала тяжелой, тянула вниз, тогда как тройные прыжки выходили словно сами собой, и он становился как будто рыбой, а лед как будто рекой. Р-раз — и выпрыгнул! И назад в воду. Лучшее в мире развлечение. Чао-Чао на первой их тренировке спросил, чем это Пхичит так доволен, разулыбался, как от хорошей мысли? Пхичит бесхитростно рассказал, и Чао-Чао долго смеялся. Потом сказал: это отлично, что тебе нравится, но так мы золота не возьмем. Все так хотят золото, думал Пхичит, ворочаясь ночью, у ребят на катке глаза горят, когда вслух мечтают о пьедестале. Пхичит тоже мечтал, но больше о том, что будет после, что он сможет сделать, когда у него будет золото, что его слово и действие будет весомее, что он перестанет быть мальчиком на коньках, а будет золотым призером, к которому стоит прислушиваться. Тогда он начнет говорить. Это немного мешало в процессе, но Чао-Чао находил способы его мотивировать. Пхичит не всегда понимал это сразу, а часто уже потом, когда срабатывало. Может быть, тренеру так и не удалось вселить в него настоящий дух спортивного соперничества, тот самый, которым были полны ребята на всех соревнованиях, куда Пхичит попадал, но жажду открыть своими победами новую страницу истории — точно вселил. Желание отточить до совершенства навыки катания у Пхичита и без того было. Именно с ним он и приехал в Детройт. Пхичит прекратил покусывать медаль, отвел руку, посмотрел на неё. Медаль блеснула в свете ночника. Красивая и хорошая на вкус, совсем родная, своя. Получилось же, получилось взять её без дикого желания быть лучшим из лучших, достигнуть золота на силе любви к катанию, а не спортивной злости. Не сказать, чтобы Пхичит был начисто её лишен, но всё же уступал в этом практически всем соперникам. Единственным исключением стал встреченный в Детройте Юри Кацуки. Пхичит любил людей, но особенные чувства, как и все люди, испытывал к тем, кто похож на него самого. Замкнутый молчаливый японец Юри оказался похож. Именно беззаветной своей, почти неспортивной любовью к катанию. Пхичит не сразу в это поверил. Останавливался у бортика и смотрел, как Юри прикрывает глаза перед прыжком, какое удовольствие отражается на его лице. Он такой же, с изумлением понял Пхичит, и убедился в этом, когда предложил прийти на каток в неурочное время и кататься, как вздумается, без тренера и отработки силы толчка, просто ради удовольствия, наперегонки, с догонялками. Юри хохотал, как ребенок, даже падая, и тогда Пхичит понял, что Юри ещё менее спортсмен, чем он сам. Пхичит повернулся на бок, прижал руку с медалью к груди. Нагретый металл прильнул к теплой коже. Здорово было встретить Юри в Китае. Не просто здорово — по-настоящему радостно! Они с Чао-Чао уже решили, что тот бросил катание насовсем. Чао-Чао был расстроен и даже зол на себя за то, что не сумел мотивировать спортсмена, провалился как тренер. Пхичит не знал, чем утешить его, кроме своих успехов, и старался на тренировках изо всех сил. Чао-Чао всё равно отвлекался и пропускал самые успешные его попытки, особенно после того, как стало известно, что Юри скорее всего вернется с новым тренером. Чао-Чао ворчал, Пхичит долго не верил, что это правда. В их общей комнате в Детройте вся стена над кроватью Юри была увешана плакатами с русским чемпионом, он же стоял на заставке телефона, его же портрет красовался на рабочем столе компьютера. Обои менялись иногда: то был Виктор со спины, то в прыжке, то улыбался прямо в камеру так самодовольно, что Пхичит показывал ему язык. Юри любил этого чемпиона той беспредельной любовью, какой сам Пхичит любил лед. Он долго думал об этом и однажды, когда они с Юри были уже действительно дружны, решился спросить: бросил бы тот катание, если бы не Виктор, если бы не было для него среди фигуристов такого примера? Юри смутился, забормотал себе под нос на японском, потом сказал по-английски: да, давно бросил бы, но очень уж хочется выйти с Виктором на один лед. Его ждал провальный сезон. Пхичит звонил и писал Юри много раз, прежде чем оставил попытки возобновить общение. Может, ему нужно время, он был ужасно подавлен, хотя Пхичит, если честно, не разделял его ужаса: выйти в финал Гран-При, шутки, что ли? Ну и что, что шестое место? Но у Юри ещё умер любимый пес, с которым они всегда так весело болтали в скайпе, да ещё, говорили, он не общался ни с кем, кроме тренера и, конечно же, чувствовал себя брошенным. Пхичит сокрушался, что не достучался к нему тогда, вдруг чем-то помог бы, хоть добрым словом. Он уже почти был уверен, что Юри ушел и втайне на него злился, потому что физически, несмотря ни на что, Юри многое давалось легче. Его фантастическая выносливость, его способность тонко чувствовать, точно передавать движением тела музыку. Он мог бы достичь многого, но не нашел своего вдохновения, а Пхичиту бы напротив, побольше данных к своему природному артистизму. Надо работать с тем, что есть, сказал Чао-Чао, поняв, о чем думает его единственный теперь кандидат в чемпионы. Может, не в этом году, работы требуется ещё много, но через несколько лет, кто знает. А Юри, может, и вправду нужны были перемены. Зато тренер теперь сосредоточится только на нем, во всем есть свои положительные стороны. Губы расплывались в улыбке сами. Пхичит подтянул руку с медалью к губам. Вкусная. Первое золото. Чао-Чао от радости кружил его на руках, согласился на тучу селфи и улыбался в камеру во весь рот. Вот так, думал Пхичит, опять касаясь медали языком, если верить в лучшее и упорно трудиться, то всё получается.