Bitte, genug!

Измученное, исхудавшее, но по-прежнему прекрасное тело. Да, сейчас его обладатель измучен до того, что отключился. Но разве может это помешать старшему? Нет. Байльшмидт кривится, отвешивая Германии резкую пощечину по и без того избитым скулам. Голова арийца, висевшего на стене и удерживаемого лишь ржавыми кандалами за руки, что сейчас были подняты вверх и позволяли лишь кончиками пальцев ног касаться пола, мотнулась в сторону. Кажется, в теле не осталось даже капли силы. Боль была везде. Она охватила тело, сознание, разум, сливая все перед кристально-чистыми голубыми глазами в сплошное яркое пятно, что иногда разрезали взрывы зеленых, розовых или фиолетовых цветов. Людвиг очнулся, переведя измученный взгляд, в котором не осталось ничего, кроме боли и мольбы о пощаде, на старшего брата, усмехающегося ему в лицо. Гилберт не кормил его уже несколько дней, только избивая. Иногда он брал кнут или бил по лицу кулаками, даже не снимая перчаток, но чаще всего ронял на пол и избивал своими военными ботинками. В такие моменты внутренности младшего отзывались настолько резкой и острой болью, что тот отключался от пары пинков. У него были сломаны несколько ребер, пальцы. На спине его братец вырезал орла с прусского флага. Германия помнил этот день.. Гил специально оставил его в сознании и даже немного покормил. Но такое продолжалось недолго.. Вскоре тот взял один из своих ножей, которые от скуки обычно запускал в стену рядом с братом, уложил арийца на стол и долго вырезал орла, наслаждаясь криками, которые все ослабевали, пока Людвиг и вовсе не отключился от потери крови. После этого он еще день просто отлеживался на полу подвала с обработанными ранами, коих, кроме спины, хватало: разбиты губы, скулы, руки, ребра и живот в синяках, где-то виднеются кровоподтеки и ярко-красные полосы от кнута, что продрал кожу до мяса, на плечах и бедрах все еще остались ожоги, а на внутренней стороне бедра и вовсе клеймо с именем старшего брата, которое тот продержал на коже в три раза больше положенного времени. Когда-то сильное тело сейчас выглядело просто кусками кожи, приклеенными к костям. Гилберт, презрительно фыркнув, со всего размаху приложил младшего к стене спиной резким ударом в живот. Людвигу пришлось через силу отвернуть голову, когда его в очередной раз вывернуло кровью и желудочным соком. Давно уже подобное не редкость, из-за чего пол приходилось мыть часто. Взяв арийца за волосы, альбинос задрал его голову, вынуждая смотреть на себя. - Как тебе, братик? - усмехаясь, спросил прусс. - Bitte, genug, - слабо ответил немец, закрыв от бессилия глаза. Он знал, что мольбы не помогут. Точнее, он успел узнать это за прошедший месяц.. Ответ Гилберт проигнорировал, развернув младшего к себе спиной. Пруссии было плевать, что он, вероятно, сломал брату запястья. Сдернув с блондина последнюю часть одежды - белье - альбинос несколько мгновений возился со своими брюками, но быстро справился, тут же толкаясь в Германию. Подготовка не требовалась, ведь это далеко не первый раз подобного опыта. Что-то было не так. Раньше Пруссия забавлялся с братом избиениями или грубыми словами, а теперь был слишком быстр и резок в своих действиях, даже разрывая и без того растраханное тело изнутри. Вскоре к уже имеющейся на коже крови прибавилась кровь на бедрах, пачкая и Байльшмидта. Альбиноса это разозлило : движения стали еще грубее, а руки теперь сжимали бедра Людвига, впиваясь ногтями в ожоги. В этот раз ариец кричал, пока в очередной раз не сорвал голос и не потерял сознание от боли, что разрывала изнутри, сводя с ума. Теперь немец лишь висел на кандалах безвольной, безжизненной с виду куклой, пока его старший брат насиловал бессознательное тело, удовлетворяя себя и зверя внутри. Закончив, Пруссия привел себя в порядок и ушел за работу, зная, что вернется к брату еще не один раз.