Адская кухня

Над входной стеклянной дверью в наш бар прозвенел колокольчик. Вошел молодой мужчина, у него было бледное, как у вампира лицо. Волосы были средней длины, грязные и сальные. Этот запах табака и тухлых яиц я чувствовал, стоя за барной стойкой, хотя муж стоял по-прежнему в дверях. Глаза его были переполнены непонятными эмоциями. То ли страх, то ли агрессия; то ли радость, то ли печаль. На лбу красуются прыщи, соединив которые можно получить равнобедренный треугольник. Одет он был в бежевую парку, светло-синие, ближе к белому, джинсы, а на руках были беспалые вязанные перчатки. На ногах у него черные говнодавы. Это был мой брат Юрий. По жизни бездарь. Еще в детском садике он, забравшись на шведскую стенку на игровой площадке, обоссал детей и даже воспитательницу. В кустах ему доводилось находить мертвых кошек или собачек. Их трупы были далеко не свежие. Шерсть облезала с кожи, а кожа разлагалась. На глазах сидели мухи, и прочие букашки ползали по телам. Юра отрывал им конечности и вспарывал брюха. Мне было жалко и без того мертвых животных. У нас десятилетняя разница в возрасте, поэтому мне приходилось выслушивать все жалобы от воспитательниц, так как родители практически постоянно находились на работе. Родителям в принципе было не до нас. Ну, скорее, не до Юры. Меня они воспитали по-человечески. Их методы были в роде кнута и пряника. После десяти лет я сам начал себя воспитывать. Но на воспитание Юры предки просто забили, а из меня воспитатель, как из говна - пуля. Я пытался заложить все хорошие качества в Юру, но не смог. Я пытался посадить этот цветок в хорошую, удобренную почву. Но не успел. Цветок завял. Юрий быстрым шагом подошел ко мне и положил руки на стойку. От его ботинок остались черные следы грязи на коричнево-белой кафельной плитке. - Дима, Димочка, Диман, Димасик, Дмитрий, брат. Ты мне очень нужен, очень, очень, ты мне нужен. - сказал он быстро и практически непонятно, вытирая нос то ли от соплей, то ли от снаффа, то ли от мета. Он говорил, что мет - это бюджетный кокс, но дорогой крэк. - У меня острейшая необходимость наведаться в твою подсобку. Вот очень надо. Ну просто необходимо. Позарез. Братик. Старшой. Дед. Выручай, чувак. - его руки всё это время бились по стойке, словно ударные в какой-нибудь композиции группы "Slipknot", но биение прекратилось, пока я не ответил "о'кей". Юра нагло и бесцеремонно перепрыгнул через барную стойку, свалив с неё полную бутылку "Джеймесона", слегка опустошенную бутылку "Мартини" и три пустые бутылки "Балтики тройки". В подсобке обычно сидит Лиза, она заведует кухней, если есть на то необходимость. Основные наши посетители - алкаши с района. Им налей сто грамм чистейшего C2H5OH - они довольны. Я знаю каждого человека наизусть. Серёга Лесник (это не погоняло, а обычная белорусская фамилия) имеет двух детей от разных браков, хотя сейчас он в разводе, а на алименты положил огромный болт и все деньги спускает у меня в баре. Лёша "Синий" Запорожец (погоняло ему досталось за то, что у него "Семерка" синего цвета, а еще и фамилия Запорожец, поэтому так вышло, что он - Синий запорожец. А еще он синячет, то есть пьёт водку, как обычную кипяченую воду) всю жизнь проработал механиком, имея всего четыре пальца и это в сумме всех рук и ног. В 24 года он уснул лежа на веранде, но ноги его оказались в снегу. Отмерзли, увы. На левой руке остался лишь средний палец, что очень к стати во многих его жизненных ситуациях, а на правой - большой, указательный и средний. Лишился он их в седьмом классе на уроке труда. До сих пор проклинает тот день, когда Гришка отрезал ему пальцы секатором за то, что Лёша мацал сиськи Виноградовой. Но сейчас не об этих личностях. Лиза. Милая девушка, окончившая рязанский техникум по специальности повара. Очень добрая и отзывчивая. В ее глазах, что серого цвета, но с голубоватым оттенком, насквозь видна ее безгрешная душенька. Такое ощущение, что она отдала ее в залог Господу Богу, который просто не позволяет ей портиться. Сколько она у меня работает, я не припоминаю, чтобы она носила юбки. Короткую, обтягивающую ее попку. Длинную, слегка приоткрывающую колени. Никакую. Исключительно брюки и черные джинсы. А еще она постоянно ходила в туфлях на шпильке, из-за чего не казалась мне очень уж низкой. Ну, пока не переобуется в тапочки. Было бы глупо заниматься готовкой, стоя на каблуках. Из-за седьмого столика слышится фраза "кружку "хугардена" и картошку фри". Из-под стойки я достал бумажный сверток с картошкой, а из холодильника бутылку, пенное содержимое которой я перелил в пол-литровую кружку, на которой красовался футбольный мяч расцветки нашего триколора. Медленно, не спеша, чтобы не разлить пиво, я отнес заказ своему клиенту. В дверь вошел парень и попросил стопку "пяти озер". Я налил - он заплатил: "вот сотня, а сдачи не надо". Он опрокинул рюмку с локтя, занюхал рукавом своей джинсовой рубашки и вышел из заведения, почесывая темечко. Первый столик. Еще один Леша, только Медведкин. Не пьет. Не курит. Нумизмат и владелец комиссионного магазина, что находится в здании через дорогу напротив моего заведения. Он носит очки на -3 фирмы "Рейбон" и рубашки в клетку из "Зары". Каждый вечер он сидит у меня в баре. Я делаю двойной эспрессо с парой ложек тростникового сахара, а еще разогреваю заранее приготовленные три гренки. Я оформил этот заказ, не успев подойти к его столику, чтобы спросить "что вам принести?". Каждый раз он делает один и тот же заказ, поэтому задавать вопросы было бы излишним. Но когда я уже подошел к нему, он оторвал взгляд от книги. Запомнил страницу и убрал книгу в сторону. Я глянул на нее: "Американская трагедия" Теодора Драйзера. Неплохо, неплохо. - Дмитрий, а вы прямо-таки уже знаете, без вопросов. Мне приятно. - сказал он, слегка приклонив голову в знак уважения. Он достал деньги и заплатил за заказ. Три сотни. - Рад стараться. - ответил я. Он оторвал шляпу от головы, выразив свое почтение в мой адрес и надел обратно. По телевизору вещали о том, что в лесу был найден труп двенадцатилетнего мальчика. Его горло было перерезано, а в районе ануса были следы мужского семени. Свидетелем изнасилования и убийства был грибник Макар Никифоров. Грибник говорил, что из кустов наблюдал, как маньяк пытался изнасиловать мальчика, но тот сопротивлялся, поэтому маньяку пришлось убить его и только тогда изнасиловать. Макар позвонил в органы правопорядка сразу же, как засел в кусты. Какой ужас творится в нашем городке... Столик номер десять: "литровую бутылку "пепси" и шесть острых куриных крылышек". Я зашел в подсобку, чтобы попросить Лизу приготовить крылышки. Ни Юры, ни Лизы. Из туалета для персонала доносились женские стоны и непристойные шлепки. Проглотив комок, застрявший поперек моего горла, я открыл дверь туалета: Лиза опиралась руками о раковину. По ее стройной и гладковыбритой ножке стекала кровь прямо из влагалища. Юра трахал ее, причем очень жестко и беспощадно. Он рвал ее анус своим длинным и толстым половым членом. Средним и указательным пальцами правой руки он входил ей в вагину, а левой рукой держал ее черные, как смола, волосы. Юра мгновенно глянул на меня и, абсолютно не смутившись, продолжил трахать бедняжку Лизу. Я для него был стеклянной прозрачной стеной в каком-нибудь ЦУМе. Он положил обе руки на ее красные от шлепкой ягодицы. Лиза повернула голову в мою сторону. Ее глаза больше не были теми прекрасными аквамаринами, в которых была заточена безгрешность. Теперь ее глаза - это рубины чревоугодия. Она пыталась что-то сказать, но по губам я разобрал слово "спаси". Недолго думая, я схватил из-за пояса тесак и нанес удар в область шеи Юрия, но... Он присел. Нож оказался в шее Лизочки. Она шла по лестнице в Рай, но из-за Юры моментом провалилась в Ад. Прямо в котел. Со смертными грехами не шутят. Юрий постоял немного, дергая свой член и спустил на труп Лизы. Он надел джинсы и ушел за барную стойку. Я вернулся и дал ему хорошенькую пощечину, а потом и с колена в пах. Он загнулся, а я разбил об его голову ту пустую бутылку из под "хугардена". Немного погодя, он поднимает голову. Затем туловище. Его голову уже видно из-за барной стойки. И вот этот момент. Колокольчик. Курок. Бах. Он снова лежит. На полу. Из его головы вытекает кровь. Такая же черная, как его душа. Вернее, бездушие. Он был таким гнилым человеком, что даже у его отсутствия души был цвет. Черный. Как смола. Как волосы ранее усопшей Лизоньки. Мне будет так ее не хватать... Надеюсь, теперь он там, в Аду. На последнем круге. Хочется верить, что сам Аид спустил своего цербера, который бы целыми днями трахал в зад моего ныне покойного брата. Я обернулся на дверь. В ней стоял мужчина. Красавец. С щетиной. В руке его как влитой лежал "Тульский Токарев". По его щеке стекала слезинка, словно алмазик. - Это тебе за моего мальчика, тварь... Он опустился на колени. И вот этот момент. Тишина. Дуло - висок. Бах.