Письмо к Анне

      — Алексей Александрович! — звонкий голос Елизаветы Тверской разрезал тишину, которая сопровождала Каренина последние полгода везде и всегда.       — Княгиня! — её протянутые к нему ладони были единственным спасением, единственным, что могло остановить его от последнего, непоправимого шага. Он сжал их в своих руках и поцеловал.       — Друг мой… — княгиня позволяла ему то, чего не позволила бы ни единому мужчине — держать её руки в своих непозволительно долго. Её главным потаённым желанием было не отпускать его никогда.       — Я получил от неё письмо. Просит отдать сына, — Бетси потрясённо ахнула, а Алексей Александрович наконец отошёл в другой угол, будто загнанный зверь, сжавшись, взявшись руками за голову и быстро заговорил, цитируя письмо. — «Он меня любит. Вам он лишь послушен, а мне открыта вся его душа. Он Вам не близок, он Вам не нужен, но видит Бог, как я ему нужна».       — Она, погрязшая во лжи и похоти, ещё толкует о любви и Господе… — для Елизаветы стала потрясением наглость, как она посчитала, Карениной, а Алексей Александрович будто безумный снова и снова повторял слова, ровными буквами выведенные тонкой рукой его законной жены.       — «Он Вам не близок… Он Вам…» — сам Каренин не мог повторить написанного, тяжело было даже предположить, что Анна думает о нём, и он шагнул навстречу не отрывающей своего взгляда Бетси.       — Она толкует о любви и Господе, хотя погрязла вся во лжи и похоти, — княгиня положила руку на плечо мужчины, медленно поглаживая, думая только о том, чтобы он не отвергнул не смелой, не откровенной, почти скрытой ласки. Каренин же будто не обращал внимания на её прикосновение.       — «Но видит Бог, как я ему нужна», — Алексей Александрович посмотрел в сторону, увидев её ладонь отшатнулся, тут же извиняясь одним лишь взглядом за своё поведение, и прижал письмо к своей груди. — Я оскорблен, я уничтожен и унижен. Невыносимо состояние моё. Она права — я даже сына ненавижу.       — Алексей Александрович! — в голосе Бетси он слышал укор, и сразу попытался оправдаться, чувствуя сильнее всего в тот момент те самые оскорбление и унижение, и лютую ненависть к собственному ребёнку, её ребёнку, взявшего от матери красоту и отношение к окружающему миру.       — Я сына видеть не могу из-за неё! — Алексей Александрович на мгновенье прижался лбом к её ладоням, но тут же отошел, будто отмахиваясь от княгини, от себя, от этого злополучного письма. — Пускай возьмёт себе его, жалеть не буду я нимало. Лишь только б в жизни ничего о ней мне не напоминало.       Каренин тяжело опустился в кресло, за стол, беспомощно кладя голову на сложенные руки. Ему было бесконечно стыдно за проявление своей слабости перед княгиней, но её положение его лучшего друга давало советнику надежду на то, что эта его беспомощность останется только между ними.       — Алексей Александрович, друг мой! — Бетси встала позади кресла и опустила обе ладони на его плечи, слегка сжимая их, лишь для того, чтобы позволить почувствовать её поддержку. — И всё же, Ваше имя у Серёжи не отнять. А как ребёнку без руки отцовской? Нет, пусть он лучше поскорей забудет мать. Пишите, друг мой.       Она предполагала такой исход не раз и заранее приготовила несколько различных вариантов ответов Анне. Это было жёстко, даже грубо, но это было единственным, что могло спасти Алексея Александровича.       — Среди таких же низко павших душ, — начала диктовать Бетси, не ожидая даже того, что он её услышит, — как Вы и Ваш растленный полусвет, забудьте, что у Вас был сын и муж. — Алексей Александрович взглянул на неё и взялся за перо, крепко сжимая его, будто был готов переломить его в руках, но лишь подвинул листок к себе. — Серёже сказано, что Вас на свете нет.       Нервной дрожащей рукой строки едва складывались единой нитью, состояние, в котором пребывал Алексей Александрович, не поддавалось описанию, но Бетси приободряла его, осторожно поглаживая левое плечо, поощряя каждое слово, написанное им.       Вздохнув, Каренин поднялся из-за стола и перечитал письмо, желая лишь разорвать его, сжечь и никогда больше не видеть этих ужасных слов, адресованных его жене. Но княгиня Тверская, отошедшая в другую часть комнаты, её благосклонный взгляд, твердили об исключительной правильности его решения.       — Среди таких же низко павших душ, как Вы и Ваш растленный полусвет, забудьте, что у Вас был сын и муж.       Елизавете было и больно, и приятно слышать его. Её чувство к Каренину было столь глубоко, что она самой себе всё ещё боялась в этом признаться. Грустные серо-зелёные глаза раздавленного дерзкой изменой человека, мольба в них и всё же любовь, любовь совсем не к ней, чуть было не заставили её отговорить его от отправления, но собственное отношение твердило совсем иное, когда он несмело шагнул в её сторону.       Алексей Александрович прижал бумагу к груди и беспомощно взглянул на Бетси. Сделав лишь шаг ему навстречу, она кивнула. Каренин сглотнул, и хрипло, почти теряя способность говорить, прочитал собственный приговор.       — Серёже сказано, что Вас на свете нет…