Ты, прошу, не стреляй

Лень – ваша мачеха. Сжигает! Извилины от натуги рвутся. Разлиновано и исчерчено поперёк. Болью чернила въедаются в кожу Там, где Правительство втайне грезит о революции, Потому что больше не может. Я умираю. Шаблонно, но верно. Фактически. По инерции. Смерть – как любовь: Привлекательна и неотвратима. На языке кислотой разъедающей вертится Обожжённый печатями сгусток рутины. Долбит в ребро, Шаркает по холодному, по сырому Гениальность – порок преисподней в обличье рая. Дорогая, моя дорога запутана, проложена до Содома, Дорогая, я сам уже ничего не знаю. Благо – анархия! Жизнь в неоправданном риске! В ясном сознании – слепы, В неведении – глухи. Это, похоже, конец. С портрета фон Бисмарк Смотрит мне в спину с улыбкой портовой шлюхи. Жизнь, моя мачеха, Сдавливала аорту, В лужах кровавых, как в Темзе, плавала. Я бы пошёл за восточным ветром, пошёл бы к чёрту, Ведь и так ежедневно подписываю контракты С дьяволом. Это развязка. Уверенно, быстро, просто – старый, заезженный миф! Только некуда деться. *** «Ты, прошу, не стреляй, – в каждом ударе из девяноста, – У меня где-то в груди находится сердце».