Зависимость

      Он в очередной раз резко открыл глаза, но тут же так же зажмурился от ноющей, просто убивающей боли в суставах. Сдерживать рыки, рвущиеся из груди, было просто невыносимо сложно, но нужно было стараться держать себя в руках. Не хотелось, чтобы кто-то услышал как его ломает всё сильнее и сильнее с каждой секундой. Однако, в хаотичных мыслях, которые отказывались хоть немного систематизироваться, проскальзывали догадки, что зря волнуется. Ведь его уже точно слышали. И не один раз.       Ощущение времени притупилось. Скуало даже не помнил сколько раз он так резко приходил в себя и начинал бороться с болью, сквозь зубы рыча и подавляя полноценные крики, на которые кто-нибудь точно прибежал бы. За своё состояние было чертовски стыдно. Ощущать проклятую, просто уничтожающую слабость — унизительно. И с этим ничего нельзя было сделать, оставалось только терпеть. Всё же сам в этом виноват. Ведь своей собственной рукой он затягивал жгут на плече и вкалывал раз за разом новую дозу, доводя своё тело до состояния истощения. И всё лишь ради пары секунд прихода, который сильнее всех тех оргазмов в душе, полученных от тихой дрочки с закусанным ребром ладони. А потом приятная нега, растекающаяся по всему телу, и приятные галлюцинации. Такие приятные, что хочется в них жить больше, чем в реальном мире. Эти ощущения он никогда не забудет и даже, скорее всего из-за этого, никогда не перестанет ширяться.       В голове продолжали роиться разные мысли — одна безумнее другой. И все они сводились к тому, что хочется незаметно выскользнуть из штаба — плевать, что для этого придётся сделать — и пойти за новой дозой, чтобы хоть как-то успокоить эту проклятую боль по всему телу. Были попытки что-то сделать с этими сумасшедшими и надоедающими идеями. Суперби понимал, что надо собрать оставшиеся: гордость, чувство собственного достоинства, силу воли в ослабевший кулак и стараться выжить без помощи наркотика. Пока что это помогало, Скуало даже шёл на рекорд — целых две недели держался. Это действительно хоть немного, но радовало разбитого мечника, ведь это давало понимание, что он ещё не до конца превратился в амёбу.       До этого уже было множество попыток завязать и продолжать жить как раньше, но теперь это звучало настолько смешно, что даже в своём убитом состоянии Скуало позволил себе хрипло и тихо рассмеяться. Хотя это было похоже на предсмертные хрипы, а не на смех. А всё потому, что от этой дряни не отделаться просто так. Сейчас это звучало так очевидно, а ведь пару месяцев назад казалось, что можно будет просто сказать «нет», если не захочется больше. Но он каждый раз срывался и начинал всё больше ненавидеть себя за это, но одновременно кайфуя от ощущений и допуская мысли, что иметь такую зависимость не так уж и плохо.       Скуало в который раз прикрыл глаза. И его резко выгнуло, после чего тело опустилось обратно на постель. Перевернулся на бок и свернулся калачиком — терпеть просто невыносимо и хотелось добровольно отправиться на ту же дыбу. Всяко лучше, чем мучиться и бороться с собой. Ведь было настолько хреново, что даже пытаться здраво мыслить было какой-то пыткой.       — Борись, мусор. Борись или сдохни. — Сквозь зубы прошипел Суперби сам себе. Пытаться вразумить себя или даже испугать казалось неплохой идеей. Но через пару секунд пришло осознание, что пугать себя так же глупо, как пытаться выполнить задание для Варии, используя навыки парламентёра. Снова хриплый тихий смех разорвал тишину комнаты. Нет, себя он не испугает никогда в жизни. Разве что кто-то другой, и то не факт.       Влажная от пота рубашка неприятно липла к телу, а из-за спутавшейся кипы волос было ещё жарче. Именно сейчас Суперби ненавидел эти волосы и свою долбанную клятву. Хотелось отрезать их к чёртовой матери. А культя невыносимо зудела. Так и тянуло отрубить себе ещё часть руки, лишь бы этот зуд прекратился. Но больше всего его добивало то, что его постоянно тянуло блевать, но было просто нечем.       Через силу всё-таки удалось сесть на постели и даже откинуть волосы, прилипшие к лицу и груди, за спину. А после руки потянулись к графину и стоящему рядом стакану. Но он был не в состоянии даже нормально налить себе воды — стакан оказался наполовину пуст, а остальная часть оказалась на коленях и постели. Просто потому что дико дрожали руки, перед глазами плыло от уничтожающей боли, а кончики пальцев заледенели и едва чувствовались. Что уж говорить об ощущении ими предметов. Но половина стакана хоть что-то. Поэтому он опрокинул в себя содержимое стакана, на самом деле чувствуя удовольствие от того, как вода холодит сначала губы, потом полость рта и идёт дальше ниже по пищеводу. Но это блаженство ещё короче, чем приход. И снова во рту просто до ужаса сухо и жарко. Поэтому Скуало жадно хватает двумя руками графин и начинает пить прямо из него, проливая воду себе на шею. Прохлада скатывалась по груди и к животу, доставляя удовольствие. Сейчас эта влага приятно живила и на немного показалось, что даже наркотик не нужен, чтобы чувствовать радости жизни. Но это удовольствие длилось не вечно и вскоре вовсе пропало. Суперби взвыл, закрыв глаза.       Резко раздался стук в дверь, а после вообще беспардонно в комнату завалился Бел, противно смеясь так, как он умеет — шипяще и зло.       — Вы только посмотрите на это ничтожество, — голос бил по ушным перепонкам так, что хотелось засунуть в уши беруши. Но Скуало терпел. Приходилось. — Боже, ты что, обделался? Иначе я не могу объяснить почему вся твоя постель мокрая, — гадко и задиристо проговорил Принц-Потрошитель.       — Свали, — рыкнул Скуало и кинул в него пустой графин, от которого Бельфегор поспешил увернуться, и предмет посуды разбился о стену с характерным звуком. А за этим последовал характерный для посетителя змеиный шипящий смех.       — Про-ма-зал, — по слогам протянул Бел. За чёлкой было не видно, но он хитро щурился. — И я не свалю, пока не скажу, что босс хочет видеть нашу ширяющуюся акулу у себя. Соскучился, видимо. Стаканы не в кого кидать. — А после снова этот противный змеиный смех. Суперби не выдержал и запустил в него стакан, который, на удивление обоих, попал точно в цель. Бельфегор резко перестал смеяться и оскалился, явно показывая свою враждебность. — Ну ничего, патлатый, скоро ты не сможешь мне помешать ржать над тем как тебя режут и калечат. — Фыркнув напоследок, Бел ушел, потирая голову, в которую попал стакан. Но от его ухода легче не стало. Суперби резко упал спиной на постель и, закрыв глаза, в очередной раз взвыл. Нужно было найти в себе силы, привести себя в приемлемый вид и идти к боссу. Оставалось надеяться, что это не очередное задание. Ведь иначе он домой просто не вернётся. А за жизнь он, несмотря на наркотики, цеплялся. Иначе бы перестал стараться завязать. Но он слишком глубоко увяз в этом дерьме, чтобы так легко выбраться.       Найти в себе силы, чтобы встать, было нелёгкой задачей. Но Суперби всё же с ней справился и уже сидел одетый у зеркала, расчёсывая свои волосы и избавляясь от колтунов. Рвал волосы расчёской что было мочи и все равно не чувствовал той боли, что раньше. Может, оно и к лучшему.       Идти к кабинету было сложно. Как бы он ни старался, но боль в теле ему было не унять, ноги то и дело дрожали и подкашивались. Поэтому, постоянно приходилось останавливаться и опираться о стену, чтобы не упасть. Но как бы трудно ни было, всё же дойти до пункта назначения он смог. Постаравшись взять себя в руки, Скуало с трудом выпрямился и медленно открыл дверь, после чего вошёл в просторный кабинет, пропахший приятным дорогим одеколоном, виски и хорошими сигарами. Только вот этот букет запахов настолько не тронул апатичного мечника, что он его даже не почувствовал. Босс Варии сидел прямо напротив него, в своём огромном незаменимом кресле, обтянутом, видимо, крокодиловой кожей. Мечник никогда не задавался вопросом, чья это может быть кожа. Да оно ему и не надо. Всего лишь лишняя информация, которая не поможет ничем в дальнейшей жизни. А сейчас обращать внимание на такие детали было попросту глупо.       Секунду спустя в Суперби полетел пустой стакан, от которого ему увернуться не удалось из-за заторможенности реакции. Но и звуков после удара он не проронил. Почему-то было не так больно. Занзаса, видимо, разозлил тот факт, что на него не реагируют и, схватив один из пистолетов со стола, выстрелил недалеко от мечника и подпалил ему его пряди. Сердце Скуало пропустило удар, но он понял, что всё обошлось. Пока что обошлось. Босс встал со своего места и вскоре был в опасной близости от собственного посетителя. Как минимум, взгляд главного варийца не обещал ничего хорошего, а пистолет в руках только подтверждал его догадки.       — Какого хрена так долго, мусор? — Суперби был схвачен за волосы и ударен о коленку, а после резко повален на пол. Пара пинков в живот даже отрезвили ум мечника и он стал не таким апатичным, каким зашёл в кабинет. Удар ногой по лицу и кровь во рту. Кажется, ему выбили зуб и одновременно с этим разбили губу. Лицо Занзаса не выражало никаких эмоций, только глаза блестели и о чём-то важном говорили. Но о чём — Скуало понять не мог. Спина, почки, живот, снова спина и снова живот — пинки сыпались на мечника без всякой жалости, а ему приходилось терпеть. Снова терпеть боль, но уже другую. На протяжении долгих месяцев эта боль чередуется с ломкой. И так каждый раз. Чтобы заглушить одну, он прибегает к другой. Наверное, это и стало первопричиной зависимости. Но тогда это уже не прекратить. В который раз удар по лицу, и из носа потекла кровь. Красная жидкость уже переполняла его рот, но он не смел сплёвывать на пол. Понимал, что если запачкает ковёр, то будет только хуже. А пока приходилось терпеть этот противный металлический вкус. В голове зарождалась идея, что сейчас это избиение ради избиения, а не потому что хотелось за что-то наказать. Просто потешить своего садиста. Просто утихомирить злость.       Финальный удар был самым сильным и даже заставил захлебнуться Скуало собственной кровью, которая скопилась в его рту. Но, кажется, босс немного остыл, и теперь нужно было поскорее уползти. Суперби собрал все свои силы и поднялся на ноги, отряхнул форменную куртку и поплелся к двери, инстинктивно держась рукой за разбитый нос.       — А, да, мусор, — Начал Занзас, будто ничего и не было. Он стоял к двери спиной и не видел как подчиненный еле ноги волочит, чтобы поскорее сбежать от собственного босса. — Сходи и купи мне виски. Я знаю, ты дерьмо не пьешь и не покупаешь.       В ответ — молчание и звук тихо закрывшийся двери.       Скуало отчётливо не мог понять, что случилось с ублюдком боссом. Он никогда не позволял себе настолько открытые избиения. Да, бывало, швырнет стакан, пригрозит прикончить, но дальше не заходило. Всё это изменилось настолько резко, что Суперби даже понять не успел, что произошло. Сначала он это списал на то, что задание прошло не совсем по плану, но потом беспочвенное насилие продолжилось и стало понятно, что это вовсе не наказание. А с каждым избиением мечнику становилось всё больнее и больнее от чертовой несправедливости. И чего-то ещё, от чего — было не ясно.       Ответ не шёл, а терпеть уже не оставалось сил. Тогда в его жизнь пришли наркотики. Так спонтанно, но захотелось расслабиться. Устал от вечных побоев. Первый раз был запоминающимся, но слишком быстрым. Скуало не смог насладиться им в полной мере. Слишком мимолетное удовольствие. Он попробовал ещё раз. И ещё. А потом просто не мог остановиться и начал уже колоть.       А сейчас выдержка просто рухнула. И остановить это он не мог. Будто огромную плотину взорвали, и поток воды помчался наружу, сметая всё на своем пути. К черту всё. Просто к чёрту.       Суперби зашёл в свою комнату лишь за протезом, а после стремительно покинул штаб. Он готов терпеть побои от любого врага. Готов терпеть это гнетущее молчание во время избиения от любого последнего ублюдка. Но только не от него. Занзас всегда был для него кем-то особенным. Скуало восхищался им, готов был следовать куда угодно. Отдал сердце и душу этому мудаку. И просто стал от него зависим. А за все годы преданности его ждет такая благодарность? Да даже к псам больше уважения, чем к нему. Больно терпеть. Слишком больно.       За скрывшимся между старых и потрепанных жизнью домов, за Скуало, стоя на балконе одной из комнат штаб-квартиры, наблюдал все тот же Бельфегор. И это направление он прекрасно знал. На лице появилась безумная ухмылка, а глаза под чёлкой недобро блеснули.       — Вот значит как, — протянул Бел, так же по привычке играя со своим стилетом в руках. — Всё-таки ты выбрал унижение и смерть. — А после смех. Все такой же мерзкий и шипящий. — Ну я же говорил, что и на моей улице будет праздник.       Принц-Потрошитель быстро покинул свой балкон и направился в кабинет своего босса. Не то что бы он был крысой, просто свое королевское слово он всегда держал. И нарушать его не собирался. Даже в этот раз.