Лаванда

       — Нишиноя-семпай! — взъерошенная голова Хинаты показалась в проеме двери. — Вы правда не хотите булочек со свининой?        Хината выглядел несколько обеспокоенным, а голос выдавал откровенное недоумение. В его видении мира отказ от булочек со свининой после тренировки был сравним лишь с близящимся концом света или пасом, адресованным не ему.        — Ага, — неопределенно отозвался Ноя и тут же потушил искру облегчения в глазах кохая: — То есть нет! Не хочу. Идите без меня.        Хината горестно вздохнул, даже, казалось, вечно стоящие дыбом волосы чуть поникли. Нишиноя про себя усмехнулся его заботе и тут же решил купить Шоё завтра мороженое. Он же семпай, в конце концов!        Уже через закрытую дверь Нишиноя слышал топот первогодок по деревянному настилу и негромкий (как им казалось) разговор.        — Хватит донимать людей, — пробурчал Кагеяма, и послышался характерный звук подзатыльника и неизменное: — …тупица.        По доносящемуся грохоту Нишиноя почти увидел, как Хината взвился и подпрыгнул едва ли не до потолка, приземляясь перед Кагеямой в боевой стойке (дело рук Танаки):        — Проблем захотел, эй?! — прорычал (по крайней мере думал, что прорычал) Хината, наверняка махая руками в воздухе.        Еще один звук подзатыльника, гораздо более увесистого, и жалостливое:        — Ну Кагеяма! — полностью уверили Ною в том, что все возвратилось на круги своя.        Он тихо подождал, пока звуки ушедшей команды стихнут, и присел на одну из коробок клубной комнаты. Здесь до сих пор витал характерный запах, какой обычно остается после двенадцати парней после трехчасовой тренировки, брошенные кроссовки Хинаты валялись в противоположных углах, а на коробках с инвентарем был свален всякий хлам.        Нишиноя усмехнулся. Конечно, комнату можно было вычистить, снести всякую ерунду на помойку, снять кошмарные результаты экзаменов Кагеямы со стен и хорошенько проветрить, но что тогда бы напоминало каждому из них о вечерах, которые они провели здесь? О том, как Энношита на спор пытался выпить двадцать коробочек молока и уже на четырнадцатой понесся в туалет под гомерический хохот Танаки, или о том, как Сугавара пытался приучить их сворачивать носки друг в друга и потерпел сокрушительное фиаско, а еще о том, как Кагеяма недавно…        Ноя фыркнул, чтобы не рассмеяться, машинально хлопнул себя по коленям и тут же зашипел от боли. Команда уже наверняка объедалась в магазинчике Укая, да и за дверью никого не было слышно, так что Нишиноя беспрепятственно распотрошил аптечку первой помощи и, морщась, снял наколенник.        Танака еще удивился, как площадка не треснула от того грохота, с которым на нее рухнул разогнавшийся для приема Ноя со своим обыкновенным воплем: «Р-р-раскаты грома!». Следы таких раскатов, от которых обычно аж в глазах темнело, обычно сходили очень долго, а сегодня Нишиноя был уж совсем неудачливым.        Он мог бы натянуть наколенник обратно и оставить все это до дома, но вспомнив последствия предыдущего такого опыта, включающего в себя отдирание наколенника от подсохшей ссадины, мгновенно отмел эту идею.        И пока Ноя, нервничая, прицеливался йодовой ваткой то с одной стороны от разодранного колена, то с другой, от едкого запаха просто ехала крыша. Больше йода Ноя ненавидел лишь зеленку, которая мало того, что пахла гадко, так еще и обляпывала его с головы до ног.        Двери клубной комнаты распахнулись так резко, что Нишиноя чуть не разлил на себя весь бутылек. Зато убедился, что синдром Танаки прямо-таки витает в воздухе, когда обнаружил себя чуть ли не в боевой стойке лицом к двери.        Шимизу чуть попятилась, однако аккуратно закрыла за собой двери. У Нишинои чуть глаза на лоб не полезли, когда она чуть поморщилась от запаха, но невозмутимо поправила очки и оглядела миниатюру «Ноя и первая помощь». И, видимо, осталась не удовлетворена.        — Сядь, — негромко сказала она, и Ноя безропотно опустился прямо на ящик позади него.        Киеко аккуратно взяла новую ватку, подобрала брошенный на пол йод, и по клубной комнате снова поплыл кислый запах спирта. Нишиноя неотрывно наблюдал, как она чуть присаживается перед ним прямо на пол, как блестят очки в тусклом свете лампы и как тонкие пальцы порхают над его коленом. Йод жег, но Ноя почти не чувствовал.        Зато чувствовал запах Киеко-сан, заметный даже в такой мешанине «ароматов» пота, обуви и йода. Она пахла прохладным вечером и совсем немного — лавандовым мылом. А еще она молчала так заразительно, что у болтливого обычно либеро даже язык не поворачивался что-нибудь произнести.        Киеко смочила еще одну ватку и обошла Нишиною кругом — запах лаванды был повсюду: от ее рук, волос, одежды. Прохладными пальцами она сняла его защиту и обработала йодом содранные локти, о которых Ноя и не вспомнил бы.        — Опусти голову, — сказала она.        Когда йодом обожгло кожу на позвонках, Ноя не смог сдержать удивления:        — Что, там? Да когда.?        — Ты врезался в Асахи, — коротко отозвалась Киеко и бросила использованную ватку в урну.        Ноя и сам теперь припоминал, что неплохо отлетел от разогнавшегося для атаки друга и пропахал спиной площадку чуть ли не до самой сетки. Удивительно, как от столкновения с этими двумя метрами мышц ему вообще память не отшибло.        Киеко собрала раскиданную аптечку обратно в ящик, крепко закрутила флакончик с йодом и мягко взглянула на него из-под стекол очков. В ее взгляде не осталось ни капли той строгости и, как кто-то посторонний бы сказал, равнодушия, с какими она смотрела на их с Танакой выходки.        Это было другое.        — Будь аккуратнее, — попросила Киеко, уже держась за ручки двери.        Ною словно ледяной водой окатили, он торопливо моргнул, отгоняя от себя какую-то странную уютную сонливость. Парень вскочил со своего ящика и отвесил такой поклон, какого в жизни не видел ни один его учитель или тренер. Но двери закрылись за секунду до того, как он выпалил: «Спасибо большое!».        Легкие шаги Киеко удалялись, а запах лаванды все еще витал в воздухе.