Эссенция одиночества

      - Как же хорошо, - говорит мне Мона, - что люди научились разочаровывать.       Я лишь поднимаю брови – для Моны это обычное дело, вот так, посреди близости, сказать что-то неожиданное. И хотя я уже давно привык к ее странностям, иногда мне невдомек – продолжать ее раздевать, или остановиться и послушать. С Моной никогда не ясно – пришла ли она поговорить, или потрахаться.       - Я имею в виду, - продолжает она и кладет руку на мой затылок, - что разочарование – это лучшее лекарство от привязанности.       Мона превысила лимит своих обычных десяти слов, и я понял, что сегодня мы разговариваем. Я аккуратно снял ее ноги со своих колен и откинулся на подушки. Пошарив рукой по полу, нащупал сигареты и сделал пару вымученных затяжек. Курить не хотелось.       Мона была очень своеобразным человеком. Из числа тех, кто никогда не здоровается с тобой и сразу переходит к сути дела. Правда, о чем она толкует, лично я и к середине беседы не всегда понимаю. Поэтому мне больше нравится, когда Мона молчит. Ее главная проблема в том, что она слишком умна, и, высказывая одну мысль, она бросает ее чуть ли не посередине, считая, что и так достаточно понятно, и переходит на что-то другое. Или уходит по своим делам. Я считал поначалу, что Мона эгоистка, и ей важно лишь высказаться. Но потом до меня дошло, что она всегда ждет ответа, который, по ее представлению, должен последовать через какие-то наносекунды. Но люди не соображают так быстро, и Мона все-таки ждет, а не требует диалога. А понял я это потому, что знаю, как отвечает она. Иногда даже не дослушав, она выпаливает свои предложения, замечания или советы практически в один голос с тем, кто, собственно, задавал вопрос. Это многих раздражает. Но я уже привык, и, кроме того, еще ни разу Мона не восприняла ошибочно чьи-то слова. В улавливании сути ей не было равных.       Я приучал ее в беседах со мной быть терпеливее и давать мне возможность как следует поразмыслить. Я видел, как Мону это бесит, но она почему-то терпела мое торможение.       - А зачем вообще избавляться от привязанностей? – наконец выдаю я, почти гордясь собой за то, что нашел хоть какие-то слова. Философствовать я никогда не любил. Мона отвечает мгновенно:       - Привязанность – это шелуха, которая осталась от початка кукурузы. С ней необходимо распрощаться в тот же миг, когда… - она многозначительно поднимает брови, считая, что и так сказала через чур много, стараясь выполнить мою просьбу не говорить загадками.       Я всегда удерживаю себя от желания договорить за нее. Во-первых, потому что, скорее всего, я неправильно распознал интонации в ее голосе, от чего не поймешь – с сарказмом ли Мона говорит, или искренне. А, во-вторых, эта мысль в ее голове уже давно приняла очертания, хоть и не была произнесена вслух, а если я попытаюсь озвучить ее по-своему, по лицу Моны пройдет страшная гримаса-судорога, и она меня осадит, как только я открою рот. У нее-то не было проблем с интонациями.       Но на этот раз я, кажется, понимаю, к чему она ведет.       - Любовь, Мона, это не початок кукурузы. Здесь все не может быть так просто. Любовь – это машинка для приготовления мороженого. Ее не выкидывают после того, как отведают пломбира.       Я насчитал «два», прежде чем Мона мне ответила. Признаться, за это время ожидания, показавшееся мне вечностью, я успел испугаться, не отключилась ли она.       - Ты хочешь сказать, что кукуруза – это страсть.       Она не спрашивала, она знала, что я имею в виду. Я кивнул, смотря в потолок. Но, даже не видя ее лица, я знал, что Мона мне улыбается. Ей понравился мой ответ.       Пусть я соображал медленно, и разбираться в полутонах мне было не свойственно, в тот вечер я четко осознал – Мона так со мной попрощалась. Мне было лень спросить, чем же я ее разочаровал, хотя, подозреваю, это было что-то во мне, сидящее настолько глубоко, что я сам ни за что бы туда не добрался. Поэтому мне было совершенно не обидно.       - Разочарование – ветреная штука, - говорит мне Мона почти у порога через полчаса.       - Это не так работает.       Я смеюсь усталым смехом и чувствую себя мудрецом, которому еще есть чему поучить своего подопечного.       Она молча уходит, скептически качая головой.