Потусторонние соседи

      С облегчением уронив рюкзак на пол, я повернула ключ в замочной скважине и плюхнулась на табуретку. Посидела, выравнивая дыхание — пробежка по лестнице до четвёртого этажа далась не слишком просто — и оповестила квартиру:       — Хэй, я дома!       Закономерно услышав в ответ тишину, я снова выдохнула. Возможно, здесь и правда нет никого, кроме меня, и сегодняшний вечер обещает быть тихим и спокойным.       Во всяком случае, я на это надеюсь.       Так, куртку — на вешалку, ботинки — под тумбочку, рюкзак — в комнату, чайник — на плиту. В процессе перемещения по квартире я привычно посматривала вокруг, пытаясь вовремя обнаружить что-нибудь странное, вроде неяркого свечения магнитика на холодильнике или помаргивания лампочки под потолком. Но вроде бы всё вокруг выглядело абсолютно нормально, так что можно было спокойно достать вафли из кухонного шкафчика, сесть на скрипнувший стул и блаженно закрыть глаза, предвкушая полчаса покоя до предстоящей битвы с физикой…       — Пр-ривет, подр-руга!       Я почти успела привыкнуть к весёлому мурлыкающему голосу, раздающемуся в самые неподходящие моменты, поэтому даже не заорала. Всего лишь дёрнулась, ударившись об стол одновременно локтем и коленом.       Но это ведь мелочи, а стул и так уже расшатанный, хуже не будет.       — Твою эктоплазму, кошачья ты морда, — с чувством сказала я, потирая ушибленную коленку. — Когда ты прекратишь надо мной издеваться?       — Я только поздоровался, а она уже ругаться! — Скорчил оскорблённую невинность полупрозрачный котяра, усаживаясь на столешнице и оборачивая лапы хвостом. — Кстати, почему «эктоплазму»?       — А из чего вы там сделаны? — Пожала я плечами и, демонстративно не глядя на привидение, подтянула к себе вафли.       Через несколько минут молчания (с моей стороны — обиженного, с его — покаянного) кот не выдержал:       — Ладно, ладно, буду предупреждать о своём появлении.       — Как именно? — Я подавилась смешком. — Вкрадчивым шёпотом «Внимание, я пришёл!» над ухом?       — Ну… — Кот выглядел озадаченным.       Я вздохнула и предложила:       — Занавеску в следующий раз подёргай, что ли. Буду знать, что ты уже здесь.       — Вот так?       Кот растворился в воздухе, и в следующее мгновение тюль вздулся пузырём, приняв очертания… ну, при некотором воображении можно было увидеть кошачью голову.       Я рассмеялась и кивнула:       — Можно и так. С обычным ветром точно не спутаю.       Зато, чует моё сердце, теперь этот нахал изобретёт новые способы доводить меня до икоты. Интересно, что произойдёт быстрее — я перестану реагировать или ему надоест?       — Договор-рились, — в голосе материализовавшегося на столе кота снова прорезались довольные мурлыкающие нотки. — Ну, что в универ-ре новенького?       Открыв-таки физику спустя полтора часа, я уже через несколько минут поймала себя на том, что неотрывно смотрю куда-то в окно и размышляю, как дошла до жизни такой. По идее, квартиру я снимала именно для того, чтобы наслаждаться всеми прелестями одиночества: спокойно есть, когда захочется, временами не спать всю ночь, а также никому не мешать повторением анатомии вслух (соседку по комнате в общежитии почему-то очень нервировала звучащая из-под моего одеяла латынь). Но на практике…       На практике вместе со мной здесь жили ещё два человека плюс кот. Всё бы ничего, но единственным живым существом в этой компании была я.       Остальные же спокойно появлялись и исчезали, когда им вздумается, заставляли лампы мигать, а дверцы шкафов — звенеть стёклами, носились вокруг люстры в виде сгустков тумана, под настроение принимали человеческую форму — все, кроме кота — и наотрез отказывались объяснять, чем им так нравится моя квартира. На все вопросы они либо посмеивались, либо просто не отвечали, зато постоянно интересовались моей студенческой жизнью, лезли под руку, мешая сосредоточиться на заданиях, рушили стопки учебников («Я случайно, честно, просто хотел посмотреть!»), проливали чай на недописанные лабораторные («Ой, это было что-то важное, да?»), а про количество теряющихся ручек, карандашей, ластиков и прочей мелочи я вообще молчу…       Но всё же в этом хаосе имелась своя прелесть.       Назвать мою жизнь скучной определённо было нельзя.