На зов любящего сердца

      Юнги медленно идет ко дну. Вокруг – темная, холодная вода, сверху – толстый слой льда. Он провалился и теперь барахтается, пытаясь пробить корку и вдохнуть воздух. Намокшая одежда тянет вниз, кислород кончается, а руки слабеют с каждым мгновением. Мин пытается закричать, позвать на помощь, но изо рта вместо звуков вырываются лишь пузыри. Безмерная тяжесть остывающим свинцом разливается по телу. Пробивающийся сквозь мутный лед свет постепенно меркнет в глазах Юнги. Кажется, ему не выкарабкаться…       Тэхен до боли сжимает руки, вглядываясь сквозь акриловое стекло в операционную. Там противно пищат неприятного вида приборы, перебрасываются невнятными отрывистыми фразами врачи, резко пахнет болью, ужасом и безнадежностью. А на столе лежит безвольно распластанный Юнги, вокруг которого разворачивается действо, похожее на жутковатый спектакль. Он безмолвный и неподвижный, как мраморная статуя, над ним склонились доктора, отгораживая от наполненного мукой взора Кима.       Тот буквально прилип к стеклу, то и дело принимаясь бормотать молитвы пополам с сетованиями на свою беспомощность. Когда в их машину на немалой скорости врезался другой водитель, Тэхен был пассажиром и отделался неглубокими ссадинами и окаменяющим шоком. А вот хену пришлось значительно хуже, и теперь врачи стараются сохранить ему жизнь.       Удар…       Руки ударяются о пластиковое стекло.       Удар…       Ногти бессильно царапают крепкий лед.       Удар…       Сердце бьется все слабее.       Удар…       Дыхание перехватывает от начавшейся суеты и дикого писка приборов.       Силы оставляют Юнги. Глубина манит и шепчет о темноте, успокоении и сне, легкие режет от отсутствия воздуха, а лед все так же прочен. Борьба бессмысленна. Нет причин продолжать бесполезное трепыхание. Парень остановившимися зрачками впитывает последние лучи света, погружаясь в холодную темноту.       Тэхен колотит ладонями в стекло, изо всех сил призывая хена обратно. Его пытаются оттащить и успокоить, но парень выворачивается из неспособных помочь рук. Надо остановить, задержать, не позволить уйти… Он кричит, срывая голос, желая дозваться уходящего.       Вернись!       - Что?       Вернись!       - Зачем?       Пожалуйста, не уходи!       - Тут спокойно и темно.       Хен, прошу!       - Не мешай.       Хен!       - …       Юнги-я!       - …       Юнги, люблю! Останься! Люблю тебя!       - …Что? Тэ… Тэхен?       Не смей бросать меня!       - Тэхен…       Вернись немедленно, Юнги-и!       - Сейчас, обормот. Вернусь и научу тебя уважению…       Юнги моргает, резко распахивает глаза и совершает рывок вверх. Он отчетливо слышит голос того, кого оставить не вправе. Ради обладателя этого голоса Мин собирает последние крохи сил и врезается в неподдающийся лед. Снова и снова наносит удары, потому что ни за что нельзя бросать родного и бесценного Тэхен-и. Если уж младший сумел докричаться даже сквозь эту толщу… Трещинка! Еще одна! И здесь тоже! Преграда медленно и неохотно рушится, рассыпается, открывая путь прочь из воды. Вот скоро, еще одно усилие… Готово! Последним напряжением всех мышц он выволакивает непослушное тело из полыньи и падает навзничь на краю. Каким же вкусным кажется холодный воздух, входящий в широко раскрытый рот…       Юнги поднимает веки и видит небо. Оно твердое и белое, погруженное в полумрак. А, это потолок. И стены, и окно с зарей над крышами. Больничная палата, понимает Мин, медленно оглядевшись. Во всем теле ощущается болезненная слабость, в левой ноге дремлет чуткая боль, голова перевязана бинтами, обстановка перед глазами чуть расплывается. Если это мир иной, то он не лучше человеческого, неодобрительно думает парень.       Хотя, нет. На стуле у кровати в неудобной позе спит скрючившийся Тэхен. Осунувшийся, исхудавший, с потемневшим лицом и… седыми, будто выцветшими, волосами. Юнги хочет окликнуть, но из горла вырывается сухой хрип. Младший подскакивает, будто укушенный в пятку, и осоловело хлопает ресницами. Замечает чуть расфокусированный взгляд Мина и, роняя стул, кидается на колени перед кроватью, бережно обхватывая левую руку старшего теплыми ладонями.       - Хен… - Он с трудом сдерживает слезы. – Хен… Ты здесь! Ты вернулся…       Юнги желает сказать многое, но горло и слабость не позволяют. Барахтанье в ледяной воде забвения отняло немало сил. Он поднимает тяжелую руку, ласково проводит по увлажнившейся щеке Кима, цепляет полупрозрачную прядь и шепчет:       - Так сильно… испугался… Тэхен-и?       - Ох, Юнги-я, чуть в обморок не грохнулся! – пытается шутить младший, покрывая невесомыми поцелуями желтоватую от сходящих синяков кисть. – Но это ерунда! – Прикосновение к подбородку. – Ты живой, хен! Живой!       Осторожный поцелуй в спекшиеся кровавой коркой губы соленый от слез и нежный от радости. Тэхен плачет от счастья, неохотно уступая место докторам. Он ласково улыбается утомившемуся и уснувшему хену и беззвучно повторяет:       «Услышал! Он услышал! Вернулся! Он услышал…»       Юнги сквозь сон нащупывает ладонь любимого младшего и дышит ровно и глубоко. Как и полагается тому, кто вернулся из глубин озера забвения на зов любящего сердца.