Собственная игра

      Время не способно изменить Чую: он всё так же отправляется на задания в одиночку, всё так же остаётся победителем, на чьих руках теплится чужая кровь, и все так же не может отделаться от разъедающей его душу тоски. Она преследует его, крадется за ним, словно тень, нависая над ним в ночи и мешая дышать во сне. Она является ему в кошмарах и душит его тонкую бледную шею. И всего этого можно было бы избежать, если бы Чуя не скучал по человеку, который даже своим отсутствием умудряется рушить его жизнь. Накахара считает это болезнью, и он прав. Он скучает, потому что болен, потому что позволил себе заболеть. Как неосторожно, как безрассудно он подарил себе муки.       Чуя не способен остановить круговорот противоречивых чувств, которые ложатся пеленой пред его ясными глазами. Он ощущает ненависть, граничащую со злобой, но в то же время его сердце утопает в обиде. Любое упоминание о Дазае являет на свет боль, которую изо дня в день ощущает мафиози. Боль, которую невозможно заглушить алкоголем, боль, что превратилась в наркотик.       Накахара ощущает себя марионеткой в руках, казалось бы, ненавистного человека, он ощущает его пальцы, которые аккуратно дергают за ниточки. Рыжеволосый теряется, ему хочется избавиться от чужого влияния, забыть такие знакомые черты. Доказать, что он ни в чем не нуждается. Он старается показать свою самостоятельность, свою обособленность всем вокруг, но в первую очередь ему. Чуя рвет на себе одежду лишь бы выполнять задания с опьянительным успехом, являя всему миру, на что он способен. Но каждая вылазка заканчивается одинаково: мафиози возвращается в свою одинокую квартиру и заливает уныние новой порцией алкоголя, отлично понимая, что его стараниями довольствуется только он сам. Дазаю всегда было и будет плевать на любые его действия.       И всё это могло бы сойти на нет с течением времени, если бы они были друг для друга никем. Но это невозможно. Спустя пару лет в сердце Чуи образовывается новая дыра, которая засасывает в себя те мелкие крупицы радости и счастья, которыми мафиози пытается довольствоваться. Он настолько привык к боли, что уже не помнит себя без неё, не помнит себя без этого отчаяния. Воспоминания о давних встречах заставляют его запутаться в паутине собственных бессвязных мыслей, среди которых лишь одна горит ярким светом: он всё еще надеется.       Чуя со всей силы сжимает шляпу в руках, закусывая губы от пульсирующей боли, что разливается по телу. Ему стоило придумать запасной план на случай, если он когда-нибудь всё же проиграет в погоне за признанием. Накахаре стоило подумать над тем, как он будет спасать собственную жизнь, если не справится. Но он не сделал этого, он даже не задумывался об этом. Поэтому сейчас мафиози остаётся лишь пожинать плоды своей глупости. Задание с треском проваливается, а вместе с тем разрывается уверенность Чуи в своих силах. Рано или поздно это должно было бы произойти. Он не может всё время доказывать, будто способен справиться без Дазая, потому что это ложь: ему приходится оборачиваться, ведь за спиной больше нет защиты; он остаётся один на один с противником и самим собой; он остаётся единственным игроком в собственной игре на выживание, в которую сам же себя и загоняет.       Мафиози проваливается, потому что не может использовать порчу. Вся его сила заключается в способности, которую нельзя активировать без сторонней поддержки, без Дазая. Зависеть от человека, который предал тебя без зазрения совести, — самая страшная шутка судьбы. Сейчас Чуя сполна понимает это, осознаёт свою чертову никчемность. Его тело истекает бордовой кровью, а в голове туман, скрывающий просьбы о помощи.       Накахара полагался на своего напарника, доверял ему свою жизнь и сохранность целого города, но что он получил в ответ? Отречение, пустые обещания и короткое прощание. Знает ли кто-то в целом мире, что испытывает на себе Чуя всякий раз, когда воспоминания разрушают его хрупкое спокойствие?       Смутная надежда, рожденная его больным утонувшим мозгом, лепечет о чуде. Накахаре даже думать стыдно о том, что он каждый вечер представляет, как Осаму может быть где-то рядом, как он может наблюдать за ним. И сейчас, когда эта мысль остаётся последним спасением, Чуя хочет, чтобы она оказалась правдой. Ведь в данный момент он нуждается в нем больше, чем в ком-либо другом.       Мафиози требуется немало усилий, чтобы доползти до грязной холодной стены, от соприкосновения с которой по его спине бегут мурашки. Он усмехается от одной мысли, что это могут быть его последние минуты. Он даже представить себе не мог, что закончит в убогом затхлом подвале какой-то многоэтажки в полном одиночестве. Но вместо страха Чуя чувствует лишь облегчение: смерть для него — подарок, о котором он так долго мечтал. Когда теряешь нечто важное, оно уходит вместе с тягой к жизни. Последствия этой простой закономерности Накахара ощущает на себе сполна.       Его ноги буквально разваливаются по частям. Чуя ощущает подкатывающую истерику: ему хочется смеяться от абсурдности и одновременно рыдать от беспомощности. Кто бы мог подумать, что гроза всего города, человек, чья способность заставляет людей убегать в страхе, умрет от простого ранения. Судьба обожает злостные шутки.       Давящую тишину нарушает скрип приоткрывшейся двери, откуда веет слабым сквозняком. По помещению разносится запах старой осыпающейся штукатурки. Накахара устало поворачивается в сторону шума, но, кроме пустого темного коридора, ничего не попадается ему на глаза. На секунду у него появляется желание подняться и двинуться к заветному выходу, но ноги отказываются двигаться, отдавая невыносимой болью по всему телу. Мафиози рассматривает манящую темноту, и та словно зовёт его в свою обитель.       Невольно Чуя вспоминает, как в подобных ситуациях люди пытаются молиться, взывать на помощь к Богу, и на его лице расцветает насмешка. Он, как никто другой, отлично понимает, что всё это бесполезно, ведь каждый сам ответственен за свою жизнь. Внезапно по подвалу раздаются странные звуки, напоминающие шаги. Накахара тут же приходит в себя и готовится отражать новую атаку. Какой идиот решит оставить его тут, не добив.       Он успевает лишь издать нечто, похожее на рык, прежде чем испуганно вдохнуть. Вокруг его плеч обвиваются длинные руки, а в нос забивается такой знакомый аромат бинтов. Глаза Чуи расширяются, и сам он не понимает, что происходит. Он ощущает, насколько движения чужих рук осторожны, как они приобнимают его, едва касаясь, чтобы не причинить лишней боли.       — Малыш Чуя, ты ждал меня? — над ухом мафиози раздаётся мучительно знакомый нахальный голос.       Ответ очевиден.       Накахара не двигается, боясь спугнуть так неожиданно свалившееся на него чудо. Он молчит, надеясь, что этот миг продлится, как можно дольше. Единственное, что он может делать — наслаждаться, упиваться близостью, о которой уже почти забыл. Мафиози забывается от присутствия Дазая, переставая ощущать разъедающую боль. Медленно, вкладывая в эти движения последние силы, Чуя прижимается ближе.       Осаму даже не вздрагивает, словно только этого и ждал. Ему ничего не стоит снова войти в жизнь своего напарника, стать его частью. Он отлично знает, какая доля страданий пришлась на неподготовленного Чую. Знает, потому что видел всё это воочию. Каждый вечер, после работы, он наблюдал за тем, как его некогда «друг» напивается до безумия, а потом засыпает в обнимку с одеялом, во сне мечтая о несбыточной встрече. Дазай был свидетелем чужих мук, но ничего не делал для того, чтобы помочь. Было ли ему плевать? Может быть. А, может быть, он просто ждал удобного момента для своего появления, дабы не разрушить жизнь напарника ещё сильнее.       Чуя утыкается головой в чужое плечо, шляпа падает на грязный пол. Дазай медленно дотрагивается рукой до рыжих волос, что разметались по его белоснежной рубашке, осторожно перебирая их пальцами. Только сейчас, вновь прикоснувшись, вспомнив давно позабытые ощущения, Дазай в полной мере осознаёт, что вся эта игра изнуряет его не меньше. Разлука надоела ему настолько же сильно, как и вечный скрежет глубоко в гнилом сердце. На мгновение Осаму становится совестно, ведь своим уходом он пытался спасти себя, но не заметил, как почти что убил своего напарника. Впрочем, теперь это никого не волнует. Какая ирония.       — Не думал, что когда-нибудь застану тебя проигравшим, — безэмоционально проговаривает Дазай, смотря куда-то сквозь Чую.       Накахара, не выбираясь из объятий, ударяет его кулаком по плечу.       — И чья же это вина? — в голосе мафиози слышатся нотки грусти.       Осаму ничего не говорит, ведь они оба и так прекрасно знают ответ. Очередное напоминание об эгоизме Дазая не вернёт им потерянное время. К сожалению, ничто не способно вернуть унесённые годами воспоминания. Песок сыпался сквозь их пальцы, и вот они наконец могут посмотреть друг другу в глаза, почувствовав то, что было скрыто за семью печатями. Они снова могут быть рядом. Выстроенная стена рухнула, похоронив в своих обломках их одиночество.       Внутри Чуи будто бы заживают все те многочисленные раны, что нанёс ему Дазай своим трусливым поступком. Кажется, словно он может вдохнуть полной грудью, не боясь задохнуться парами отчаяния.       — Нужно тебя подлечить, — проговаривает Дазай.       Через мгновение сильные руки обхватывают тело Чуи, и он ощущает, как длинные пальцы слегка подрагивают. Осаму поднимается, держа на руках своего бывшего напарника. Накахара переводит на него неясный взгляд и тут же находит чужие карие глаза, которые будто бы заново изучают его лицо. Внутренности Чуи пронзает резкая боль, которая дарит привкус крови во рту.       — Всё будет хорошо, — детектив зачем-то произносит эту фразу шёпотом.