Невозможное возможно

В комнате как всегда было холодно. Единственным тёплым местом был диван, на котором сидела девушка со стрижкой каре, челка которой спускалась на правый глаз. Тоука держала в руках чашку кофе и смотрела на левое запястье, на котором виднелся серебряный росчерк. Соулмейт согревал лучше, чем кофе, давал надежду, заставлял ждать. Она касалась губами вычурных вензелей и шептала что-то о любви, зная, что будет услышана. Руку окутывало тепло - Шу безмолвно передавал, что скоро будет дома. Он всегда выделялся на унылой грязи улиц, вот и сейчас в глаза девушки бросилось яркое пятно алой рубашки. Киришима отскочила от окна, чуть не разбив швырнула в раковину чашку и выбежала на прокуренную лестничную клетку прямо как была, босиком. Хлопнула входная дверь, и на второй этаж бегом взобрался холодный сквозняк, а на лестнице послышались шаги. Знакомый запах одеколона царапнул горло и девушка кинулась к мужчине, мигом подхватившему ее на руки и занесшему в квартиру. Ледяной холод не страшен двоим, соулмейт согревает, почти обжигает, заставляет приникать друг к другу в поцелуе, и целовать свою родственную душу до тех пор, пока воздуха в лёгких не останется совсем. Цукияма касается своего имени на бледном запястье, шепчет что-то о том, что они будут всегда вместе и целует вновь, нежно, но напористо, заявляя свои права. И девушка подчиняется уговаривающей силе поцелуя, обвивает руками шею мужчины и мысленно клянется всегда быть с ним. Каллиграфические строчки вспыхивают приятным пламенем, закрепляя обет. Вслух они почти не говорят - по-настоящему важное все равно не выразить словами. Потому когда Шу размыкает губы Тоука смотрит на соулмейта удивленно. - Кушать хочешь? - спрашивает мужчина, обеспокоенно поглаживая девушку по голове. Тоука не ела уже несколько месяцев - гулей стало много, еды на всех не хватает. Она молча кивнула. Цукияма достал из дипломата сверток, сквозь который просачивался запах крови. Киришима обрадованно улыбалась, чувствуя, что скоро наконец-то будет сытой. Когда девушка доела, Шу убрал свёрток и достал плед. Они хитроумно завернулись в него и затихли, согреваясь друг о друга. Сон накрыл плавно, единый для двоих. Тоука целовала Шу сама, неумело, робко, но ему нравилось. Гурман жмурился, легко отвечал, обнимал её и мысленно передавал какую-то безсвязную милую ересь. Также ментально девушка нежно говорила ему что-то, урча от удовольствия, отстраняясь лишь ради глотка воздуха. Мужчина пробрался теплой рукой под кофту, огладил выступающие лопатки. Тоука вздрогнула, прислушалась к ощущениям и судорожно выдохнула, когда обжигающие пальцы коснулись груди. Шу, воспользовавшись замешательством, смазанно провёл губами по её шее, поцеловал нежно, напористо. Намёк был понят. Тоука позволяет уложить себя на диван, освободить от оков ненужной кофты, и отдается нахлынувшему сладкому безумию. Под равными поцелуями тело идет мурашками, а от обычной отстраненности не остаётся и следа. Сквозь стоны прорывается имя Цукиямы, она тянется за поцелуями, доверчиво прижимается. Гуль вжимает её в диван, терзая алые губы, освобождает её от остатков одежды... Болезненный стон запечатывается поцелуем, Цукияма двигается в девушке легко, давая привыкнуть, но не в силах остановится. Разум туманился, закручивался спиралью, танцевал макарену и бог весть что ещё выделывал. Поцелуй разорвался, а их губы соединила ниточка слюны, Шу лбом прижался ко лбу Киришимы и шептал что-то. Девушка равно всхлипывала при каждом движении, цеплялась за плечи любовника, и от души наслаждалась мероприятием... Сон прервался звонкой трелью дверного звонка, и, кое-как выпав из "кокона", гурман пошёл открывать. В квартиру стихийным бедствием влетели старший Киришима и Канеки. Заспанная Тоука выглянула из пледа, и тихо поздоровалась с братом. Аято вскочил на диван, порывисто обнял сестру и весело объявил: -А я на Канеки женюсь! - и гордо задрал вверх подбородок. Канеки радостно закивал. Выслушивая щебетание парней с кроваво-красными метками, Шу приобнял девушку и тихо шепнул ей на ухо: -Вот исполнится тебе 20, и у нас так будет. И сон мы в жизнь воплотим - пообещал он. Соулмейт вспыхнул, скрепив обещание.