Часть 1
17 января 2017 г. в 19:52
От этой мелкой крысы с мягким голосом у него вскипала кровь.
Он все время сновал поблизости, облезлый розовый хвост вился между ног, одна рука на рукояти оружия ― любого, какое только удалось снять с подвернувшегося гниющего трупа, ― другая на плече нового "друга". Пел им в уши ложь, будто детям конфеты с толченым стеклом раздавал. Впрочем, он бы и это сделал без тени раскаяния, при условии, что тогда к концу дня в его кармане окажется что-то новое и блестящее.
Боги тому свидетели, они когда-то были лучшими друзьями. Напарниками, по крайней мере. Вот только жадность, чертова мегера, с легкостью превращает людей в скотов.
С самого начала их совместного разбоя в угрюмых землях Дранглика Крейтона не покидало странное ― и приятное ― чувство, будто они связаны. Как два обрывка грязной ткани, сшитые ржавой иглой. Постоянная жажда видеть, как льется или сочится из ран алая кровь, как она оставляет на земле темные пятна ― немного не то желание, над которым можно весело посмеяться, как над мимолетным увлечением. Крейтон отлично знал: так не должно происходить, его руки не должны трястись от простой мысли о схватке и кровопролитии, и, проламывая топором грудную клетку очередного бедолаги, он не должен испытывать того же волнения, что в постели с красивой девушкой. Но что было, то было, и он не мог с этим ничего поделать.
Он подумал однажды, что Пэйт почти ― почти, почти, так мало отличий ― такой же. После одного случая, еще до того, как все их сотрудничество разлетелось на куски, оставив только жажду крови и мести. Тогда Крейтон со всей силы засадил топор в позвоночник странствующего торговца, который нагнулся показать им кучу безделушек, что собирал всю жизнь. Внезапный импульсивный порыв; они оба стояли молча, слушая хруст костей и глядя, как бежит кровь из почти напополам рассеченного тела. Пэйт даже не дрогнул. Просто взглянул на скрытое маской лицо Крейтона и сказал что-то раздражающе мягкое своим раздражающе мягким голосом. После чего пинком перевернул торговца, так, что обломки торчащего позвоночника вспахали грязь, и начал копаться в его вещах. Крейтон был готов поспорить, имей Пэйт сиськи, он бы влюбился в него в тот момент.
Крейтон мог сколько угодно презирать сейчас эту тварь; но не мог не признать, что вдвоем они составляли адски эффективную пару негодяев. Пэйт увлекал их жертв не хуже настоящей сирены, чарующим голосом раздавал обещания, когда же те чувствовали обманчивое спокойствие от их с Пэйтом выгодного сотрудничества, Крейтон радостно обрывал их жизни. А после они вдвоем обирали тела и избавлялись от них. Восторг убийства переполнял Крейтона, когда тот наблюдал за вором, обшаривающим карманы, кошельки, сумки, впитавшие кровь и пачкающие перчатки Пэйта красным. Очаровательный красный, такой же очаровательный, как ровный голос вора. Крейтон мог бы часами наблюдать, как изящные пальцы Пэйта отбрасывают выпавшие из тела органы, мешающие расстегнуть нужные пряжки.
Очаровательный красный, такой же очаровательный, как тот, что стекает по среднему пальцу убийцы, когда он с силой надевает Кольцо с шипами. Царапины от кольца шли вдоль всего пальца, но то, как неправильно оно выглядело, как жалило владельца посреди битвы, впиваясь до самой кости, когда кому-то удавалось ранить Крейтона ― все это, бесспорно, стоило боли. Пэйт сразу же заприметил странное сокровище. Крейтон видел в глазах вора знакомый восторг. Тот возникал всякий раз, когда Пэйт смотрел на что-либо, чем желал обладать.
― И где ты достал это кольцо? ― спросил его Пэйт так легко и непринужденно, будто бы они были двумя мальчишками, сидевшими на заборе вокруг какого-то залитого солнцем луга и болтавшими ногами в воздухе.
Как будто с них не капал пот, как будто они не были перемазаны кровью отвратительной ядовитой туши, только что побежденной ими. Как будто один из них не счищал с зазубренного лезвия топора струпья крови и чего похуже, пока боль от чужого предательства запускала свои коготки ему под кожу.
Крейтон пожал плечами, тяжелая кольчуга зазвенела, и неоределенно хмыкнул. Пэйт попугаем повторил звук и улыбнулся ему, а ладони Крейтона непроизвольно сжались в кулаки. Как он хотел, жаждал впиться пальцами ему в горло и вырвать трахею, чтобы тот никогда больше не смог издать ничего подобного.
― Как хочешь, ― промурлыкал его напарник, улыбка шире с каждым мигом. Делал вид, будто он не пытался недавно убить Крейтона, "случайно" врезавшись в него, когда тот обозревал местность с края уступа. Очень интересно, какими скользкими тогда оказались сухие камни. Руки Крейтона задрожали, кровь понеслась по сосудам еще быстрее.
Чувство прошло, стоило разговору закончиться. Но нет же, Пэйт открыл рот снова, слова капали с острого языка как опаснейший из ядов.
― Можно на него взглянуть?
Крейтон застыл в середине движения.
Его напарник тут же разлился сахарным сиропом, просачивающимся в голову сквозь уши. Улыбался и подшучивал, дружески похлопывал Крейтона по плечу, неожиданно оказывался невероятно близко к его лицу. Пытался очаровать так же, как он поступал с их жертвами.
Крейтон поднял руку, позволяя Пэйту изучить кольцо, а другой нащупал и сжал рукоять топора на бедре. Разглядывая артефакт, Пэйт кивнул, будто бы соглашаясь с тем, что тот шепнул ему. Затем поднял глаза и, встретив жесткий взгляд Крейтона, сказал, что тот может ему доверять. Убийца поверил ему ― даже чуть-чуть дольше, чем на секунду.
― Ты не доверяешь мне?
Яд осыпался с крыльев бабочек на ветру.
― Конечно доверяю, друг.
Приторно-сладкая улыбка исчезла; тогда вор сказал Крейтону, что у него холодные, нечитаемые глаза мертвеца. От этого у Крейтона пробежала дрожь вдоль позвоночника.
― Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, тупой ублюдок.
К несчастью для Крейтона, Пэйт всегда был умнее и изворотливее от природы. Особенно очевидно это стало, когда он несколько раз подряд саданул не ожидавшего такого поворота Крейтона по затылку древком копья, а осевшее тело запихнул в клетку, в которой убийца как раз намеревался запереть самого Пэйта. Когда черные точки еще не перестали плясать перед глазами Крейтона, его средний палец расчертили алые, сочащиеся кровью полосы, а Пэйт улыбнулся ему с другой стороны железной решетки.
― Ничего личного, друг мой, ― весело пропел он, ― Просто мне приглянулось твое колечко, и все тут. Но сейчас не стоит об этом переживать. Уверен, тебе не придется гнить здесь сильно долго перед тем, как ты умрешь или станешь полым.
Всегда милые слова сопровождались жестами изящных пальцев, покрытых кровью, которую проливал не он. Нет, всегда не Пэйт открывал раны, кровь из которых была на его руках; кровь всегда проливал Крейтон. Иронично, заметил убийца отрешенно, даже сейчас это сделал он: буквально, пролил свою собственную кровь, точнее, это сделало кольцо, красовавшееся сейчас на пальце Пэйта. Тем не менее, теперь между ними протянулась кровавая дорожка, а на одном из шипов зловещего украшения остался клочок кожи Крейтона. Наблюдая, как Пэйт поворачивается и быстрым шагом уходит ― хвост извивается между ног ― слишком мягкотелый, чтобы закончить начатое, бесхребетный сопляк ― он поклялся, что однажды сделает из головы бывшего напарника чашу и выпьет его жидкий мозг будто мед.
Всепоглощающая ярость, однако, вскоре преобразовалась в облегчение, когда один любопытный ― и ничерта не смыслящий в жизни ― немертвый всунул ключ в замок его клетки и влез внутрь. Единственное, что не дало Крейтону изрезать его лицо как бумагу ― возможность использовать простака как инструмент, что подведет его ближе к льстивому крысенышу. Он заговорил ему зубы ― не так искусно, как это делал Пэйт, добиваясь расположения своих жертв, но достаточно похоже, и бедный глупенький немертвый заглотил наживку так же жадно, как он поглощал большие свежие души.
Теперь Крейтон оказался свободен, свободен загнать крысу в угол и выкурить ее из укрытия, и, да, свобода была чудесна. Он стал одержим: все время, что он не разделывал демонов и полых, он мысленно разделывал Пэйта, в красках представляя множество жутких извращенных вещей, которые он сотворит с ним. Если бы Крейтон вдруг оказался настолько великодушен, что дал бы Пэйту уйти после их встречи, тот точно приложил бы все усилия, чтобы она не повторилась. Прочие до него уже никогда не возвращались к нормальной жизни здоровых людей ― если им вообще везло остаться жить.
Погоня за Пэйтом давала смысл дышать, а побег, Крейтон был уверен, стал смыслом Пэйта. Что ж, Крейтон был готов убивать, красть, лгать и обманывать кого угодно и как угодно, если это даст ему возможность подобраться ближе ― еще ближе, ближе, уже почти ― к его милому, очаровательному добродушному Пэйту. "Не было ничего личного", ― думал он. Хорошо, когда он отрежет ему яйца и запихнет в его же глотку ― тоже не будет ничего личного.
Роковой ошибкой Пэйта стало то, что во время их кратких разговоров он обмолвился о своем убежище в бухте Брайтстоун-Тселдора. Туда вела длинная дорога через мало интересовавшие Крейтона земли, но поимка Пэйта оставалась лишь вопросом времени. Крейтон взял извилистый след подлости и лжи, и тот вел его, пока впереди не показался наконечник копья человека, чьи мозги вот-вот окажутся размазанными о стену собственного дома. Подловить крысу возле ее же норы ― о большем Крейтон не смел и мечтать.
― Ты мерзкая, грязная, лживая тварь…
― Да брось, ― улыбнулся Пэйт, крепче сжав пальцы на древке копья, ― Я говорил: ничего личного, друг. Просто работа, не больше.
Даже сейчас, когда смерть обнимала его за плечи, словно заждавшаяся любовница, он все равно пытался отговориться, голос спокойный, сладкий, как конфеты со стеклом. Некоторые люди никогда не меняются.
Он ждал долго, очень долго, и сейчас был как никогда близко, очень близко, так, что почти чувствовал на языке отравленную кровь Пэйта. Никогда и ничего он не ждал так отчаянно.
― Работа, говоришь? ― протянул Крейтон, ― Что ж, ты знаешь, какая моя работа…
То, как резко побледнел Пэйт, заставило Крейтона с силой прикусить губу, почувствовать вкус собственной крови.
Неожиданно, но их танец начал Пэйт, уколов копьем в сочленение доспеха Крейтона на плече и провернув острие, подобно ключу. С этого момента весь мир для Крейтона перестал существовать, кроме ощущений от топора, с чудесным звуком вонзающегося в те части тела Пэйта, до которых убийца смог достать.
Он едва ощутил смутное беспокойство, когда в комнату вбежал знакомый ему придурок-немертвый. Тот отпрянул, едва влетев внутрь, так и остался в дверях, то и дело как будто собираясь ринуться вперед, но каждый раз останавливаясь. Пэйт отчаянно прокричал ему какое-то вранье. Всегда пытается выкрутиться, отговориться, даже когда конец близок. Это поразило Крейтона мощнее удара копья в грудь: если он сейчас не справится с этой скользкой крысой, тот никогда не остановится.
Внезапно магический заряд ударил Пэйта в бок, с силой швырнув его об стену, будто тряпичную куклу. Крейтон почти засмеялся от переполнившей его эйфории. Этот тупица решил помочь ему! Ох, да! О, черт возьми, да! Он видел, как магия прожгла броню Пэйта, оставила страшный след на лице, вывела из равновесия. Убийцу затрясло от желания подбежать к внезапно возникшему немертвому и погрузить топор и в его тело тоже, как когда-то в Мирре, где он рубил одного за другим мужчин, женщин, детей, а они пытались поймать его, запереть в клетке, так, точно так как это сделал Пэйт, но нет, те были трусами и дураками, они не догадывались, что бессмысленно запирать человека, способного вытащить чьего-то младенца из люльки и рубить его крошечные ножки одну за другой, просто чтобы послушать крик, такой же, как у Пэйта сейчас, когда его тело падает на землю, а душа и тело обращаются в туман, только потому что Крейтон так пожелал, потому что Крейтон ненавидел лживого предателя с мягким голосом.
Он рассмеялся сильнее, чем когда-либо за долгие годы, а, может, и за всю жизнь. Смеялся, пока обычно низкий голос не поднялся на несколько октав и не сломался, как у подростка. И пусть Кольцо с шипами прикарманил этот придурок-колдун, Крейтону было плевать. Никакое сокровище не сравнится с тем, что минуту назад улетучилось туманом, который, как Крейтон надеялся, он сейчас вдыхал. Он упивался своей победой так, что едва смог выговорить, задыхаясь от смеха, слова благодарности тому безнадежному идиоту. А после отправил помогшего ему дурака туда, где, как он знал, Пэйт давным-давно заложил бомбу в сундук с какой-то ценной штукой. Просто чтобы этот кретин не расслаблялся. Вот уж и правда замечательный день.
Когда грохот взрыва достиг его ушей, Крейтон пробормотал ровно то же самое, что, он знал наверняка, сказал бы Пэйт, стой он сейчас позади него и глядя под ноги на страдания их многочисленных беспомощных жертв. Но его не было за спиной Крейтона. Он был мертв так же надежно, как все прочие, убитые ими; порублен, сожжен, и напоен собственным сладким ядом человеком, который говорил Пэйту, что доверил бы ему свою жизнь.
Если б тело Пэйта не развеялось и где-то поблизости не шлялся проклятый, Крейтон бы вовсе приспустил кольчужные штаны и сотворил с трупом нечто совсем неприглядное. А так ― какая, черт возьми, досада.
Но это не важно, хоть он и не удовлетворил все свои желания до единого, никакая ночь с самой прелестной девицей во всей Мирре не принесла бы ему столько счастья. Никто кроме Пэйта не смог бы принести ему столько счастья. Их отношения, Крейтон точно знал, были совершенно особенными.