Маленькая тайна

Сегодня Даня приходит домой раньше обычного. В коридоре темно и по необыкновению тихо. Единственным источником света является лишь слабое свечение настольной лампы, что мягко просачивается наружу из приоткрытой двери, ведущей в спальню. С тех пор как они с Мишей съехались, тишина стала редким гостем в этой квартире. Громкий, взбалмошный Миша, был полной противоположностью тихого и спокойного Дани. Но кажется, что обоих это вполне устраивало, ведь, как всем известно, из школьной программы по физике — противоположности притягиваются. Даня мягкой поступью ступает по тёмному коридору, и с каждым шагом он все отчётливее слышит странный шум, доносящийся из его комнаты. Вскоре звуки приобретают очертания, и Даниил с удивлением распознаёт в них слабые стоны. От осознания того, что именно происходит сейчас в его собственной комнате, внутри становится жарко и дурно. Сейчас бы развернуться и побыстрее уйти, но проклятое любопытство берёт верх, а ноги словно становятся ватными и кажется, прирастают к ворсу ковра. И становится слишком поздно поворачивать назад. Все то платоническое настроение, которым было пропитано его чувство к Мише, пропало почти в один миг, когда он таки не смог побороть соблазна и заглянул в дверную щёлочку. Миша перед ним полуобнаженный, растрепанный, запутавшийся в складках белоснежного тряпья его кровати, он лежит в одной лишь рубашке. Его рубашке. Прикрыв глаза от удовольствия, его веки трепещут в сладкой неге, что разливается по венам тягучей патокой, когда перед фантазийным взором возникает желанный образ. Одной рукой он сгребает мокрую от пота ткань флисовой рубашки, зарываясь в неё лицом, в то время как вторая рука бесстыдно блуждает в районе паха, совершая быстрые поступательные движения. Влажные волосы, разметавшиеся по щекам, подрагивающие ресницы, и припухлые, приоткрытые в немом стоне, губы. Вызывающе-сладостный и такой порочный. Именно в таком виде он предстает перед очами Рэнделла, и у него кажется, перехватывает дыхание от этого зрелища. Даня чувствует, как внизу живота начинает клубится знакомое, сладкое чувство возбуждения. Сейчас Совергон вызывает в нем самые неприличные и низменные желания, на которые только способен затуманенный страстью разум. «Что этот паршивец себе позволяет?». — Даниил задыхается от возмущения. С тех пор как он разрешил Мише пожить у него, они иногда «делили» одну кровать, но в самом невинном смысле этого слова. Ибо диван в гостиной со слов Миши был «жутко неудобным и колючим». А в постели Рэнделла тепло и уютно, к тому же пространства миниатюрный Миша занимал совсем немного. Правда ближе к рассвету Совергон вновь перебирался на своё законное место, крадясь на цыпочках словно вор, стараясь скрыть следы своего преступления, оставляя лишь лёгкий шлейф запаха на чужих простынях… И Даню это почти что устраивало. Даня думал, что это вполне привычно для лучших друзей — спать вместе, как бы двусмысленно это ни звучало. Вот только странное, тяжёлое томление в груди, которое разрасталось от вида помятых простыней, и запаха чистого, юного пота, не давало покоя с приходом предрассветных лучей. Миша переворачивается на живот, оголяя худые бедра цвета слоновой кости с трогательной родинкой на правой ягодице. С губ Даниила срывается несдержанный стон, и он, испугавшись, что звук долетит до чуткого слуха Совергона, опасливо прикрывает рот вспотевшей ладонью. Тёмные глаза, затянутые мутной поволокой, устремляются прямо на него. Миша замирает от осознания того, кто сейчас стоит перед ним. Его маленькая тайна, которая должна была навеки остаться в этой комнате, просочилась за её пределы… Заяц, пойманный в силки. Юноша, теряющий детство. Весьма неловко, угловато, наивно. Даня отмечает, что стеснение от глупости и неловкости положения лишь придают его лицу ещё более разгорячённый и возбуждённый вид. Миша закусывает губу и отворачивается, зарываясь горящим лицом в спасительную прохладу подушки, сдаваясь на милость победителя. Даже такое сильное чувство, как страх не сумело заставить его подняться с постели. С недавних пор, когда Миша окончательно и бесповоротно осознал природу своих чувств, именно с Даниной постелью у него теперь ассоциировались те запретные удовольствия, мысли о которых стали все чаще посещать юную голову, и именно с ней он хотел связать свой болезненный, но желанный опыт первой любви. Даниил переступает порог полуосвещенной комнаты, оставляя черноту коридора и посторонние мысли позади, и тут же растворяется в полумраке. Кажется, что все пространство сейчас заполнено запахом Миши. Тонкий, пряный аромат муската, который обволакивает своей теплотой, словно связанный заботливыми руками матери шарф, в холодный зимний вечер. «От него пахнет домом» Все потайные желания и чувства, которые он так часто подавлял, рвутся наружу, грозясь сломать грудную клетку, и Рэнделл просто не в силах сдержать этот сумасшедший порыв, не в силах не поддаться столь сильному искушению. Он медленно подходит к кровати и пристально смотрит прямо в глаза. Миша замечает каким странным, животным блеском светится его взгляд, и страх быть наказанным и отвергнутым стремительно покидает его с жалостью трепыхавшееся сердце. Михаил, чьи губы растягиваются в странной кривой улыбке, выгибает спину навстречу. «Если он желает меня — я буду его. Вот только до дальнейшего мне глубоко плевать, ибо я умру в постели с ним. В эту ночь». Про таких людей говорят, что они любят играть с огнём. Что у них замороженные нервы. «В таком случае, я буду факиром» — удовлетворенно, но не без тени сомнения замечает Миша сам себе. Неопытная юность в сочетании со всепоглощающей жаждой новых ощущений делает своё неблагодарное дело. Даниил склоняется над хрупким силуэтом юноши, медленно забираясь руками под подол собственной рубашки, что сейчас бесформенной тряпкой висит на чужих плечах опускаясь до середины ягодиц, заставляя виновника все же умерить свой пыл и вновь стыдливо опустить взгляд. Чужие, холодные с мороза руки, скользят по горячей коже спины, очерчивая изящную линию позвоночника, а затем плавно опускаются на ягодицы, слегка сжимая, заставляя Мишу дрожать от столь приятных и необычных чувств, что приносят прикосновения. Из уст вырывается стон нетерпения и Даниил ухмыляется, спуская собственные джинсы…

***

То, что происходило, пьянило парней похлеще дорогого вина. В этот вечер они открывали друг друга заново. Отдавались на милость страсти, что терзала их так долго. Так неистово и дико, так ново и необычно, так запретно…а оттого и сладостно. Они кончают почти одновременно. Тёплая жидкость растекается внутри Миши, и тот судорожно мечется по кровати, растекаясь, в свою очередь, громкими стонами по молочным простыням, и Рэнделл подобно художнику стирает его прошлого, рисуя заново. Детство рассыпается, крошится, словно сухой бутон розы в руках… Когда безумие отступает, давая волю нежности, Даниил аккуратно приподнимает подбородок, заставляя Мишу повернуться, и ласково целует припухшие губы, вкладывая в этот поцелуй все свои чувства к темноволосому. Смотрит на Мишу с нежностью присущей покровителю, в то время как глаза второго светятся чистым обожанием. После они ещё долго лежат в объятиях друг друга, скрытые покровом ткани и ночи, и думают. Каждый о своём, но, как известно, единое целое есть две противоположности, поэтому совсем скоро вместе с заново прилившей к голове кровью в их разуме жила только одна мысль: «Вот оно, счастье».