Десять часов утра

У Мичиру Кайо, теперь уже прославленной скрипачки и известной художницы, было одно твердое правило, от которого она отступала только в крайне редких, исключительных случаях — Мичиру никогда не назначала встреч раньше, чем на десять часов утра. «Любит поспать», — говорили некоторые газетчики, поклонники и просто интересующиеся ее жизнью люди. «Лентяйка», — возражали другие. «Ну, должны же быть у звезд в жизни какие-то преимущества, — замечали резонно третьи. — Если уж становиться звездой, то пусть хотя бы ради жизненного комфорта…» А между тем ни первые, ни вторые, ни третьи не были по-настоящему правы. Конечно, Мичиру очень любила и ценила комфорт, и если у нее появлялась возможность, была рада хорошо отоспаться, но те люди, кто знал ее достаточно хорошо, видели в ней трудолюбивую пчелку, успевающую не только быть знаменитой, но и помогать — подругам, детям из неблагополучных семей, а также многочисленным котикам из четырех приютов. И все же Мичиру никогда не назначала встреч раньше, чем в десять часов утра… В Токио никогда не было центрального отопления, и хотя в холодные вечера и ночи в каждом доме включали обогреватель, вылезать из теплой постели и идти через холодный коридор в ванную было последним, чего хотелось Мичиру с утра пораньше. Харука, дразня ее русалкой из Адриатики, немедленно презентовала ей какой-то мега-утепленный халатик, который укрывал гибкую точеную фигурку почти до пола, но Мичиру все равно замерзала, когда над Токио — не спеша, лениво освещая высотные дома — вставало неяркое солнце, а за окном кружились в танце узорчатые снежинки. Мичиру всегда просыпалась раньше — она хотела успеть вволю понежиться в водичке, и потому в то время, когда она, мерно стуча каблучками домашних туфель, возвращалась обратно в спальню, в доме было одно замечательно теплое, уютное место — под одеялом, в объятиях мерно посапывающей или сонно зевающей ласковой Харуки. Мичиру, счастливо улыбаясь, всегда забиралась туда погреться, и Харука даже сквозь сон обнимала ее и целовала «куда попадет» — в губы, в шейку или в нежное плечико, с которого по утрам постоянно слетала бретелька ночной рубашки. Мичиру благодарно терлась носиком об ее плечо и закрывала глаза… Харука могла «уснуть» ее за пару минут, и потому Мичиру, которую после купания всегда тянуло на определенные вещи, начинала осторожно будить ее, нежно целуя в закрытые глаза, а затем долго проверяла, к какой части Харуки еще приятно прикоснуться губами... Харука урчала, как сонный довольный котик, и рано или поздно открывала глаза, снова, уже вполне осознанно обнимая свою нежную и верную спутницу. — Мичиру… — хмыкала она как будто бы недовольно, но в ее серых глазах плескалась такая нежность, что Мичиру нимало не обманывалась подобным хмыканьем. — Который час, милая?..

…

— Откуда у тебя столько штрафов, мародер? — отечески спрашивал тренер команды «Кавасаки», порой интересовавшийся «житейским» вождением своих подопечных. — Не хочу опаздывать на тренировку, — разводила руками Тено. — Пробки, Ватанабэ-сан, куда сейчас от них денешься… Ну, порой приходится превышать, чтобы вы на меня зря не рассердились… Мичиру никогда не назначала встреч раньше, чем в десять часов утра.