Взболтать, не смешивать

В просторных залах ЦИА всю неделю царило спокойствие. Очередной день, переваливший уже за две трети, на этот раз оказался для работников Центра тихим до чрезвычайности — новых аномалий не появлялось, свежих конфликтов с общественностью в лице назойливых журналистов или особо рьяных сознательных граждан не вспыхивало, а старые безмолвно и незаметно дотлевали где-то за пределами видимости. Гениальные озарения ни на кого не сходили. Противоречия, если и были, решались тихо и мирно. Лестер, разок повысивший было на телефонного собеседника голос, будто смутившись собственной громкости, замолчал на полуслове и дальше только беззвучно поскрипывал зубами. И даже животные в зверинце, по которому медленно продвигалась Эбби в сопровождении Коннора, толкающего перед собой тележку с витаминами, вели себя одинаково смирно и скучно. В общем, все было крайне незаурядно и даже, пожалуй, неадекватно. Именно поэтому друзья и не удивились, а даже облегченно заулыбались, когда ватную тишину вдруг нарушил металлический грохот, эхом раскатившийся по коридорам и еще добрых пятнадцать секунд сопровождавшийся тоненьким звоном будто бы рассыпающихся по углам крошечных шариков. Эбби, впрочем, позволила себе слегка приподнять в недоумении брови: — Коннор, это невероятно. В нашей компании, оказывается, есть еще один слон в посудной лавке! И не смотри так на мамонта, я сейчас не про него говорю. Источник шума, как оказалось, располагался в том помещении, где Ник Каттер и Сара Пейдж уже которую неделю кропотливо выстраивали паутинной тонкости структуру, которая с легкой руки профессора с самого старта обрела имя «карты аномалий». Поскольку допускались к «карте» только избранные, да и те старались максимально сдерживаться, чтоб даже не чихнуть ненароком в сторону зыбкой модели, волнение прибежавшей на шум Дженни Льюис было вполне понятно. У Лестера, опередившего ее на несколько шагов, вид был беспечным, но одно то, что он решил покинуть кабинет и посмотреть на происходящее самостоятельно, уже о многом говорило. Они почти одновременно заглянули в лабораторию. «Карта» стояла в целости и сохранности. На полу валялся лишь перевернутый металлический лоток и — россыпью — разнообразный крепеж и мелкие детали. И над ними возвышался немного смущенный Ник, потирающий локоть со свежей ссадиной. — Что? — вызывающе мотнул он головой в сторону наблюдателей. — Я просто потерял равновесие. Ничего страшного. Вот если бы не увернулся и задел «карту»… — Кхм, — деликатно нахмурился Лестер. — Позвольте-ка поинтересоваться, профессор, сколько часов вы проспали за эту неделю? Десяток-то хоть наберется? Неудивительно, что равновесие у вас пропадает на ровном месте. Настойчиво рекомендовал бы вам взять отгул и как следует отоспаться. Мне совершенно не хочется терять часть команды на выезде из-за того, что у вас куда-то вдруг запропастилось равновесие. — Для выездов у вас теперь есть бравые военные, — огрызнулся Ник, впрочем, как и обычно, беззлобно. — А я лабораторная крыса, и опасности для окружающих не представляю. — А еще, — Лестер повысил на полтона голос, — мне совершенно не хочется терять важные разработки, в которых я сам пока вижу мало смысла, но тем не менее продолжаю верить в их необходимость. И опять же, из-за того, что у вас — смотри предыдущий пункт — куда-то запропастилось равновесие. Мисс Льюис, — не оборачиваясь, обратился он к стоящей в дверях Дженни, — задание вам. Проследите, чтобы профессор немедленно покинул ЦИА, выспался этой ночью и полноценно отдохнул в течение завтрашнего дня. Вам выходной не даю, буду считать это служебным заданием. Может быть, большинство лиц женского пола было бы смущено подобным заявлением, но Дженни никогда этому большинству не принадлежала. Она лишь победно хмыкнула и блеснула глазами на Каттера. — Слышал приказ начальства? Теперь не отвертишься. Для начала у нас будет совместный ужин. — Ладно, уговорили, — примирительно буркнул Ник. — Сходим попьем вместе кофе. — Какой еще кофе! — возмущенно вскинулась Дженни. — Он у тебя и так уже из ушей льется. Именно ужин! Место выбираю я, а это значит — там будет обязательный дресс-код. Так что бегом домой, чтобы успеть переодеться, я за тобой заеду через два часа. — Двух часов мне за глаза хватит, чтобы успеть навести и в лаборатории порядок, — пожал плечами Ник, опускаясь на корточки, переворачивая лоток и начиная собирать в него раскатившиеся по полу детальки. — Кстати, имей в виду при выборе ресторана — морепродукты я не люблю. Разве что жареную рыбу. *** Минут через двадцать с пола был поднят самый последний болтик, и Каттер уже был готов подчиниться неизбежному — если бы в зал не вбежала Сара. Ее не было в ЦИА с самого утра, за неимением более срочных и важных дел новая сотрудница позволила себе провести несколько долгих часов в знакомых хранилищах Британского музея, удачно избежав скуки, царившей сегодня на рабочем месте — и пока для нее единственной этот день совсем не считался унылым. Влетев в лабораторию, она грохнула на стол пачку листов с распечатками: — Ник, погляди, что я нашла! Каттер пролистал верхний слой записей, нашел, наконец, те, что были на английском языке, и начал читать. — Гандхарвы! — Сара восторженно ткнула пальцем в строчки текста. — Смотри, если брать Ригведу, то Гандхарва один, и он означает солнечный свет, а в Ахтарваведе их уже сотни. И в Махабхарате, и в Рамаяне! Это же аномалии! Вместо одного солнца — множество. Нужно только сопоставить время создания разных Вед. Я там уже начала составлять таблицу. Ник улыбнулся, поглядев на коллегу с затаенной гордостью. Ее появление в команде оказалось весьма своевременным, бойкая и остроумная девушка за короткое время ухитрилась пролить свет на большинство безнадежно застрявших вопросов, а заодно и вытащить ненароком профессора из слаботекущей депрессии. Появись она в их рядах на год раньше — и абсолютно все могло бы быть по-другому… Сара опять зарылась в кипу бумаг. — Вот, смотри, как они могли выглядеть. Никого не напоминают? — Гандхарвы… — задумчиво пробормотал Ник. — Кентавры! — Ну да! Значит, сюда и Грецию подтянуть можно, а там и до скифов недалеко. Я набросала черновик схемы. Ник всего несколько мгновений смотрел непонимающе на схему, которую сунула ему под нос Сара, потом просиял: — Ну конечно! Только немного не так! — и тут же схватил со стола чистый лист и карандаш и принялся рисовать свое видение. Сара с минуту понаблюдала за ним, ее черные глаза мягко лучились неподдельно теплой дружеской симпатией. Потом тихо выскользнула из кабинета — все же за целый день она успела соскучиться и по некоторым другим своим коллегам… Вернувшись через час обратно, Сара застала профессора все в той же позе — опершимся левым локтем на стол, а правым коленом — на табурет. Шороха грифеля по бумаге уже не было слышно, карандаш застыл в неустойчивом равновесии на самом краю стола. Ник же смотрел на схему, окруженную формулами, жалобно и чуть обиженно. Сама Сара тоже слегка приутихла и успела обзавестись виноватым взглядом. Зайдя в лабораторию, она смущенно откашлялась и сообщила: — Мне только что прилетел втык от Лестера. Что же ты мне не сказал, что у тебя были планы на вечер? — Планы? — выражение лица Ника за секунду поменялось с недоуменного на испуганное. Он тут же выхватил из кармана куртки телефон, нажал пару кнопок и прижал трубку к уху. — Дженни? Слушай… Прости, пожалуйста, мне очень жаль. Сегодня никак не получается. У нас тут… прорыв! Мы с Сарой сильно продвинулись, такое нельзя бросать на полпути. Только не обижайся, ладно? — почти не расслушав ответ, он отключился, встревоженно посмотрел на часы на экранчике и расслабился. — Успел! Еще полчаса, и от Дженни бы тоже схлопотали. Сара укоризненно покачала головой. — Показывай, что получилось. Когда я вошла, на лице у тебя совсем не читалось никакого «прорыва» и даже мало-мальского «продвижения». Ник молча подвинул к ней испещренный заметками лист. Сара смотрела чуть больше минуты, потом хмыкнула. — Знаешь, профессор, есть такая шутка для школьников средних классов — как доказать, что дважды два равно пяти? Там вроде бы примитивные действия, и именно это сбивает с толку, никто не замечает, что на очередном шаге идет деление на ноль. Так у тебя тут та же ерунда, хоть ты и не пятиклассник. Смотри, «эр с тильдой» минус «джи» вот здесь строго ноль, без вариантов, а ты на них сокращаешь. Знаешь, по-моему, Лестер прав. Тебе нужно взять выходной и как следует выспаться. — Ладно, Сара, я понял. Действительно, дурацкий косяк с моей стороны, я идиот. Но я же не математик, простим один раз? — Каттер потянулся за новым листом. — Нет! — тихо, но крайне решительно произнесла Сара. — Не обижайся, Ник. Послушай меня, не перебивай, пожалуйста. Я здесь недавно, я благодарна за то, что ты принял меня в свой проект, только вот… Можешь считать это моим личным пунктиком. Я пока на подхвате, делаю то, что прикажешь мне ты. Но я очень хочу сделать что-то сама. Сегодня я принесла из музея идею. У меня есть какие-то мысли, как ее развернуть. Не так, как начал ты, по-другому. Я признаю, что у меня одной может не получиться, я признаю, что вдвоем мы бы сделали быстрее и красивее, но дай мне шанс. Пожалуйста. Я так хочу, чтобы хоть крошечная часть нашей карты была лишь за мной. А если не выйдет, я первая завтра же попрошу у тебя помощи. Ник… Каттер вздохнул, улыбнулся и отложил карандаш. Сара мимолетом просияла: — Спасибо, профессор! — потом снова подняла на Ника покаянный взгляд: — И извинись за меня, пожалуйста, перед Дженни. Я не хотела испортить вам вечер, — в черных глазах мелькнул озорной огонек: — Ты же ведь отнесешь ей сегодня шоколадку за свое плохое поведение? Ник хмыкнул. Идея показываться этим вечером на глаза Дженни здравой ему не казалась. Однако же, подходя к машине, он в глубине души — после короткого внутреннего спора — согласился, что сегодня он поступил с ней по-свински. Поэтому, сев за руль, первым делом достал телефон и снова набрал знакомый номер. Дженни не отвечала. После положенного количества гудков включилась голосовая почта, с которой Ник, чуть поколебавшись, решил не связываться. По крайней мере, он попробовал исправить промашку, а если кому-то гордость не позволяет принять извинение без ритуальных обид — что ж… *** Какой-то осадок внутри все же остался. Добравшись до дома, Ник Каттер первым делом залез под горячий душ, и тут же зашипел от боли — он совсем забыл про ободранный локоть. Впрочем, от этого мысли стали ровнее и четче. Дженни для него все-таки больше, чем просто друг. Когда-нибудь им повезет выйти на тот уровень отношений, где не будет места никаким недомолвкам. Но почему, черт возьми, это так сложно — намного сложнее, чем с той же Сарой, с которой они и знакомы-то без году неделя, а уже не стесняются выслушать и сказать, все, что у них на уме? Эти мысли безостановочно крутились у Каттера в голове, пока он задумчиво вытирался полотенцем. И их круговерть остановил лишь звонок телефона, лежавшего где-то в прихожей. Ник, продолжая вытирать голову, взял трубку в руку и сдержанно ухмыльнулся: — Да, Дженни, слушаю. — Простите, пожалуйста, — раздался на другом конце незнакомый мужской голос. — Вам ведь знаком владелец этого телефона? — Да… — Ник лишь немного насторожился, тут же построив в уме самую вероятную цепочку событий — Дженни пошла-таки в ресторан и там оставила телефон, а ему позвонили лишь потому, что от него был последний неотвеченный вызов. — Мне очень жаль, — сокрушенно продолжил голос в трубке. — Это служба спасения. У Ватерлоо-Гарденз недавно произошла крупная автомобильная катастрофа. Этот телефон мы нашли среди обломков. У вас будет возможность подъехать, если вдруг потребуется опознание тела? Или же сообщить родственникам хозяина телефона, если вы просто знакомый? — Куда ехать? — Ник, прижав трубку ухом, судорожно натягивал джинсы, одновременно копаясь в шкафу в поисках чистой футболки. Паники пока не было, только лишь предельная боевая готовность — член их команды в беде, нужна его помощь! — По Ватерлоо-Роад, в сторону Темзы, у Ватерлоо-Гарденз налево. — Да, еду! — Ник бросил трубку, сунул ноги в кроссовки, накинул куртку и рванул к машине. Добравшись до поворота на Йорк-Сквер, он притормозил. Дальше дорога была перекрыта. Ник выскочил из машины и побежал к эвакуаторам, которые впереди растаскивали груду измятого металла. Метров за десять до места аварии его перехватили чьи-то сильные уверенные руки. — Не надо, не лезьте туда. Там никого уже нет, всех развезли по больницам. Эвакуатор в этот момент как раз проволочил мимо до боли знакомую серую служебную «Тойоту», обгорелую и с развороченным до середины салона носом. В глазах у Каттера потемнело, он вдруг безвольно обмяк и опустился на дорогу. Чувства внезапно обострились — с дикой болезненностью вдруг ощутились прикосновения незнакомых мужских рук, по-прежнему крепко сжимающих его плечи, твердость асфальта под коленями, ледяной ветер, пронизывающий так и не высохшую после душа светловолосую шевелюру, едкие слезы, проторивающие по щекам жгучие дорожки. — Дженни! — потерянно прохрипел он, поднимая огромные невидящие глаза в ту сторону, где незнакомый голос все продолжал успокаивать: — Тише, тише. Через пару минут пронзительно-острая боль поменялась на вязкое до отвращения спокойствие. Каттер поднялся на ноги. Холодно и отрешенно взглянул на того, кто пытался его поддержать — им оказался совсем молодой долговязый паренек в форме службы спасения. — Много пострадавших? — глухо спросил профессор. Мальчишка кивнул. — Да, двадцать с лишним. И почти не было выживших. В первом автобусе взрыв. Повезло еще, что второй автобус шел пустым. Ник, уцепившись, как за соломинку, за прозвучавшее слово «почти» и упустив все остальные подробности, судорожно сглотнул. — В какую больницу их повезли? — В Сейнт-Томас, — парень махнул рукой дальше по улице. — Давайте я вас пропущу, чтобы в объезд не пришлось ехать. *** В регистратуре госпиталя Сейнт-Томас девушка с состраданием посмотрела на Ника. — Мы ждем полицию для опознания. Придется немножечко посидеть. Это не быстро. Дать вам воды? Ник помотал головой. — Кто-то ведь выжил? — голос почти не дрожал. — Да, в реанимации три человека. Кого вы разыскиваете? — Родственницу. Кузину, — зачем-то соврал Ник. Может быть, опасаясь, что с посторонним никто даже и говорить не начнет. — Нет, — сочувственно качнула головой служащая регистратуры. — Там только мужчины. Хотя погодите… Она отошла к дальнему телефону и тихо заговорила там с кем-то, поглядывая на Каттера. Вернулась. — Было две женщины. Их повезли в Нейрохирургическую. Это с той стороны Темзы. Ник, не дослушав, понесся к выходу. На опознание, если оно потребуется, в конце-то концов, можно и чуть опоздать. Девушка проводила его взглядом. Мысленно пожелала удачи «кузену», так и не выдумав, что же еще можно желать в таких случаях. *** В Королевской Нейрохирургической Больнице было уже не так суетливо. Ник скороговоркой озвучил все тот же вопрос. Выслушал жадно ответ — да, привезли двух из Сейнт-Томаса, одну сразу на операционный стол. Насчет нее придется подождать часов шесть как минимум, хирургическую команду сейчас отвлекать нельзя. Вторую отправили дальше, куда — регистратура не знала. Ник с мольбой вцепился побелевшими пальцами в стойку: — Узнайте, пожалуйста! Здесь уйма больниц поблизости, куда же мне ехать? В какую хотя бы сторону? — Попробуй узнать, — кивнула пожилая регистраторша молодой помощнице. — Сейчас, подождите где-нибудь в сторонке. Ник вышел на крыльцо. Ветер все не переставал. Начал накрапывать мелкий дождик. Он стоял, задрав лицо к небу — и ни о чем не думая. Из состояния анабиоза его вывел звонкий девичий голос: — Попробуйте в Сейнт-Бартоломью! *** Ну, а в Сейнт-Бартоломью все произошло до нелепости просто. Стоило только Каттеру произнести слова «авария у Ватерлоо-Гарденз», как коротко остриженная девица, не отрываясь от журнала с записями, махнула рукой вдоль коридора: — В сто четвертой, — и дальше продолжила что-то строчить. В сто четвертую палату Ник ворвался, будто неуправляемый смерч — взъерошенный, мечущий по сторонам лихорадочные взгляды. И тут же словно сдулся и стих — поскольку на кровати в самом центре по правую сторону сразу увидел Дженни. В белой больничной сорочке, с растрепанными волосами, но вполне себе живую, подвижную, даже совсем не бледную и не страдающую. Или страдающую, но только в совершенно ином смысле. Лицо ее выражало крайнюю степень недовольства, а голосом — тихим, сдержанным (но только из полагающегося уважения к остальным больным) и от этого не менее напористым — она старательно что-то втолковывала стоявшему рядом с ней доктору. Который, впрочем, был точно таким же упертым и сдержанным, и это было сразу заметно — по медленно покачивавшемуся влево и вправо затылку и по крохотным молниям, которые в ответ на эти движения искрились в потемневших от гнева глазах Дженни. Все это Ник отметил лишь краем сознания, пока преодолевал те несколько шагов, что разделяли койку и дверь палаты. — Дженни Льюис! — выдохнул он, неимоверно осторожно заключая в объятия девушку, которая так и не успела по-настоящему удивиться его появлению. — Как же ты меня напугала! С тобой все в порядке? — В полном, — откликнулась та, аккуратно отодвигаясь назад и чуть вбок, чтобы опять увидеть лицо врача, но, однако же, совсем не торопясь убирать руки, которые обосновались в районе талии профессора. — В абсолютном. Теперь-то меня отпустят домой? — Вы ее муж? — спросил доктор. Строгая складочка между его темных бровей пока еще не собиралась разглаживаться. — Нет, — растерянно проговорил Ник, и тут же почувствовал, как его бок сжали пальцы Дженни. Совсем не больно, но сильно — и с каким-то детским отчаянием. Повинуясь этим стиснутым пальчикам, он быстро исправился: — Пока еще нет. Но в ближайшем будущем… Каттер опустил глаза — все правильно говорю? — и, увидев ответный взгляд Дженни, почувствовал вдруг, как внутри разливается теплое звонкое чувство, которому нет однозначного определения. Она смотрела на него отчасти с благодарностью за то, что подыграл, отчасти с азартом — что вынудила его произнести настолько неожиданные для него же фразы, а отчасти — даже и с удивлением, как будто и сама не верила, что он способен был их сказать хотя бы в шутку. А кроме того — было в ее глазах что-то такое, он чего сам Ник Каттер не смог бы ответить сразу, насколько невсерьез эти слова были сказаны. — Проживаете вместе? — доктор уже не казался таким непреклонным. — Само собой, — Дженни и Каттер ответили одновременно и одинаково, отчего им обоим стало совсем весело. Ник усмехнулся, нежно опустив ладонь на растрепанную прическу девушки, а та, поддавшись, уткнулась лбом в живот «будущего супруга». Почувствовала, как он снова тепло усмехнулся — беззвучно, лишь дернув мышцами пресса, и тоже улыбнулась. — Ну так что, я ее забираю домой? — профессор продолжал играть роль, точно уже уяснив, что он него требовалось. — Только скажите, что с ней случилось — на всякий случай. — Лучше, конечно, остаться, хотя бы на сутки, — доктор уже сдавал позиции, пусть и не сразу все. — Вроде бы ничего страшного — особенно по сравнению с остальными пострадавшими — но она теряла сознание. Возможно шоковое состояние. Кроме того, оказывалась медикаментозная помощь — аллергических реакций, по ее словам, никогда не было, но все иногда происходит впервые. Ей минимум 24 часа нельзя оставаться одной — чтобы, в случае чего, всегда рядом был человек, который вызовет скорую. И я не преувеличиваю, это действительно необходимо. Поэтому я ее отпущу с вами, если вы сможете мне гарантировать, что глаз с нее не сведете, пока она завтра не явится ко мне на прием. — Клятвенно обещаю. Все равно у меня завтра отгул, — Ник и вправду говорил очень серьезно, и врач лишь кивнул, окончательно поверив честному взгляду голубых глаз. — Сейчас вам принесут одежду. А с вами, — обратился он к Нику, — давайте отойдем, я дам вам инструкции. *** В машине Ник, торопливо окинув взглядом устроившуюся на соседнем кресле фигурку в облегающем черном платье, все так же серьезно спросил: — Ладно, и у кого же сегодня ночуем? — Каждый сам у себя. Я вовсе не собиралась лишать тебя свободы на целые сутки. — Ты там, вообще-то, практически выжала из меня согласие лишиться свободы на куда более долгий срок, — криво усмехнулся Ник. — А если серьезно, Дженни — я обещал, что глаз с тебя не спущу, и я не собираюсь это обещание нарушать. Ты даже не представляешь, что я сегодня пережил, пока искал госпиталь, в который тебя отвезли. Если честно — я был уверен, что мне придется участвовать в опознании… — голос Ника дрогнул. — Поэтому то, что нам нужно всего лишь до завтра мозолить друг другу глаза — это о-о-очень маленькая цена за ту радость, что я почувствовал, когда увидел тебя живой и в сознании. — А как ты меня вообще нашел? Еще и так быстро? — Мне позвонил кто-то, кажется, полицейский. Или спасатель. Сказал, что твой телефон валяется рядом с местом серьезной аварии. Я думал, вообще-то, что у тебя на телефоне должно быть все запаролено, — Каттер скосил прищуренный глаз на сидящую рядом девушку. — А у меня запаролено, — беспечно откликнулась та. — Просто на некоторые номера есть возможность звонить и без ввода пароля. В службу спасения, там… или на экстренный номер… Каттер неловко примолк. Прокашлялся. Потом сухо заметил: — С нашим-то общим занятием лучше в экстренный номер внести кого-нибудь, кто не участвует в оперативной работе. Лестера, например. Слишком уж высока вероятность для нас попасть в беду вместе, это сегодня вот… исключение… — Да что ты говоришь? Лестера? — похоже, Дженни, как впрочем, и обычно, выбрала лучшим для себя способом защиты язвительность. — Тогда мне при самом благоприятном раскладе всего лишь пригнали бы вертолет для перевозки в больницу покруче. Вряд ли бы Лестер самолично забежал в палату и с порога стал предлагать мне руку и сердце только лишь для того, чтобы я могла ночевать дома. — Ну да, тут я погорячился, — согласно кивнул Ник. Усмешка снова вернулась, уже весьма горькая. — Впрочем, свадьба еще нескоро, если учесть, что даже до ресторана на совместный ужин мы за полгода так и не добрались. — А вот кстати! — Дженни хотела было пустить еще одну шпильку, но, поймав в отражении в зеркале боль, плеснувшуюся в голубых глазах водителя, передумала. Еще не хватало, чтобы профессор повесил на себя вину и за то, что жива она осталась лишь чудом. Он же вообще перестанет вылезать из лаборатории, пока не превратится в бесплотную тень. — Ты сильно голоден? Я не уверена, что у меня дома найдется что-нибудь на твой вкус. — Ничего страшного, я неприхотливый, — уголки губ Каттера опять поползли вверх. — Итак, решено, ночь я сегодня проведу в твоей спальне. Я ж обещал, что не отойду ни на шаг… *** Едва переступив порог, Дженни Льюис блаженно закатила глаза: — Все, я в душ! Мечтаю об этом уже два часа! Там ты, надеюсь, не станешь меня караулить? — Я буду сидеть под дверью и вслушиваться, что у тебя творится, — вполне серьезно отозвался Ник. — Поэтому лучше тебе все время что-нибудь напевать в полный голос, иначе я буду переживать. — Ты сам не представляешь, на что напросился, — расплылась в хитрой улыбке девушка. — Имей в виду, все твои вопли о пощаде и требования заткнуться я буду жестоко игнорировать. В душе она петь не стала, но и провела там от силы минут пятнадцать. Вышла оттуда в халатике, под который надела самую целомудренную пижамку из всех у нее имеющихся — простенькие, до колен, бриджи и футболку цвета какао с молоком. — Пойдем, поглядим, есть ли что в холодильнике. Или можем заказать что-нибудь на дом. Карри, пиццу, суши? Нет, помню — кроме морепродуктов… Хочешь — могу налить вина? Или скотча? — Нет, этого точно не надо, — уверенно мотнул головой Ник. — Ты на больничном, не забывай. — Чуть смущенно потер рукой нос. И углядев в холодильнике яркую пластиковую банку, вдруг оживился. — Это что? Йогурт? — Что-то вроде того. Фруктовый десерт из творожной массы. Только он низкокалорийный… — Зато наверняка вкусный. Будь это не так, ты бы не стала покупать такую огромную коробку. Так что — давай свой десерт! И кофе. — Потом не заснешь, — привычно откликнулась Дженни. — А мне и нельзя, — светлые брови поползли вверх, придавая лицу профессора забавно-наивное выражение. — Ночной дозор же не дремлет. Дженни сдалась, послушно включила кофеварку, благоразумно умолчав о надписи «без кофеина» на пачке из шкафа, полезла было за вазочками для десерта, но заметив, что Каттер уже поддел крышку банки и нацелился в сладкую массу утащенной из сушилки столовой ложкой, махнула рукой и тоже достала себе ложечку — пусть и поменьше. Поставив контейнер с десертом прямо посередине стола, они оба принялись поедать свой холодный ужин, то и дело украдкой поглядывая друг на друга. Ник ел десерт с нескрываемым удовольствием, зачастую утаскивая особенно приглянувшиеся кусочки фруктов прямиком из-под нацеленной на них ложки Дженни, ловил ее возмущенный взгляд и усмехался, после чего облизывался, будто довольный кот. Впрочем, сама Дженни достаточно быстро приспособилась к этим нахальным посягательствам на свою долю и научилась их пресекать на корню. Смиряться с чем-то подобным только лишь из-за того, что она «слабый пол» или «гостеприимная хозяйка», было совсем не в ее духе. После того, как с незамысловатым ужином было покончено, за столом ненадолго воцарилось неловкое молчание. Наконец, Ник, облизнув еще раз губы, решился нарушить его. — Что же там все-таки произошло, на Ватерлоо-роад? — тихо спросил он. — Когда я подъехал, эвакуатор как раз забирал твой автомобиль, он был почти всмятку. А на тебе ни царапинки… Дженни пожала плечами: — Я просто ехала, куда глаза глядят. Сначала хотела пойти в ресторан в одиночестве, не пропадать же стараниям. Я ведь оделась, закончила почти макияж и прическу, пока ты не позвонил. — Она укоризненно посмотрела на друга, отметив с легким удовлетворением, что покаяние в его глазах теперь достигает нужной отметки, без чрезмерного самообвинения во всех мировых катаклизмах. — Потом передумала и поехала по улицам скидывать злость. Крутила себе руль, стараясь не распугать рычанием мирных жителей. На повороте на Йорк-Сквер меня здорово тряхануло, наверное, на что-то наскочила колесом, хотя и ничего не заметила. Потом увидела впереди перевернутый автобус. Остановилась, вышла, чтобы позвонить в скорую — авария, кажется, произошла совсем недавно, рядом было лишь несколько зевак. Только набрала номер, как из-за поворота вылетел еще один автобус. Похоже, там на проезжей части действительно было что-то непонятное, тот автобус тоже мчался уже почти опрокидываясь. Вот он-то и впечатался в мою машину. А после был… не знаю даже, может, взрыв. С этого момента я уже ничего не помню. Очнулась в карете скорой, меня куда-то привезли, выгрузили, потом опять загрузили, опять повезли куда-то… К третьему госпиталю я окончательно пришла в себя и собиралась уже уходить домой своими силами, но тут попала в клешни к тому доктору, от которого спас меня только ты. Честное слово, лучше бы я попала в полицию. Там я хотя бы имела право на звонок, а тут… Переодели второпях, умыли… «Да-да, сейчас осмотрим вас, и будет видно. Нет-нет, никуда вы не пойдете.» Я там загрызть его была готова. Дженни умолкла и слегка поморщилась. Несправедливо все же жаловаться на такую ерунду, когда столько людей лишились жизни. И снова прикрываясь напускным цинизмом, продолжила: — Хотя, наверное, у него были какие-то причины не отпускать меня. Например, решил именоваться «единственным врачом, чей пациент выжил после той страшной аварии у Ватерлоо-Гарденз». У остальных, как я слышала, шансы невелики… — А может, ты ему просто понравилась, — благодушно возразил Ник. — Хотел узнать тебя лучше, чтобы потом продолжить знакомство. И сдался только тогда, когда понял, что ему ничего не светит… Или — что самое вероятное — он очень добросовестный врач, не желающий рисковать попусту здоровьем пациентов. Ты в самом деле уверена, что с тобой все в порядке? Ничего не болит? Голова не кружится? Не чувствуешь… ничего странного? — на последних словах его голос внезапно чуть осип. — Да все нормально, — пожала плечами Дженни. — Разве что вот… — Что? — прошептал Ник, с непонятной отчаянной надеждой вглядываясь в ее карие глаза. — Разве что опасаюсь, как бы ты во мне дырку не просверлил взглядом. Может, тебе еще фонарик выдать, в глаза мне посветишь? Если, конечно, ты в курсе, что там им нужно высвечивать. — Я? Без понятия, — голубой взгляд профессора все продолжал восхищенно блуждать по лицу девушки. — Конечно, видел такое, наверное, только в кино, — насмешливо откликнулась Дженни. — Ты же не доктор. Ты профессор. Она зевнула, аккуратно прикрыв рот кончиками пальцев. — Я хочу спать. А у тебя есть выбор — идти домой, оккупировать диван в гостиной или обосноваться на коврике у моей кровати. Ник виновато улыбнулся. — Мне нужно сначала увидеть коврик. *** Коврик был симпатичным и мохнатым. Но у него не осталось никаких шансов — после того, как Каттер увидел в углу спальни Дженни роскошное кресло и возвышающийся рядом торшер. — Тебе же не помешает, если я включу его на всю ночь? — он заискивающе наклонил голову, округляя глаза. — Дай мне блокнот и карандаш, и спи сколько влезет. — По-моему, Лестер приказывал не позволять тебе работать еще и дома, — попробовала выразить протест Дженни. — Так я и не дома, — резонно возразил Ник. — Ты же не хочешь, чтобы я до утра только и делал, что разглядывал спящую тебя. Дженни вздохнула, вытащила откуда-то из книжного шкафа чистую тетрадку, сбросила, особенно не стесняясь, халатик и забралась под одеяло. Слишком уж ее клонило в сон, даже не хотелось думать, что задание, полученное сегодня от Лестера, она с треском провалила. Впрочем, пока еще не с треском — у остальных бы не получилось даже уговорить упрямого профессора взять отгул… Значит, она, как всегда, на высоте. С этими мыслями Дженни и провалилась в сон. Первые полчаса Ник старательно воспроизводил по памяти схему, которую делал сегодня по записям Сары. Потом, осознав, что память упорно подсовывает ошибочные данные, захлопнул тетрадь. Устало приник лбом к мягкой плюшевой спинке кресла. Торшер освещал только лишь пятачок вокруг себя, остальная часть комнаты была погружена в полумрак. Лицо спящей Дженни было видно смутно, но Нику и так был известна каждая его черточка. Слишком уж хорошо известна, порою настолько, что он удивлялся тому, что в текущей реальности что-то могло отличаться. Ник закрыл глаза и попытался представить Клаудию — нежную, солнечную, рыжеволосую… Тяжко вздохнул. Перед мысленным взором покладистая Клаудия вдруг начинала насмешливо изгибать губы, прищуривать глаза — и превращаться в Дженни, которой палец в рот лучше не класть. А потом эта Дженни вдруг обретала совсем другой взгляд — задумчивый, мягкий — и снова смотрела как Клаудия. «Не уходи. У меня плохое предчувствие…» — говорила Клаудия. И ласково дотрагивалась до его плеча пальцами. «Стой, ты куда! Нельзя!» — вцеплялась в его рукав Дженни. Они были разные. Они говорили об одном и том же разными словами и с разными интонациями. Одними и теми же словами выражали совершенно непохожие мысли. Думали по-разному, действовали по-разному. И обе каким-то невероятным образом были безмерно ему дороги. Не потому, что похожи. Не потому, что разные. Клаудия — из-за того, что навеки осталась идеальным воспоминанием, которое нельзя потерять, а остальное — всего лишь лицо с фотографии, человек, почти незнакомый спустя столько времени. Дженни — из-за того, что идеалом не станет никогда, но ее привычки уже настолько сроднились с его представлениями о ней, что он вполне может угадывать, что она скажет и сделает. Такая своя, знакомая, родная. Дженни и Клаудия. Дикий коктейль. Взболтать, не смешивать. Ник вздрогнул и открыл глаза. Чтобы слегка угомонить колотящееся сердце, он попытался отвлечься и угадать, какие в шкафу в глубине спальни будут книги — словари и учебники, британская и европейская классика, никаких модных бестселлеров и женских романов. Потом встал и тихонечко пробрался к шкафу. На нижних полках действительно стояли словари. Рядом — несколько книг по политологии и культурологии. Толстая Библия. По соседству — Коран на английском. «Ожидаемо. Мог бы и это угадать,» — хмыкнул Ник. У самой стенки — детская энциклопедия «В мире динозавров», с картинками. Совсем новенькая, что и неудивительно. Ник заулыбался — это было непредсказуемо, но крайне мило. Выше — ну так и есть, шедевры мировой литературы в хронологическом порядке. Британские, шотландские, ирландские — отдельно, на своей полке. Из относительно легкого чтива — пожалуй, только Вудхауз, Кристи и Конан Дойл. Ник вдруг увидел книгу, которую тут же узнал по корешку. У него раньше была точно такая же, даже излом сбоку, кажется, был абсолютно таким же. Он эту книгу в детстве просто обожал, прочитал, наверное, раз пятьдесят, а отдельные абзацы знал наизусть. Потом при очередном переезде книга куда-то пропала, а покупать подросшему сыну новое издание родители отказались. Ник, затаив дыхание, вытащил книгу из шкафа, погладил кончиками пальцев знакомую обложку. Тряхнул с усмешкой головой, вернулся в кресло, открыл первую главу и погрузился в чтение. *** Дженни проснулась посреди ночи, но не сразу открыла глаза. Потом сквозь ресницы увидела своего надсмотрщика, который по-свойски развалился в ее любимом кресле, закинув на подлокотник ноги. Чтобы как следует разглядеть Ника Каттера и не спугнуть его, Дженни едва заметно переместила голову, стараясь не произвести никакого шума. Ник увлечено читал положенную на колени книгу. Он был таким близким и беззащитным, что девушка невольно залюбовалась им. Что и говорить, он очень ей дорог, несмотря на несносный характер, воздушные замки в голове и ужасно задевающее ее безразличие. Дорог весь, полностью — и в каждой мелочи. Худощавая гибкая фигура. Абсолютно не укладывающаяся в «профессорские» рамки манера одеваться — вытертые на коленях джинсы с висящими на манжетах нитками, вытянутая в воротнике футболка. Свежая ссадина на локте, еле заметные веснушки на предплечьях. Тонкие обветренные губы. Взъерошенные отросшие лохмы. Вечно нахмуренные — и от этого особо умилительные — светлые брови. Глаза… Голубые, бездонные, способные в долю секунды отобразить весь спектр эмоций — от недоумения до восторга, от радости до печали — и все это одновременно. Необыкновенные, потрясающе красивые глаза… …Эти глаза смотрели на Дженни в упор, и в них уже появились привычно насмешливые чертенята. — Выспалась? — прошептал Ник. — Не особо, — проговорила в ответ Дженни. — Просто проснулась, увидела вдруг тебя и задумалась. О том, что в моей спальне сидит мужчина, о котором я почти ничего не знаю. Дженни села на кровати, обхватив руками колени. Ник спустил с подлокотника ноги, отложив в сторону книжку. — Я тоже думал, что не знаю тебя, но потом заглянул в книжный шкаф — и оказалось, что ты именно такая, как я себе и представлял. — Я не об этом. Что у тебя в голове, я тоже вполне себе представляю. Мне интересно, что глубже. Те твои стороны, о которых почти никому не известно. — Другими словами, ты хочешь услышать лично от меня то, что я никому еще не говорил? — Да, — кивнула Дженни. — Хорошо, — согласился Ник. Сел на самый краешек кресла, наклонился вперед, положив руки на колени и опустив голову. — Спрашивай. Постараюсь ответить на любой твой вопрос. «Сейчас спросит, люблю ли я Клаудию,» — пронеслось у него в голове. -«Ей захочется, чтобы я ответил — нет. А я не смогу соврать. И я не смог бы сейчас ответить „нет“, спроси она то же самое про Хелен… Как в прошлый раз, в той, другой жизни, с той, другой женщиной, которой я тоже не смог ответить сразу и откровенно. Есть те, кого я в той или иной степени буду любить всегда. Поэтому лучше бы Дженни опять поступить непохоже на Клаудию и задать другой вопрос — люблю ли я ее саму. Я тогда тоже отвечу правду, но она ей понравится. Наверное.» Ник поднял голову. Дженни смотрела на него, не отрываясь, и в глубине ее бархатно-карих глаз любопытство переплеталось с опаской. Потом она медленно опустила взгляд, снова вскинула его и усмехнулась. — У меня есть вопрос, но по зрелому размышлению я поняла, что ответ на него уже знаю. — Какой? — прошептал Ник, завороженно глядя на нее. — Способен ли ты видеть меня в отрыве от всего остального? Не сравнивать постоянно с теми, кто был тебе дорог раньше? Но я уже поняла, что это не слишком честный вопрос. Потому что эта проблема у всех, она не только моя, хотя у меня по некоторым причинам и стоит чуть острее. Дженни говорила негромко, спокойно и мягко. Просто излагала все то, что накапливалось на душе уже долгие месяцы. Ник ловил каждое ее слово, считывал по губам, запоминая любое движение, любой звук. — Нужно признать — так бывает со всеми. Каждая моя новая симпатия пересекается с теми событиями и людьми, которые были до этого. Мне нравятся худощавые и голубоглазые, потому что таким был мой первый школьный кавалер, мне нравятся музыканты, потому что я очень скучаю по папе, который обалденно играл на гитаре, у любого мужчины по имени Ник шансов понравиться мне будет чуть больше, потому что он будет всегда напоминать о тебе. Если это справедливо в одну сторону, то почему же нельзя и в другую? Ты бы не обратил на меня внимания, если бы я не была так похожа внешне на ту, кого ты уже любил. Ты бы прошел мимо меня, потому что все остальное, кроме лица и фигуры, у меня совершенно другое, совсем не такое, чтобы понравиться тебе. Но ты зацепился хотя бы взглядом — благодаря Клаудии Браун. Ты будешь всегда меня сравнивать с ней, знаю, и сначала это всерьез раздражало меня, пока я не поняла, что ты точно так же сравниваешь и ее со мной, она ведь тоже на меня похожа. Сравнивать — это не обязательно оценивать. Ты просто замечаешь, что мы одинаковые — и что мы разные, ты ведь уже перестал пытаться подогнать меня под нее. И ответ на вопрос — видишь ли ты меня саму по себе — я знаю точно. Видишь. Потому что сегодня всегда называл меня моим именем, даже тогда, когда размышлять было некогда. Так ведь? — Так, — кивнул Ник. — Твое имя сегодня вечером я произнес сотню раз. И я ужасно боялся потерять именно тебя. Дженни Льюис. Дженни улыбнулась одними глазами. — Что и требовалось доказать. Ладно, на этот вопрос я ответила за тебя. Значит, задам другой. Пожестче. Не расслабляйся. — Жду, — Ник откинулся на спинку кресла. Страха уже не было. Дженни деланно задумалась, подняв глаза к потолку. Наконец, решилась: — Сколько времени прошло с момента твоего знакомства с Клаудией до того дня, как вы стали встречаться? Брови Ника растерянно полезли на лоб. Секунд через десять Дженни подозрительно прищурилась: — С момента знакомства до первого поцелуя? Ник беспомощно закрыл лицо ладонями и жалобно выглянул из щелей между пальцами. Правда, в глазах боли не было, только растерянность, поэтому девушка тут же отбросила мысль о том, что задела предельно запретные темы. Каттер помотал головой и пожал плечами. — Я теряюсь в догадках, — продолжала наступать Дженни. — Давай по порядку. Когда вы начали встречаться? — Мы не начинали, — сдавленно пробормотал Ник. — Мы были просто друзья… и коллеги. Если Дженни и удивилась, то лишь немного. В глубине души она, пожалуй, и ожидала чего-то подобного. Тем, впрочем, сильнее было ее изумление от следующей фразы: — А вот поцеловались мы в первый раз еще до того, как познакомились. — Это как? — В баре. Она уже знала, кто я такой, а я ее видел первый раз. Подошла и поцеловала меня, чтобы отвязаться от парня, который ее домогался. Я подыграл и притворился ее женихом. — А второй раз был? — Да. Пару месяцев спустя мы оказались заперты в здании со стаей хищных птеранодонов. Мне нужно было оставить ее в одиночестве — ненадолго, и перед уходом я ее поцеловал, — Ник, не отрываясь, смотрел куда-то в сторону и нежно улыбался, повторяя в памяти эти секунды. Дженни примолкла, не прерывая его воспоминаний. — А третий поцелуй оказался уже последним. Я ее больше не видел, ушел в аномалию, а когда вернулся, никто ее даже не помнил, — мягко и грустно закончил он свой нехитрый рассказ. — Но ты же ее любил, — прошептала девушка. — Даже сейчас не перестал любить. Почему же ни разу не было продолжения? Ник выпрямился и посмотрел на Дженни. Он уже сам неоднократно задавал себе этот вопрос. — Потому что в самый первый наш день Хелен по-прежнему считалась пропавшей без вести. Если бы я начал новые отношения, если бы я радовался тому, что у меня кто-то есть… это значило бы, что я рад тому, что Хелен уже не со мной. — Ерунда, — тихо, но решительно проговорила Дженни. — Ты был бы рад, что у тебя есть Клаудия. Мне сейчас очень хорошо, потому что рядом сидишь ты, и этого не было бы, не погибни сегодня столько людей. Это не значит, что я радуюсь трагедии на Ватерлоо. Я радуюсь лишь тому, что ты здесь. Все связано, но на что-то нужно уметь смотреть отвлеченно. — Взболтать, но не смешивать? — Именно. Они немного помолчали. Наконец, Ник снова нарушил тишину: — Больше вопросов не будет? — Нет, хватит. Можешь тоже спросить у меня что-нибудь. — Ладно, — Каттер хитровато прищурился, подбирая слова. — Значит, я тебе нравлюсь вовсе не потому, что я неописуемо красивый и гениальный ученый, а просто из-за того, что у твоей первой любви тоже были голубые глаза? — Сейчас они у тебя, скорее, красные, а не голубые, — облегченно захохотала девушка. — Ложись давай спать, на тебя уже смотреть больно, — Дженни похлопала ладонью по одеялу рядом с собой. Проследила глазами, как Ник, ухмыляясь, с безмерно довольным видом протопал до торшера, и дальше уже в темноте впопыхах стащил с себя джинсы. Вернулся к кровати, замер на долю секунды, будто бы перед прыжком с моста в холодное озеро — и проскользнул под одеяло, остановившись в каких-то считанных сантиметрах от ее тела. Дженни лежала не шевелясь, вслушиваясь в темноту и непонятно чего ожидая. Она слышала рядом дыхание Ника — сбивчивое, неровное, тщательно сдерживаемое, казалось, она даже слышит, как тихо бурлят щедро сдобренные эмоциями мысли в его голове. Но он тоже не двигался — бесконечно долго… Наконец, шевельнулся, чуть повернулся в ее сторону. Дженни готова была поклясться, что слышит теперь каждую мелочь — шорох его ресниц, слегка разомкнувшиеся пересохшие губы, чувствует щекой теплый поток выдыхаемого им воздуха. И снова — невыносимо долго… Наконец, она не выдержала. — Мне показалось, или ты правда читал «Винни-Пуха», когда я проснулась? — вполголоса спросила она. — Правда, — голос у Ника не был ни сонным, ни возбужденным. — Обожал в детстве эту книжку. — Я тоже. Особенно, когда мне ее читала мама. — Мне не читала. Сколько себя помню, всегда был на самообслуживании в этом вопросе. — Многое потерял. А знаешь, что? — Дженни включила вдруг ночник у кровати и встала. Принесла потрепанную книжку в постель. — Я тебе почитаю. Она устроилась поудобнее, подложив под поясницу подушку, открыла одной рукой книгу, а другой — легким движением провела по светловолосой голове рядом с собой. И продолжая перебирать вихры пальцами, чуть улыбнулась и принялась за чтение. Всю главу до конца Ник пролежал неподвижно. Только закончив финальную строчку, Дженни решилась взглянуть на него — и негромко рассмеялась. Он крепко спал. Она еще несколько минут разглядывала столь непривычно безмятежное лицо, потом легонько коснулась его губами — где-то в районе светлой, почти что невидимой, пушистой брови — и выключила ночник. — Знал бы ты, Джеймс, на какие жертвы я готова пойти, чтобы выполнить твои задания, — пробормотала она, засыпая. — Зато теперь знаю действенный способ, как обезвредить Каттера! *** Утром, проснувшись, Ник еще долго лежал в полутемной спальне, пригревшись под невесомым одеялом и прислушиваясь к мирным домашним звукам, доносившимся откуда-то из кухни. Потом встал, оделся и вышел в гостиную, сладко потягиваясь. Из кухни высунулась Дженни: — Ну что, готов провести обычный банальный выходной обычного банального обывателя? Завтрак готов. Прикончив третий кусок вкуснейшего свежеиспеченного пирога с яблоками, Ник сыто отвалился на спинку стула: — А теперь? Какие обычно планы на выходной у банальных обывателей? — Можем пойти погулять. Можем посмотреть кино. Раз уж я все равно дома, то вызову, пожалуй, сегодня сантехника, пора уже менять шланги к стиральной машине, — она искоса посмотрела на Каттера. — Давай я поменяю! — радостно вскинулся тот. — Давай, — невинно согласилась Дженни. — Если еще и новую люстру повесить сможешь, вообще цены тебе не будет… Полдня за домашними хлопотами пролетели незаметно. Оставшиеся до приема в больнице пару часов друзья провели, полулежа вплотную на мягком диванчике в гостиной под аккомпанемент идущего по телевизору «Индианы Джонса». Под финальные титры Ник привалился лбом к волосам Дженни и прошептал ей на ухо: — А у банальных обывателей тоже к вечеру выходного дня возникает досадное чувство, что завтра снова на работу? — Ну-ка прекращай! — ткнула его под ребра локтем Дженни. — Лестер же мне голову откусит за появление в рядах ЦИА лентяя! Доказывай потом, что я ни при чем… Поехали лучше в госпиталь, мне уже надоело болеть. *** — Ну как, все нормально? Дженни, выйдя из кабинета врача, снисходительно посмотрела на своего спутника, в чьих голубых глазах читалась искренняя забота: — Конечно. Все замечательно. Перестраховщики… Ник радостно заулыбался. Приобнял Дженни одной рукой, ласково ткнулся носом в ее волосы. Не глядя, нащупал ее ладонь, легонько пожал ее и повернул к выходу, не отпуская руку девушки. Когда они добрались до парковки, Дженни негромко, но уверенно скомандовала: — Стой! Ник послушно остановился, повернулся. Дженни пристально смотрела на него, по-прежнему цепляясь пальцами за его ладонь. Ее взгляд медленно скользил по его лицу, по светлым взъерошенным волосам, по щетине, которая начала уже обильно пробиваться на подбородке, по привычно прищуренным в беззлобной усмешке глазам, по чуть изогнутому с одной стороны уголку губ. Наконец, ее брови обреченно поползли выше, она вздохнула и на самом пике вздоха качнулась вперед и крепко поцеловала профессора. И только почувствовав, как он с превеликим энтузиазмом подался навстречу ей, как жадно шевельнулись в ответ его губы, расслабилась. Потом они несколько минут стояли на парковке в зарождающемся сумраке вечера и целовались. Ладони Ника нежно поглаживали лицо девушки, ее волосы мягко струились между его пальцами. Дженни просунула руки под его куртку, прижалась ближе, еще ближе — совсем вплотную — едва не падая на асфальт, утаскивая за собой и его. Ник крепко обхватил ее за плечи и закружил на месте. Наконец, губы их разомкнулись, но они оба так и продолжали стоять вплотную друг к другу. — А все же хорошо, что я вчера удержался, — прошептал Ник. — Один лишь поцелуй, и сорвался бы — нарушил предписания твоего доктора. А он мне твердо сказал — никаких для тебя нагрузок. — Нашел кого слушаться! — Дженни укоризненно боднула его лбом. — Ну ты и жук. А я-то уже сутки жду от тебя хоть каких-то действий. И знаешь что? Ты единственный в моей жизни мужчина, которого я поцеловала первой. Советую тебе набраться побыстрее смелости и сделать остальные шаги самому. — Прямо сейчас, — Ник снова жарко прильнул к губам девушки. — Снова к тебе? — спросил он через минуту, продолжая осыпать ее поцелуями. — А почему не к тебе? — До тебя ближе. Сжалься над бедным… А то первый раз будет у нас на парковке. Дженни захихикала: — А что, я бы рискнула. — Она мягко толкнула его к машине, отцепилась и пошла к пассажирской двери. На самом выезде с территории госпиталя Ник в который уже раз усмехнулся, тряхнув головой: — Дженни Льюис, тебе не кажется, что наши с тобой отношения развиваются немного не в том порядке? Вчера я поставлен был перед фактом, что ты согласна стать моей женой, потом мы в ускоренном порядке проверили, сможем ли вести совместную жизнь, сегодня вот — все предпосылки, что в постели мы будем не просто читать «Винни-Пуха»… Осталось лишь завтра сходить в ресторан и впервые устроить нормальное свидание. — Еще чего! Такими темпами, глядишь, дойдем и до того, что научимся в обеденный перерыв пить вдвоем кофе!