Вся жизнь - риск

— Меня зовут Рейчел Эртон. И с каждым днем я умираю… Мягкий свет залил свинцовые глаза девушки, распахнувшиеся всего одно мгновение назад. Эта комната вгоняла её в депрессию каждый раз, а кресло, якобы предназначенное для расслабления, поскрипывало от каждого шороха и вздоха, напоминая о целесообразности поскорее покинуть этот мир, смирившись с участью. Она и подумать не могла, что всё закончится вот так: визиту к психологу два раза в неделю, дабы она, единственная и неповторимая Рейчел, ничего с собой не сделала. Был ли в этом толк, если жить ей оставалось и так не больше нескольких месяцев? Однако, как ни крути, родители решили, что это является их самым верным решением, кроме, конечно, покупки новенькой машинки, нарадоваться которой не могут до сих пор, спустя три года. Оно и верно: техника никогда не заболеет и не пришлет чек на кругленькую сумму за лечение, в этом её плюс. Но в одном они, несомненно, могли бы посоревноваться: прием пищи. Автомобиль требовал немало бензина за свои услуги, тогда как Рейчел потеряла аппетит уже довольно давно. Если уж и тратили деньги на её питание, это было исключительно их инициативой с последующим «впихиванием» каждого кусочка в хрупкое тельце. Являлось ли это плюсом проживания смертельно больной дочери в доме, известно было лишь родителям. Внезапный кашель, прозвучавший, видимо, намеренно, вернул девушку из мыслей в реальность. Приподнявшись в кресле под удивительной силы скрип, она на мгновение зажмурилась и, наконец, переведя дыхание, взглянула на Питера, своего психолога. Немного полноватый, но, без приукрашения, довольно харизматичный мужчина смотрел на неё серыми, аки сталь, глазами, ожидая дальнейших слов и как бы самостоятельно подталкивая к ним. Его уста могли расплыться в улыбке, однако глаза — никогда: они оставались невозмутимыми до самого конца, сколько бы Рейчел сюда ни приходила, сколько бы часов на неделе не потратила на беседу с этим человеком, сколько бы печального или злого не высказала, он продолжал внимательно и непоколебимо слушать, изредка кивая. Каждому нужен тот, кто способен выслушать их в период душераздирающей депрессии, хватающей за горло. Питер оказался именно таким человеком. По обыкновению слегка качнув головой, откладывая так и не заполненный за все сеансы блокнот, мужчина принял раскованную позу, словно это была встреча друзей, и, немного подумав, произнёс: — Я слышу это каждый раз, когда ты приходишь. Это заставило девушку улыбнуться. Она и сама знала, что говорила столь простые слова не столько, как факт, а напоминание, что этот визит может стать последним, и она, по воле небес, наконец-то избавит себя от возможности выговаривать всё, что у неё на душе. Просто потому, что души больше не будет. Отчасти она была рада этому, ведь тогда не было бы ни боли, ни отблеска насилия, весь мир казался бы цветочной поляной для одного, усыпанной желтыми фиалками: её любимыми цветами. — Вы хотите поговорить об этом? — саркастичная фраза ненароком вылетела из её уст, на что психолог усмехнулся и развел руки в стороны, мгновенно парируя на высказывание особы: — Я рад, что у тебя сегодня хорошее настроение. Родители всё также не выпускают из виду? В ответ промелькнуло пожатие плечами. — Возможно… Я устала от их опеки, если честно. — Ты ведь понимаешь, что они просто волнуются, так ведь? — Пит, мне семнадцать лет. Все в моем возрасте познают радости жизни, возвращаются домой под утро, живут и дышат полной грудью, а я что? А я давлюсь рисовым пудингом в шесть вечера, сидя за очередной книгой. Брюнет понимающе кивнул. Что ни говори, а это у него получалось лучше всего. Отчего-то именно этот жест приносил ей умиротворение и спокойствие в его компании. Возможно, именно из-за него она до сих пор исправно ходит к нему два раза в неделю, возвращается на прежнее скрипучее место и выговаривается, насколько это вообще возможно. Их разговор длился час, а может и два: зеленые стены скрывали стрелки циферблата, затуманив её рассудок, а время продолжало неуклонно бежать вперед, словно торопится на уезжающий перед самым носом автобус. — Расскажи мне о том, что именно произошло с тобой за этот год, Рейчел, — выжидая подходящего момента несколько сеансов, наконец, произнес мистер Хэррингтон, — с самого начала. Светловолосая мягко улыбнулась, всем видом показывая, что все воспоминания ничуть её не трогают, однако, взгляд, застыв на царапине, высеченной на линолеуме, видно, неумелыми мастерами, выдавал все чувства до последней капли, осушая океан эмоций. — Вы точно хотите слышать это? Бледную кожу лица стянули мышцы, пока уголки губ неуклонно ползли вверх. Выдержав паузу, она саркастично и с напускным драматизмом протянула: — Это может убить вас. — Убить? В каком смысле? — его руки вновь потянулись к пустому блокноту. Девушка, проводив его взгляд больших глаз, чуть склонила голову набок и вновь улеглась на кушетку. Она увидела перед глазами долгожданную тьму, опустив тяжелые веки и полностью погрузившись в воспоминания. Ответа не последовало.