Исповедь Слейта

Священник. Тиран. Царь. Пророк. Ненавистью сочится их город былых небес, Ведь когда людям приказали нести их крест, Они бежали столько, сколько каждый мог. Когда город казался хрустальной чашею доброты, И розы цвели чуть ли не у каждого в руках, В пряном аромате их паразитом приплетался страх, Что чернил лица охраняющих их святых. Но не каждому дано молчать в этой пучине лжи, Как не каждому дана рука, чтоб удержать револьвер. Может я, мальчик мой, и страшный старовер, Но я верю, что каждый платит за свои грехи. Я державу стер с лица Земли кровью на кинжале, Кто же знал, где прячется та тихая гадюка, И что когда ты тянешь к ней обожженную руку, Она целует тебя нежно, и потом лишь жалит. Кто же знал, мой мальчик, что царь не чтит своих, Готовых душу за него продать или сгореть в аду, И лишь бы он здоровым и живым проснулся поутру, А дальше все равно, оставит ли он нас в живых. Знаешь, сын мой, как пишется кровавая История? Да просто твое пораженье становится чужой победой. И было так всегда, так говорил мой предок, Мы это знали и не строили других теорий. А знаешь, что значит История в глазах Пророка? Твою кровавую победу просто приписать себе, И то воспоминание, от коего капли выступят на лбе, Предать огласке, вынести из книжицы порока. И вот я, старый грешник, вбиваю гвоздь в Его врата, И так по-глупому пытаюсь смыть один грешок другим. Когда воспоминания уже нельзя стереть спиртным, Когда на обагренной земле белеет ядовитая черта, Когда Фортуна тянет тебе руку со сломанным запястьем, А на лице у Правосудия слезы от невинных жертв, Я, все тот же раненый и мертвый грешный старовер, Целую один оставшийся патрон… на счастье.