Сожженные: один день на троих.

Этим летом в Сибири было довольно жарко для типичного климата. Пожалуй, даже чересчур жарко. Солнце палило так, что асфальт чуть ли не плавился под прямыми лучами ультрафиолета, что уж говорить о людях и технике. От капотов машин исходил пар, до смерти пугающий автовладельцев. Они судорожно вдавливали педаль газа, обгоняя по встречной и спеша попасть в душный офис, где они все также будут задыхаться от жары, давясь ледяной водой из кулера. Но ледяная вода только ухудшает положение, поэтому офисные крысы включают кондиционеры и открывают окна. Тупые существа, не понимают, что ветер занесет в их тесную комнатку тонны углекислого газа и вредных химических веществ, а кондиционер наоборот – вынесет весь кислород, оставив людей умирать в толще ядохимикатной завесы. Те счастливчики, которые давили газ в сторону дачи, еще могут спастись от жары, но на спасительном свежем воздухе их ждет другая напасть – комары, клещи и те же лучи уже ненавистного всем солнца. От этой напасти одно спасение – крема и аэрозоли. Аэрозоли спасают людей, убивая их спасение. Проще говоря, из-за аэрозолей озоновый слой летит к чертям. Озоновый слой подвергается серьезной угрозе ежедневно, ежеминутно, ежесекундно, даже сейчас твой друг едет к тебе на машине, выхлопные газы которой возможно скоро убьют тебя. Твои родители брызнули на себя спреем от комаров, находясь на даче, и да, они тоже убивают тебя, а ты убиваешь их, распыляя в туалете освежитель воздуха после того, как покурил. Все закономерно, но Природа не имеет терпения и когда-нибудь мы поплатимся за свою небрежность. *** 15 июля, температура в Центральной Сибири достигла рекордной отметки в +51 градус по Цельсию, по данным гидрометцентра такая температура продержится до конца лета. Страдания живых организмов не поддаются описанию. Трепещите, смертные, перед силой Природы. *** «Новый день, новая боль» - когда эта фраза успела стать девизом ранее сильных и мужественных сибиряков? Вероятно тогда, когда они перестали любить свой край, тогда, когда каждое утро этого ненавистного лета 2017 года стало похоже на рассвет в аду. Гримасы боли сопровождали Михаила по пути на работу. Он работал журналистом, так что в его обязанности входило всегда быть в центре событий, что при такой погоде невозможно. Бурча под нос что-то наподобие «…жизнь только началась, а я уже хочу умереть…», он дошел до невзрачного трехэтажного здания с уже выцветшей вывеской, гласящей: «FreshNews! – все свежие новости только у нас». Прочитав ее уже в миллионный раз, он усмехнулся себе в усы и направился к входу. Он вошел, но вместо привычных телефонных звонков и криков босса его встретила гробовая тишина. Пахло жареным мясом, где-то заканчивал свою работу кофейный автомат, по факсу кто-то упорно отсылал листы с одним и тем же содержанием. Нервно сглотнув, Михаил робко шагнул на пару метров вперед и взял ближайший лист бумаги. На весь лист было видно чье-то обгоревшее тело, внизу было всего четыре буквы. Беги. Из дальней комнаты послышался грохот и чей-то слабый стон. Михаил выронил лист и застыл в ужасе, глядя на дверной проем, из которого уже стала появляться чья-то конечность, отдаленно напоминающая руку. Знакомые часы. Босс. Жутко обгоревший босс, который ползет в сторону Михаила, что-то выстанывая при каждом движении. Любой в этой ситуации уже рвал бы когти подальше из этого места, что и сделал отважный Михаил. Уже на выходе из офиса он вспомнил, что забыл свой диктофон на столе возле факса. Возвращаться придется. Михаил решил вооружиться шваброй уборщицы бабы Фроси, которая уже не один десяток лет ежедневно доблестно отмывает пятна кофе от мраморного пола офиса. Конечно швабра не сильно функциональна в бою, но проткнуть глазницу или пробить череп ею можно. Три ступеньки до входа. Две. Одна. Вот и дверь, за которой Михаила опять ждет запах жареного мяса, который идет непонятно откуда, да и желания что-либо выяснять пока что нету, ведь Михаилу до сих пор кажется, что это все сон, просто ужасный сон, который в любой момент закончится. Скрип несмазанных петель казалось наполнил весь мир своим режущим звуком. Михаил приоткрыл дверь и заглянул в помещение. В дальней комнате полыхал огонь. Швабра не пригодилась, босса, а точнее его остатки, силы покинули прямо перед входом, так что Михаил не сразу заметил его и нечаянно наступил на череп, окончательно превращая его в кровавую кашу. Судорожно прижав к себе свою спасительную швабру, Михаил отряхнул ногу о коврик при входе и буквально пробежал дистанцию до стола, на котором лежал диктофон. И вовремя, ведь именно в тот момент, когда дверь закрылась за уходящим Михаилом, огонь охватил весь офис, давлением выбивая стекла. Пламя пожирало бумаги и останки сотрудников. Факс продолжал выплевывать листы. Беги, беги, беги. *** Весь день Михаил провел дома, прижимая к себе ту самую швабру и свой диктофон. Он с ужасом смотрел в окно, за которым начался самый настоящий апокалипсис. Люди буквально ползли в разные стороны, попутно сгорая по частям. Проезжающие мимо машины давили их, застревая колесами в останках жителей ранее прекрасного и цветущего города Красноярска. Термометр взорвался и ртуть расплескалась по улице разноцветным пятном. Температура перевалила за 60 градусов, причем еще ночью. Телевизор показывал черно-белое изображение, как в советские времена. Все, что Михаил мог услышать через завесу криков боли это то, что температура на данный момент равна 73 градусам по Цельсию, озоновый слой над городом Красноярском был разрушен. Енисей стремительно высыхает. Большая часть животных мертвы. Леса горят. Связь отсутствует из-за расплавленных проводов. Люди сгорают постепенно, успевая подумать о семье и о близких. На этом вещание оборвалось, и теперь Михаил мог слышать что-то помимо голоса телеведущей, которая весь репортаж кашляла и материлась. Он слышал боль. Он слышал голоса родителей, молящих Бога за спасение своих детей. Но Бога нет, их не услышат и не спасут, а их останки сгниют на расплавленном асфальте около торгового центра. Ученики умрут в школах, студенты умрут на парах. Все умрут, вряд ли кто-то выживет, как Михаил. Михаил же уже начал задумываться о суициде, понимая, что он не выберется из этого проклятого города. Он почти выпрыгнул с пятого этажа, как вдруг услышал слабый женский голос. - Помогиите, меня шкафом завалило! Это определенно живой и не сгоревший человек, ведь Михаил помнил голоса сожженных. Вероятно девушке и впрямь нужна помощь. Потратив от силы три секунды на раздумья, Михаил бросился на лестничную клетку своего дома. Там он и увидел ноги девушки, торчащие из-под шкафа и изредка подергивающиеся. Поднапрягшись, он приподнял шкаф, неизвестно как оказавшийся на лестничной клетке, и вытащил девушку. Затащив ее в свою квартиру, Михаил поставил жертву шкафа-насильника на пол. - С-с-с-саша..? Что ты здесь делаешь? Ты же вообще в Дивногорске живешь, зачем ты приперлась в Красноярск в такую жару? – Михаил буквально завалил девушку вопросами, ведь он узнал в ней свою подругу детства, Сашу Муравьеву. Вместо ответа Саша просто накинулась на Михаила с объятиями, не обращая внимания на то, что тот был в грязи, в крови и в пыли. - Миишка, я так рада тебя видеть! Я вообще к тебе приехала, у тебя же день рождения сегодня, забыл, да? Михаил, он же Мишка, и вправду забыл про свой день рождения. Что ж, тем хуже для него, ведь такого подарочка в виде апокалипсиса он еще никогда за свои 28 лет не получал. Больше поводов для депрессии, больше поводов умереть. *** Они разговаривали примерно полтора часа, после чего приняли решение покинуть Красноярск и по пути найти еще выживших, если такие вообще остались в этом небольшом городке с населением в полтора миллиона. Собрав вещи первой необходимости в Мишин походный рюкзак, благо апокалиптические фильмы все смотрели и все знали, что нужно брать, друзья выдвинулись в путь. И, конечно же, Михаил не мог оставить свою швабру дома, поэтому он уже привычным движением закинул ее себе на плечо и, насколько это возможно, довольно зашагал к выходу из своей квартиры, в которую он уже вряд ли когда-нибудь вернется. На выходе из подъезда Миша и Саша увидели медленно едущую и попутно горящую военную машину, из которой свешивалось тело военного. Саша испуганно отшатнулась к подъездной двери, но наступила на голову валявшемуся под порогом соседу. Нога увязла в мозговой кашице, кажется, дяди Коли. Пронзительный крик испуганной девушки облетел весь квартал за доли секунды, заставляя ворон взлетать, по пути теряя ошметки своего тела вперемешку с перьями. Тело военного оказалось дееспособным и он приподнялся, повернув голову в их сторону, представляя выжившим ужасное зрелище: глаз сполз в область подбородка вместе со всей правой частью лица, рука решила покинуть своего хозяина и полежать под колесами едущего бронированного грузовика. Александра потеряла сознание - ну не привыкла юная особа видеть заживо сожженных шевелящихся людей, от которых отлетают части тела. Михаил только и успел, что подхватить бедную девушку и уложить ее на более или менее чистый участок асфальта. Прощупав пульс и убедившись, что подруга жива, Михаил растерянно присел рядом, глядя на солнце, только заходящее в свой зенит. Стало припекать, ручка за ухом журналиста начала плавиться и стекать в ушную раковину своего хозяина, причиняя тому весьма болевые ощущения, которые он, впрочем, почти не замечал, находясь в каком-то своем мире. В этом мире он пришел на работу, выслушал гневные крики совершенно целого и живого босса, проверил почту на своем компьютере, дождался репортера, сел в телевизионный фургон и поехал записывать новый сюжет для новостей на диктофон, с которым никогда не расставался. Даже сейчас он по привычке нервно сжимал его в кармане своей ветровки. Немного подумав, он достал его и записал «сюжет» длиной в несколько предложений. *** Прошло минут сорок, прежде чем Миша заметил какое-то движение. Это был не сожженный и не Саша, на какого-либо животного это тоже не походило. Присмотревшись, Михаил понял, что это был человек. Живой человек, который брел по улице, опустив голову и еле передвигая ноги. Недолго думая, Михаил крикнул выжившему, чтобы тот подошел сюда. Человек радостно поднял голову и, насколько это было возможно на тот момент, ускорил свой шаг. По мере приближения человека, Миша понимал, что это молодой парень лет двадцати трех, который пару раз приходил к ним в офис, чтобы о чем-то поговорить с их боссом. Парень подбежал и начал что-то торопливо говорить Михаилу, активно жестикулируя. До Миши не сразу дошло, что это Степан, сын их босса, и сейчас он пытается узнать, что произошло с Сашей, ведь мозг журналиста как будто бы отключился и ни в какую не хотел воспринимать информацию. Когда Степан начал бить парня по щекам, Михаил понял, что не мешало бы подать признаки жизни и что-нибудь ответить. Степан же, в свою очередь, дождавшись осмысленного взгляда журналиста, удовлетворенно кивнул сам себе головой и повторил вопросы, которые были услышаны. - Вы с девушкой одни выжили или есть кто-то еще? Что с ней? Она жива? Пульс есть? Ответы поступили незамедлительно. - Да, мы одни, с Сашей все в порядке, упала в обморок из-за сильного испуга, жива, пульс есть. Степан вновь кивнул и присел рядом, щурясь от солнца и доставая из пачки две сигареты. Одну закурил сам, вторую протянул Михаилу, который сразу же взял ее, забыв о том, что уже год как не курит. Так и сидели два курящих парня на обочине рядом с полуживой девушкой, пока не услышали какой-то взрыв. - Бензоколонка наверное взорвалась, - вынес предположение Михаил, но Степан уже взвился на месте, бросая сигарету догорать около девушки, и кинулся в сторону звука. - За мной! – крикнул Степан, уже заворачивая за угол дома. - Ты куда, черт возьми?! А ну вернись быстро, идиот, вдруг там опасно?! И Сашу здесь бросим, да? – надрывался Михаил, набирая скорость и догоняя парня. Они бежали примерно минуты три, после чего Степан резко остановился как вкопанный и в ужасе распахнул глаза. Горела аптека, рядом с которой была бензоколонка. Горела единственная круглосуточная аптека в этом районе, в которой было все необходимое для выживания. - Ты сумасшедший? Зачем сюда побежал? А что, если бы здесь… эй, Степ, ты чего? Все нормально? – Михаил уже догнал парня и теперь тоже стоял столбом, не понимая причины резкой остановки своего спутника. - Мы обречены. Сгорела аптека. Остальные закрыты плотными рольставнями, их не вскрыть. До Михаила наконец дошло, что произошло, и тот взвыл, схватившись за голову руками и оседая на землю. Они действительно обречены. Так они и стояли на месте, глядя на горевшую аптеку, пока Михаил первым не пришел в себя и не потянул Степу за рукав, пытаясь успокоить того и увести подальше от этого места. Миша достучался до Степана, но ему не понравился пустой и бесчувственный взгляд парня. Журналист хотел спросить, все ли в порядке, но потом осознал, насколько глупым прозвучал бы этот вопрос, так что он просто пошел примерно по направлению к тому месту где они оставили Сашу. Обратный путь занял в три раза больше времени, но это время не было лишним – спутникам надо было тихо и спокойно осмыслить произошедшее за весь этот короткий день. Примерно в конце пути, Миша почуял что-то неладное и ускорил шаг, заворачивая за угол. Предчуствие вновь не подвело журналиста: Саша горела. Несмотря на то, что она лежала в тени, она загорелась. Михаил рванул по направлению к девушке, но был кем-то остановлен – это Степан решил вмешаться. Миша резко обернулся, яростно взглянув на того, кто остановил его, но увидев сожалеющий взгляд Степы, немного остыл. - Хей, парень, ты в порядке? Что-то не так? Тогда может отпустишь мой рукав и я попытаюсь хоть что-нибудь сделать? – несмотря на попытки Миши, реагировать адекватно, в конце фразы проклюнулась грубость. - Это из-за меня она сейчас горит. Помнишь, после взрыва я кинул сигарету рядом с ней? Я кинул ее на Сашины волосы. Из-за этого Саша начала гореть. - Повтори. Повтори еще раз, но так чтобы это была не твоя вина. Я тебе не верю, Степа. В ответ на это парень лишь тяжело вздохнул, отпустил рукав парня и сказал: - Иди проверь сам. И швабру забери, пригодится еще. По-прежнему не веря словам своего спутника, Михаил медленно отошел от Степана и побежал к Саше. В ее волосах действительно дотлевала сигарета, неосторожно брошенная Степаном. Миша понял, что слезами горю не поможешь, поэтому просто забрал свою швабру и тихо попрощался с Сашей. Степан наблюдал за тем, как журналист бредет к нему так же, как часом ранее Степан сам брел к нему. Ощущение дежавю не давало ему покоя, а перед глазами до сих пор стояло лицо отца, искаженное взрывом и осколками стекла. Отбросив мерзкие видения, парень развернулся и побрел куда-то в сторону набережной, наступая на новый асфальт из сожженных трупов жителей его родного города. Степан был уверен, что его спутник идет за ним, ведь он теперь вроде как его единственная надежда на спасение, но оглянувшись, он никого не увидел. Только пара сожженных упала из какого-то окна, дополняя собой пейзаж битых стекол и раскуроченных машин. Степан встревожено позвал журналиста по имени, но ответом ему стал только скрип колес трамвая, почему-то все еще едущего по своим путям. Выживший еще раз позвал Михаила по имени, потом еще раз, а потом истерично заорал и побежал туда, откуда совсем недавно видел журналиста, выкрикивая его имя все громче и громче. Он бежал, увязая в трупах людей и ломая им кости, изредка где-то появлялись еще способные двигаться сожженные, но и те вскоре падали и становились частью огромного ковра из мертвых людей. Он нашел сгоревшее тело Саши, и через пару метров швабру, микрофон и ветровку Михаила. Самого Михаила он нашел на куске арматуры, торчащей из стены. Это было самоубийство. Теперь Степан совершенно один в этом жестоком мире. На обратном пути он забрал Мишину ветровку, натянул ее на себя, положил в карман диктофон и, вооружившись шваброй, пошел искать себе провизию. Протянет пару дней, а потом тоже сдастся, ему этого не избежать. Солнце почти зашло, когда Степан добрался до берега Енисея и уселся возле новой реки из полусгнивших трупов рыб. Он нашел себе пачку сигарет и немного консервов. - Сейчас я поужинаю, покурю и лягу спать, а завтра не проснусь и тоже сгорю, как мой отец, как Саша, как Миша, - рассказывал сумасшедший парень рыбе, лежащей ближе всего к нему. Степан не поужинал и не покурил, хотя время уже давно перевалило за полночь, судя по тому, что солнце стало немного тускнее светить. Он провел рукой по волосам и уже хотел вытереть лицо, как вдруг понял, что на руке осталась часть кожи с головы и почти все волосы с затылка. Степа с ужасом смотрел на то, как с руки медленно сползает кожа, обнажая ярко-алое мясо, его мясо. Он сгорал. Сумасшедший парень, ранее успешный студент и любимый сын своего отца, сгорал в окружении трупов рыб на берегу почти высохшей реки. С моста с грохотом упала машина, поднимая столб брызг и трупов, вслед за машиной упало несколько сожженных. Степан курил, крутя в руках диктофон. Немного подумав, он затушил сигарету об рыбу и включил диктофон с целью записать итог этого дня. *** 16 июля 2017 года. Температура, наверное, градусов 100 по Цельсию. Озоновый слой покинул город Красноярск. Город мертв. Я – последний выживший, но скоро и я умру. Знаете, как говорил мой покойный друг? Трепещите, смертные, перед силами Природы. *** Степан выключил диктофон и отложил в карман ветровки, затем снял ее и аккуратно свернул. Положил под голову швабру, сверху ветровку и, устроившись поудобнее, закрыл глаза. Последний житель Красноярска уснул и больше не проснется. P.S. Спустя месяц группа спасателей проникла в город и закрыла его как мертвый город. На берегу Енисея они нашли почти не разложившийся труп парня. Его личность установить не удалось, но он лежал на ветровке, в кармане которой спасатели нашли уцелевший диктофон. Прослушав все записи, начиная с 2013 года, спасатели пришли к выводу, что диктофон принадлежал некоему Михаилу, но последняя запись за 16 июля не принадлежала ему, так как был отчетливо слышен другой голос. Информация с диктофона стала достоянием мертвого города, его единственной историей. Но кто сделал последнюю запись и сообщил о смерти всех жителей в городе – так и останется загадкой навсегда.