История вампира

…Эта война наконец закончилась. Пережитого, увиденного и прочувствованного нами за это проклятое время нам хватит на всю жизнь, ибо то действительно была война проклятых. Кто был проклятым? Спартак и его люди или… мы? В глубине души я всегда знал ответ… Еще когда мы возвращались с этой войны домой у меня уже было предчувствие, что вот-вот случится нечто, что перевернет наши жизни, и из-за осознания этого забывалось даже вероломство Помпея, укравшего у нас победу. Нас… наши с Крассом жизни и судьбы после всего случившегося переплелись между собой так тесно, что я не мог думать о себе без него. Раньше мне казалось, что я вижу в нем учителя или даже отца. Это не мудрено, ведь родного отца я почти не знал и в детстве, с завистью глядя на других мальчишек, мечтал лишь об одном: чтобы и у меня был отец. Этой мечте не суждено было осуществиться, но потом судьба свела меня с Марком Крассом. Плебей, не имевший среди предков ни богов, ни героев, ни прославленных смертных он сам добился всего, не гнушаясь труда и торговли — вещей столь презираемых патрициями. Его стали называть царем торговцев и первым человеком в Риме, и эти прозвища были вполне оправданы. И вот на этого царя торговцев была возложена миссия спасти Рим от восставших рабов, крушивших все на своем пути и устилавших землю трупами. Вряд ли можно было ожидать, что денежный мешок окажется хорошим воином, тем более, полководцем, но Марк Лициний Красс оказался именно таким. Величественный и суровый, порой до жестокости, но в то же время обладавший душевным благородством, этот человек был прирожденным лидером. Холодный, пронизывающий взгляд его больших серо-голубых глаз не каждому было под силу выдержать. Но иногда этот взгляд теплел, становился ласковым, и случалось это тогда, когда он смотрел на меня… Замечая это, я краснел, но в то же время на сердце у меня становилось легко и так радостно! Я убеждал самого себя в том, что это от того, что в Крассе я наконец нашел отца, о котором так мечтал. К тому же однажды мне довелось услышать, как он говорит, что ему хотелось бы, чтобы его собственный сын Тиберий был похож на меня. От этих слов мое сердце преисполнилось радости и гордости, и мне не было дела до косых взглядов и кислых мин Тиберия. Я догадывался, что этот нуждающийся в хорошей трепке и вечно путающийся под ногами мальчишка втайне ненавидит меня, но не придавал этому значения. Слишком уж мелок тот был… блоха вроде Бибула. Что мне блошиные укусы? Вот если бы я встретил достойного, сильного противника, тогда дело другое. Люблю хороший вызов, всегда очень бодрит! …И все же я недооценил этого мальчишку, вернее, недооценил размеров подлости и извращенности его натуры. С тех пор, как он учинил надо мной чудовищное насилие прошло уже много времени, но боль, чувство унижения и злоба еще долго терзали мне душу. Но нужно постараться забыть все и простить. Сильные прощают, а я отнюдь не слабак. Тиберий давно в могиле… Бедный мальчик, ты дурно прожил свою жизнь, такую короткую, а потом так же дурно умер! Спи спокойно, я тебя прощаю. Меж тем, в моей жизни и впрямь произошли большие перемены — такие, каких я не пожелал бы и врагу. Умерла моя маленькая женушка, подруга моего детства, моя первая женщина… Корнелия. Теперь у меня оставались только мать и малышка Юлия — дочь, которую подарила мне Корнелия. Я мог бы сказать, что у меня оставалась и любовь-дружба Марка, но не мог. Марка, который был так нужен мне, сейчас не было рядом. Получив после победы над восставшими рабами жалкую овацию вместо заслуженного триумфа, он отправился в Грецию по своим торговым делам и до сих пор не возвращался. Свою боль я мог разделить только с матерью, но и она не могла мне помочь… И вот я стал малодушно топить свое горе в вине. Пьянство, загул, дебош, участившиеся припадки падучей, которой я страдал с детства, стали моими постоянными спутниками. Я был противен самому себе… Бедная моя, добрая матушка! Что ей пришлось выстрадать по моей вине! Умом я понимал, что нужно собрать свою волю в кулак и вновь стать самим собой, что долго так продолжаться не может, иначе я буду повинен не только в собственном самоуничтожении, но и в гибели своей семьи… понимал, но остановиться не мог. Меня стали посещать жуткие видения со звавшей меня к себе из царства Плутона Корнелией…, а еще я часто видел ее хладный труп в погребальных пеленах, становящийся добычей огня… Прекрасное, юное тело стало пищей смерти и пламени… какая ужасная насмешка судьбы! Меня уже почти что сорвало в безумие, когда в Рим вернулся Марк. Он вошел в мой дом поздним вечером, и даже несмотря на свое состояние я поразился смертельной бледности его лица и странному блеску глаз. Но я решил, что мне это чудится и отогнал от себя невольный страх. Мне столько хотелось сказать ему, но я не находил слов, которыми мог бы выразить свою боль… — Марк… О, Марк! — только и вымолвил я и с рыданиями уткнулся ему в плечо. Красс прижал меня к себе и положил руку мне на голову. Боги! Его прикосновения были ледяными, словно прикосновения ожившей статуи… рука была холодной рукой мертвеца! Но я не стал высвобождаться из его объятий, не стал противиться его простой ласке. Марк гладил мои волосы, приговаривая: «Золотая голова… всегда любил эту золотую голову…» Потом он стал целовать мою шею, и касание его уст было таким же леденящим. Страшная догадка осенила меня, но и теперь я не стал сопротивляться. В последнее время я сам искал смерть, и вот смерть пришла ко мне сама в лице моего любимого друга, ставшего… вампиром. Когда острые, словно лезвие меча, зубы вонзились в мою шею, я даже не удивился. «Быстро проходящая боль, а потом смерть и забвение… — мысленно сказал я себе. — Живи моей кровью, Марк, давай, делай то, что должен!» Марк принялся жадно пить мою кровь, но затем с видимым усилием остановился и с помощью кинжала сделал надрез на своей мраморно-белой, безволосой груди, после чего велел мне слизывать выступившую темную кровь. Его повелительному голосу нельзя было противиться, и я стал делать, как он говорил. Вскоре мной овладело странное чувство… мне казалось, что я исцеляюсь после тяжкой болезни, может, даже возвращаюсь к жизни. А еще я почти сразу же почувствовал жажду… жажду крови. — Теперь я стал таким же, как ты, Марк… — вымолвил я дрогнувшим голосом. — Да, я обратил тебя, — кивнул Красс, — хоть царица и велела мне совсем другое. Она жаждала твоей смерти. — Моей смерти? — изумился я. Странно, меня еще что-то могло удивить. — И… о какой царице ты говоришь? — В Греции мне довелось столкнуться с тамошней царицей вакханок, иначе говоря, вампиров, — даже теперь, когда Марк стал вампиром, его не покинула свойственная ему деловитость. — Она похитила меня, утащив в свое логово, переполненное распутными и опьяненными вином и кровью девицами. Безумствующие и пьяные они истязали и почти что насиловали меня. Наконец, наступил тот день, когда они наигрались со мной. Я, изможденный, словно скелет, думал, что меня, либо выбросят, как надоевшую сломанную игрушку, либо похоронят живьем, но вышло иначе. Царица остановила своих прислужниц и приблизилась ко мне. Ее волосы были черны, как ночь, а синие глаза горели, как у хищного зверя. Кроваво-красные губы были приоткрыты в насмешливой улыбке, обнажая блестящие острые зубы. «Я могла бы сейчас вылакать твою проклятую римскую кровь, — прошипела она, — но вместо этого я подарю тебе бессмертие и свою неутолимую жажду! А в благодарность ты отправишь в Тартар Цезаря и принесешь мне его сердце… с каким удовольствием я сожру его!» С этими, полными ненависти словами она склонилась ко мне и вонзила свои волчьи клыки мне в шею. Сжимая меня в своих стальных объятиях, вакханка какое-то время с наслаждением пила из меня кровь. Потом она дала мне испить собственной крови, и я стал тем, кем я стал. — Ты знаешь имя царицы вакханок? — спросил я, выслушав исповедь Марка. Так ненавидеть меня могла лишь одна женщина, и я хотел услышать от него подтверждение своей догадки. — Да… — произнес Красс. — Они звали ее Зеной. Зена… Роковая женщина, с которой однажды, в дни моей юности свела меня судьба. Тогда она была зверствовавшей на море пираткой, мстившей таким образом за свой родной Амфиполис. Зена захватила меня в плен, перебив большую часть моей команды. При этом она пленилась мной, и это спасло мне жизнь. Она была женщиной необыкновенной красоты и умевшей пользоваться своими чарами, но я был истинным римлянином, а мы издревле боролись с пиратами. Я считал своим долгом отомстить за своих людей и предотвратить угрозу для других мирных мореходов. Конечно же, при этом у меня имелась и еще одна мысль, не такая уж чистая — расправившись с пираткой, отобрать ее сокровища, то есть ограбить ту, кто грабила других. Мне удалось обмануть ее, и она оказалась на кресте. Несмотря на уверенность в своей правоте, я все же чувствовал себя скверно и для того, чтобы хоть как-то облегчить ее мучения, приказал предварительно перебить ей ноги. Я тогда ушел с места казни, не оборачиваясь и, конечно, не думая о том, что судьбе будет угодно свести нас вновь… Каким-то темным, потусторонним силам было угодно вернуть ее к жизни, и она сошла с креста, чтобы мстить мне! А теперь она стала вакханкой, должно быть, после встречи с другим исчадием тьмы… И пусть Красс не убил меня, я все равно, что мертв… живой мертвец. — Но почему ты не выполнил приказ царицы? — поинтересовался я, заглядывая в красивые глаза Марка. — Да потому, что мое сердце, пусть теперь и не бьется, не перестает оставаться сердцем римлянина, и я не хочу служить чужестранке, будь она хоть трижды царицей! — Марк остался верен себе, как и я. — А еще, — в его глазах мелькнула нежность, — а еще потому, что я люблю тебя и ты для меня дороже всех на свете! Говоря так, он впился своими окровавленными устами в мои уста, и мы стали страстно целоваться, не размыкая губ. Холодные, но нежные и любящие руки Марка гладили меня по всему телу, даря мне восхитительные ощущения. — Мертвые пусть будут мертвы, — негромко, но внушительно сказал он мне, когда наш поцелуй наконец прервался, — а у нас с тобой впереди целая вечность. На миг передо мной траурной тенью прошла Корнелия, но она не сердилась на меня, не грозила мне за то, что сейчас я изменял ей. Она прощала меня и желала мне счастья, а счастливым меня мог сделать только Марк. Однако же, было кое-что, не дававшее мне покоя… — Вечность… — повторил я. — Мы будем жить целую вечность, убивая людей и питаясь их кровью… Как это ужасно! — А разве мы не убивали людей и раньше, в бою? — пожал плечами Красс. — Мы можем охотиться на злодеев, выпивая их кровь, а еще… у меня родилась одна мечта. — О чем же ты мечтаешь? — спросил у него я, с нежностью проведя рукой по его щеке. У меня тоже с детства была одна мечта, но я думал, что теперь она точно неосуществима. — Я хочу построить империю вампиров… империю ночи. Мы обратим в вампиров огромное число людей и поведем к победе целые легионы! — Это наша судьба… — тихо сказал я. Если бы мое сердце еще могло биться, оно бы выскочило из груди. Но тут я вернулся в реальность: — Моя матушка и моя маленькая Юлия… что будет с ними? — С них первых мы и начнем, — сверкнул глазами Красс. — Но… будет ли это честным по отношению к ним самим? Хотят ли они такого существования? — Юлий, — начал Марк, прижав меня к себе сильнее, — теперь, когда я стал вампиром, у меня появился пророческий дар, и я иногда могу предвидеть будущее. Если бы мы не обрели бессмертие, каждого из нас в будущем ждала бы насильственная смерть, а тебе пришлось бы познать еще и горечь предательства. А твоя малышка Юлия должна сделаться женой Помпея и умереть совсем молодой при родах! Как бедняжка Корнелия! Нет, моя Юлия, я уберегу тебя от этой ужасной судьбы! Словно прочитав мои мысли, Марк сказал мне: — Один-единственный шаг может изменить ее судьбу — твой бессмертный поцелуй. К тому же, — на губах его появилась странная усмешка, — я хочу ребенка.