Утро белки.

— О. Чирикает. Знач проснулось. — никогда я не понимала, какого оно полу, то, которое уже не первый месяц будит меня своим хамским Чиррик. Да и не важно. — Интересно. Где ж оно ночует, что дядько Филин его не употребил до сих пор? Мясо — внутрь, а перья — в постель. Хотя… Что там тех перьев. Ости одни. И тех мне пару раз во рту принести. Я пошарила в своем травяном гнезде и выудила пару орехов. Задумчиво разгрызла и съела, наслаждаясь душистым и жирным ядром лещины. Ай да я. Работница, однако. Все лето припас копила, таскала, прятала. Теперь вот наслаждаюсь. Вууусно. И гнездо у меня мягкое, травинка к травинке собрано, пушинками смягчено, перышками отделано. И дупло нашла самое сухое, и не слишком высоко, не качает почти. И не низко. Никакая кошкодрянь, никакая куница не влезет. Высунулась из дупла. Огляделась. Бело-замело. И каплет. Брр. И бурульки с веток свисают. Дела у меня конечно есть, но воткнуться по самый кончик хвоста в снег — неее. Скользота, а если лапы соскользнут? Лететь-то больше чем моя длина, даже если хвост веткой вытянуть. Намнооого больше. Лучше все ж в гнезде посижу, поскучаю. А что скучать? Чистоту наведу, перину взобью, шелуху скопившуюся повыкину. Сжевала пару сушеных грибов, и принялась большой шорох устраивать. А оно все чирикает. Странное. Уфф! Лапой нос прикрыла, зачхала, закашляла, от древесной пыли. Ну и ну! И полетела пыль по ветру. Посыпались лушпеня вниз, к радости той странной штуки, которая, продолжая чирикать, стремительно спикировала вниз. Изучать, что ж это полетело и нет ли там еды, что ли? Совсем оголодало пернатое. — Цо! цо! Ты, эт, осторожне! Оно хоть и утро, но всякой шерстяной хищной оголодалости это не помеха. — Не, не слышит. Скудоумное, чтоль, или глухое? — Да и пернатая тоже может напасть. Прокричала погромче. Результат тот же. Задрала голову, следя не мелькнет ли в небе хищный крылатый силуэт. Нету вроде. Глянула вниз. Прыгает странный чирикатель! И снег его держит. Самой, что ли попробовать спуститься… Осторожно ступила лапами на ветку и мигом они заскользили, коготки противно заскребли по ледяной корке. Ненене! Без меня. Резко мотнула головой, и… Не удержавшись, заскользила вниз, яростно лупя во все стороны хвостом и пытаясь остановить безумное падение. Но зацепиться было не за что. Лед на стволе противно заскрипел, коготки некуда загнать, да еще и сверзившаяся откуда-то снежная шапка ударила в зад. — цо! — возмущенно пискнула я и врубилась в снег. Ахх! Какой он оказался мокрый и противный. Уууй. больновастенько. Ну хоть не полностью воткнулась — проворчала я, выбираясь на поверхность. Носу стало горячо и больно, появился противный привкус крови. — вот это я чебурахнулась! — хвост, моя красота и гордость, совсем не намок, не пострадал. Я тряхнула им, и вылетевшие кусочки снега разлетелись крылом сороки. Смерила глазами расстояние от себя до дупла. Высоконько.Утро. Началось. Та еще разминка, домой вернуться. На земле оставаться нельзя. И я пошла на штурм обледенелого мокрого дерева. А противный провокатор-чирикатель порхнул на ветку, и сунул свой пернатый клювень в мое дупло. — Цоцоцо! КШШШ! — прорычала я, отчаянно карабкаясь по стволу, аж ледяное крошево из-под когтей брызгало. Фррр! — отпорхнуло оно прямо из-под носа. трясущиеся лапы едва слушались, я заползла на мягкую подстилку, вытянулась, едва дыша. А оно опять чирикает. Прямо возле выхода. Смущает, однако, самое дорогое облизать не дает. — Не высунусь! — Проворчала я, сворачиваясь клубком. Ну и утро.