Галвард Павус/Тревельян
— Отец! — в глазах Дориана растерянность, ужас и радость одновременно. Тревельян тихонько подталкивает его в спину, вперед, вглубь своих покоев Халамширала: — Да живой он, живой, обними старика. У «старика» на редкость цветущий вид, кошмарная ферелденская одежда и, вместо всегда аккуратной стрижки, лохматый пучок вьющихся волос. Галвард стремительно обнимает растерянного сына, пока тот не начал говорить очередную ерунду в своей манере: — Прости, сын, у меня была причина так поступить. — Ты, ты... — Дориану хочется убить его или не выпускать из объятий, он так и не может решить, пока его не отпускают первым. Тревельян топчется рядом, делает вид, что ей стыдно, но по блеску в глазах Павус-младший понимает, какая у отца была причина так спешно «умереть» после его возвращения в Тевинтер. — Вы мне за это ответите, — предупреждает Дориан, — за каждую слезинку и за каждый укор в свой адрес, что я допустил. Парочка кивает так слаженно и охотно, что Дориану не остается ничего другого, как сгрести в охапку самых дорогих своих людей.Варрик/ж!Хоук, новая/старая жизнь в Киркволле после событий Инквизиции.
— Мне нужно немедленно попасть к наместнику, — слышит Варрик, и его сердце, вместе со всеми потрохами, сладко сжимается внутри. — Наместник никого не принимает сегодня, — старается за дубовой дверью секретарь. — А наземник, принимает? — ехидно интересуется голос монны Хоук. — Какой наземник? — переспрашивает секретарь. — Наземник, который у вас тут наместник, — серьезно отвечает монна, — или наместник из наземников, можно так сказать. Это гном такой подземный, который вылез из-под горы и стал наземником и наместником Киркволла. Не одновременно стал. Наместником стал чуть позже. Он не мог бы стать наместником, не стань наземником. — Не принимают они, — категорично заявляет секретарь и, судя по звукам, телом перегораживает дверь в кабинет. Варрик откровенно наслаждается, барабаня пальцами по столу. Секретарь гениален, конечно: не узнать в лицо Защитницу это одно, но не пропустить в кабинет ураган в ее лице — это надо быть мастером своего дела.Адаар во времена наёмничества. Повседневность, сложности "ремесла"
Адаару хотелось, чтоб жить было весело и интересно. По его виду никто бы не догадался, что косситу скучно, или он грустит — выражение серого лица в любой сезон года было примерно одинаково суровое и непроницаемое. Однако, однообразие наемнической жизни настолько утомляло, что снося топором очередную голову очередного неудачника, Адаар вдруг вспомнил, как люди и эльфы, чтоб их желания исполнялись, обращаются к богам. «Создатель!» — обратился к первому всплывшему в памяти божеству Адаар и приготовился формулировать желание. Отвлекся, получив болезненный пинок. «Да чтоб вас всех демон лысый отымел», — обиделся Адаар, ругаясь на неприятелей и снова хватаясь за топор, забыв о молитве.Архитектор/ж!Амелл, первый раз. H+
Женщина пришла, когда он спал. Присела на ложе, и Архитектор поднял голову, спросонок пытаясь понять, что происходит. Отогнула одеяло, сшитое из обрывков шкурок, и улеглась, вытянувшись рядом c эмиссаром, заставив окаменеть порождение тьмы. Осторожно коснулась ладонью плеча. — Я мерзну, — произнесла Амелл, и ее пальцы действительно были холоднее пещерных стен. — Прости, — Архитектор проснулся окончательно, — это оттого, что ты не успеваешь восстанавливаться, временно я не буду брать у тебя кровь. Зато скверная кровь гарлока уже шумела в голове океаном, бившимся в берега Амарантайна. Подоткнув вокруг Амелл одеяло, он поспешил выбраться из кровати, но женщина удержала. — Не уходи, — потянула на себя, к себе, обхватила ладонью шею, так что он замер, ошарашенный новыми ощущениями и ее взглядом, которого никогда прежде не замечал. Шепнула: ”Согрей меня”. Он мог бы принести горячий отвар в чашке, подкинуть дров в прогоревший камин, дать пару глотков бренди из своих запасов. Были еще варианты, но вместо них Архитектор подался вперед… Амелл уснула, закинув обнаженную ногу поверх одеяла на бедре гарлока. Порождение тьмы, убедившись, что женщине тепло и человеческая кожа горяча, задремал некрепко, просыпаясь несколько раз, проверить это снова.Хардинг/Инквизитор. "Эти гургуты вас обижали, разведчица?"
У Нитки Хардинг новая курточка. Новая походная сумка и новые сапожки, очень удобные. В палатке разведчицы ещё целая стопка хорошо выделанных шкур на пару таких комплектов. Хардинг думает, что, пожалуй, больше не будет жаловаться Инквизитору на докучливую фауну в округе. Никогда, даже в шутку. Тот слишком увлекается, когда речь идет об охоте и о безопасности его людей. Хотя, так приятно, когда о тебе заботится сам Вестник Андрасте! Все-таки он милый — каждый раз возвращается с подарками. Пусть бы он просто всегда возвращался. Логейн, пост-Остагар. Мысли о смерти Кайлана, акцент на том, что он не только сын Мэрика, но и сын Роуэн. А+ Хорошо, что ты не дожила до этого долгого дня, любовь моя. Хорошо, что твой первенец похож на отца больше, чем на тебя. Хорошо, что мне никогда не придется глядя в твои глаза, сообщать о смерти любимого сына. Хорошо, что я никогда не услышу, как ты называешь меня предателем. Твоя смерть, Роуэн, спасла сегодня немало жизней.м!Морриган/Алистер. "Набрасываться нехорошо!". Желательно рейтинг с юмором.
Алистер мотает головой, словно не верит своим ушам. Глаза у него шальные, дышит тяжело, словно пробежал в броне до вершин Морозных гор. Щеки горят, а вслед за ними вспыхивают и уши. Ага, дошло. — Набрасываться нехорошо, — Морриган цепляет тонкими пальцами мужской подбородок, щетина на котором уже изрядно натерла ей и шею, и грудь, и губы от нее теперь горят как обожжённые. Взгляд Алистера становится более осмысленным, когда он встречается с желтыми глазами ведьмы. — Слушай, не я это первым начал, — вот уже знакомая смешинка во взгляде, сейчас сострит по-дурацки. Вместо этого — неожиданное, мягкое: — Спешу, да? Морриган кивает, прикусив нижнюю губу. — Это потому что я голодный, как мабари, — грозно вещает Алистер и прихватывает зубами расслабившуюся ведьму за бок, — а ты вкусная, как сыр. Морриган с удивлением слышит свой счастливый смех и думает, что уж этого «мабари» она из своей палатки пока выгонять не будет.Попаданец и Инквизитор
— Если то, чем они занимаются, нравится Сэре и Быку, то дела совсем плохи, — вздыхает Кассандра. — Как такое могло случиться? Лелиана лишь качает головой и приоткрывает дверь тихонько, чтоб незаметно заглянуть вовнутрь свежеотремонтированной пристройки у склада. Кто же знал, что вывалившийся из разрыва мужик, по ошибке чуть не принятый за нового вида демона, окажется таким общительным и так понравится Инквизитору. — Так, щеголь, не отлынивай, грей старательнее, — прикрикивает мужик в странной одежде на Дориана, — мне нужна постоянная температура. А ты, Инкви, вот на эту трубочку холодом, холодом давай. Во… во… глядите, закапало… — Что они делают? — интересуется шёпотом Кассандра. — Зелье варят, похоже. Зелье из иного мира может повести себя непредсказуемо… — Ну, что скажешь? — Мужик смотрит, как рогатый опрокидывает в себя стакан с зельем. — А? Не хуже того пойла, что ты мне подсовывал? — Отлично! — отдувается Бык. — Натурпродукт! — важно отвечает мужик. — И завтра никакого будуна. Вот те зуб! — Зелье от будуна какого-то, — шепчет Лелиана Кассандре и прикрывает дверь. — Понятно, — кривится Кассандра, — у Быка одна болячка была — похмелье, хоть по утрам смирный был. Что же теперь делать?Варрик/Хоук
Варрик смотрит и не верит: его драгоценная монна Хоук, все еще не оплаканная, не заживающая рана в душе, стоит, прислонившись к теплым Скайхолдским камням, болтает с конюхом, осматривающим подковы её жеребца, и преспокойно чистит ногти кончиком кинжала. Поворачивается к нему, улыбаясь самым краешком рта, глядит насмешливо. — Мне придется извиняться перед Фенрисом, — ворчит гном, и его голос срывается. — Как это возможно? Тетрас сначала дотрагивается до руки Марион, а потом, словно во сне, пытается стереть сползающие по обветренным щекам подруги слезы. — Ты же знаешь, какая я несносная бываю, — говорит Хоук и криво улыбается под его пальцами. — Представь, меня выгнали из Тени, у Кошмара, кажется, теперь комплексы.Травельян/Бык, письмо семейству о приезде с зятем
Глава семейства, отпустив край свитка, с шорохом закрутившегося в рыхлую спираль, поднял глаза на собравшееся семейство Травельян. Две старшие, давно замужние дочери сидели пунцовые, одну явно подташнивало. Младшая не поняла содержание письма от сестры-Инквизитора и теперь хлопала глазами, удивляясь реакции окружающих. Старший сын, прикрыв ладонью рот, пытался сдержать смех и сохранить трагично-серьезное выражение на лице. Дражайшая супруга вытянулась на стуле, превратившись в восковое изваяние. Глава семейства прокашлялся. Сын не выдержал и заржал в ладонь, складываясь пополам. Старшая из дочерей гневно метнула взгляд на него: — Что вас так веселит, дорогой брат? — Вспомнил, как наш отец мечтал развести мясных бычков, — давясь от смеха произнес брат. — Кажется, сестрица сделает ему подарочек, будут ему рогатые внучата. Бычки. — Это позор, — торжественным голосом произнесла мать, — теперь никто не возьмет в жены младшую Травельян, подумав, что наши дочери якшаются с чудовищами. — Мама?.. — До младшей начало что-то доходить. — Как бы старшие не поразводились со своими мужьями, увидев достоинства любовника Эвелин, — снова заржал брат. Сестры стали ещё более пунцовыми, хотя, казалось, уже достигли своего максимума минуту назад. — Дорогая, уведи девочек, нам с сыном надо поговорить по-мужски. Дождавшись, когда женщины, покрытые печалью и позором сестры, удалятся из кабинета, глава семейства потер руки: — Надо пригласить их в поместье. Я хочу посмотреть на этого «зятя» своими глазами. — Надеюсь, он привезет какого-нибудь кунарийского пойла, — мечтательно закатил глаза Травельян-младший, — и мы съездим на охоту. — Но сначала ужас и негодование, — напомнил отец разбойницы. — И неодобрение, папа, неодобрение, — поддакнул брат Инквизитора.Стервы. Изабелла в гостях у Варрика
Такой момент нельзя было упускать. Едва Варрик скрылся из люкса, отправившись за элем и закусками, как Изабеллу осенило, шарахнуло, можно сказать, озарением: Бьянка осталась в комнате. А Тетрас вышел. Пиратка метнулась к кровати, на которой лежал покинутый арбалет. Вот она — самая ценная вещь приятеля, в ее полном распоряжении. — Ну, мерзавка, держись, — зашипела на Бьянку Изабелла, — я тебе покажу, как путных мужиков на привязи держать! Она протянула руку к оружию, намереваясь ну хоть не испортить, так облапать целиком. Коснулась пальцами приклада. Дерево было теплым и бархатистым на ощупь, как нежная женская кожа. Пиратка озадачилась ощущением, но определенно оно ей понравилось. Она закрыла глаза, чтоб острее чувствовать, и скользнула пальцами дальше, изучая поверхность. Крошечные щербинки, резьба, крепления, где теплое дерево соединялось с холодным металлом. — До чего хороша, — промурлыкала пиратка, сама удивляясь тому, что попала под обаяние оружия, — если бы ты была женщиной, я бы тебя увела. Изабелла прижалась щекой к ложу и провела рукой по упругим стальным плечам Бьянки. Ей представилась крепкая женщина с темными влажными глазами, широкобедрая и с небольшой высокой грудью, крепкими руками, стягивающими в узел медные локоны. Гномка усмехнулась ей, беззлобно и грустно, запрокинула голову, показывая шею, в которую Изабелле тут же захотелось впиться губами. Такие женщины опасны: кипящая лава под тонкой кожей, детское нежное лицо и взрослая зрелая страсть в сильном теле. Пиратка закусила губу, сдерживая стон. Слишком хороша, чтобы быть правдой. Слишком реальна, чтобы быть лишь арбалетом в мужских руках. Бьянка хмурится, в глазах загорается нехороший огонек. Щелчок. От неожиданности Изабелла подскакивает на постели и видит, что арбалет выпустил встроенный в ложе кинжал: — Стерва, — снова шипит рассерженная кошка и как будто слышит звонкий женский смех в ответ. — Изабелла, отойди от нее, — Варрик ставит на стол принесенные бутылки с вином и с упреком смотрит на пиратку. Изабелла удивлена, она ожидала скандала, но Тетрас спокоен, только на лице — темная туча. — Я уже никого не трогаю. — Женщина поднимает руки и кокетливо виляя бедрами отползает от Бьянки по покрывалу. — Варрик, милый, я что-то видела, или кого-то… Гном окончательно мрачнеет. — Она прекрасна. — Молчи об этом, — грубо прерывает Изабеллу Тетрас, — забудь и никогда не говори о том, что видела. — О, так это тайна, — Изабелла пытается шутить, но видит, что гном серьезен не на шутку, — только скажи мне, кто она? — Бьянка. — Варрик убирает с постели арбалет. — Ты видела Бьянку. Одного поля ягоды, вот и познакомились. Гном прячет оружие в короб и, как кажется Изабелле, с облегчением вздыхает: — Доставай карты, наливай вина, Хоук уже идет.Дориан и Сэра
Тонкая рука оказывается сильной, дергает его за плечо так, что приходится сесть, не глядя, на пыльные засыпанные листвой доски. Что-ж, стирки не избежать, и Дориан морщится. — Ой, ну ты и пижон, цветик, — кривляется рядом Сэра, хохочет громко, наблюдая попытки мага усесться удобнее на краю крыши. — В жопу белое, я же тебе говорила! Дориан фыркает в ответ — ничего подобного. Сэра достает откуда-то узел, копошится, пыхтит и сопит, разворачивая платок, явно Инквизиторский. Там — виноград и печенье, большей частью превратившееся в крошево. — Лопай, — пододвигает к Дориану угощение. Дориан ударяет пяткой по стене под собой, и Сэра тут же включается в перестук. Они сидят на крыше, болтают ногами, смеются просто так, без повода, машут руками слишком серьезному Соласу и прогуливающемуся по стене Каллену. — А ты ничего так, для мага, — констатирует Сэра в конце вечера. — Не светишься в темноте, а тевинтерца из тебя выдавим, — успокаивает напоследок. Оказывается, чтоб понравится Сэре, надо просто быть человеком.Сэра и печеньки
Началось все с того, что два куриных яйца, лежавшие в корзинке на кухне Скайхолда, проассоциировались у Сэры с Инквизитором. Не врезать по эльфячим инквизиторским, так хоть эти расколотить — решила Сэра и разбила яйца в миску. Вечные его масляные взгляды на задницу Кассандры — туда же полетел хороший кусок сливочного масла. Тараканы в остроухой башке — пригоршня изюма. Сладкие речи для мамзель Жозефины — залила все медом. Говорил о чем-то умном с выскочкой Вивьен — на тебе туда вонючей корицы. И снег Скайхолдский надоел уже — белоснежное мучное покрывало на весь стол и нос Сэры. — Сэра, — сквозь облако муки слышит изумленный голос Искательницы, — ты что-то стряпаешь? Сэра смотрит в чашку и сама удивляется. — Печенье для инквизятины, — рапортует она. — А можно с тобой? — краснеет Кассандра. — Ему будет очень приятно. — Ладно, примазывайся, — ворчит Сэра, вручая подруге ложку. В конце-концов, у Кассандры хватит ума не насыпать в тесто острого, как язык Лавеллана, перца.Хоук/сааребаз "мой дом там где ты"
Хоук рухнула на песок, обессиленная боем, и последним на что хватило сил, было выдернуть жезл-поводок из руки арваарада. Всхлипнула и перевернулась на спину, прижав к груди железку, ради которой убила несколько кунари. Сколько пролежала так, глядя синими глазами в столь же синее небо, она не поняла, но пришла в себя от осознания, что сааребаз так и стоит на коленях в нескольких шагах от нее. Еле встала, почти не разгибаясь, дошла и опустилась рядом. Принялась развязывать ленты, удерживающие маску. Тяжелое золото ушло в песок. Осторожно принялась распутывать золотые нити, сшивающие губы серокожего мага. — Больно? — охнула, когда в одном из швов набухла маленькая багровая капля от ее неосторожности. — Нет, — разлепил спекшиеся губы Кетоджан. Она выполнила свое обещание, сделала то, что должна — провела его до безопасного места, а то, что он был готов умереть от руки арваарада, не считается. — Ты теперь свободен, — говорит Хоук, всматриваясь в стальные глаза кунари. — Мой дом там, где мой поводок, — кунари заново привыкает говорить вслух. Мариан злится, ей не понять привязанности мага к глупой железке, она размахивается и бросает жезл как можно дальше, в обрыв, в море. Кетоджан провожает взглядом жезл и придерживает за плечи совершенно ослабевшую Хоук: — Теперь мой дом там, где ты. На вкус его кровь на губе такая же соленая, как и у нее.Все-все-все
Изабелла, на всех парусах своей белоснежной блузы, тараня грудью зазевавшихся обитателей «Розы» двигается к приглянувшемуся свободному столу. Здесь её стихия, и взгляды мужчин и женщин лишь раззадоривают и возбуждают пиратку. Мерриль смущается внимания, в которое, как в штормовое море, бросила их смуглянка. Долийке щекотно и смешно, и немножко даже страшно. Мерриль видят и оценивают сейчас вовсе не за её способности мага и достоинства Первой долийского клана. Авелин мрачна и высокомерна, презрительно смотрит на женщин и старается не смотреть на мужчин, потому что и ей достаются взгляды, не лишенные похоти. Это злит её и льстит, но последнее она задвигает в самую глубину сознания, до сих пор стыдясь встретиться с собой — женщиной. Хоук оценивает сама, строит глазки персоналу, готовому в паштет провернуться ради её золота. Целует эльфа, так непохожего на Фенриса, и потом пьет, пьет, пьет много красного терпкого, как его губы, вина. Ночью Донник открыто встречает у дверей «Цветущей Розы» свою избранницу, поддерживающую и Хоук, и Изабеллу под локти. Мерриль скользит за ними неслышно, сбегает в эльфинаж, и наемники Варрика едва успевают присмотреть за ней. Себастиан, тихоня, прижимает пиратку к холодным стенам Верхнего города, за колоннами, куда не достать свету полной луны. Хоук спиной чувствует тяжелый взгляд Фенриса и, придерживая пальцами стену, посмеивается над его нерешительностью.