Утренняя звезда

      Когда город начинает раскрашиваться лучами нового дня, когда нормальные люди ещё спокойно спят в своих тёплых постельках, рассматривая двести двадцать восьмой сон, вчерашние школьники и завтрашние студенты начинают как по команде уходить прочь из своих школ, в которых они честно отмотали одиннадцать лет, от звонка и до звонка.       Одни спешат сфотографироваться на фоне школьного забора или какой-то такой же подобной атрибутики — словно это прямо-таки самое главное, что нужно сделать в жизни. Да и в чём вообще кайф, если фотографируешься с одними и теми же людьми, тупо меняя фон? Словно случится озарение, и вечно кривые руки смогут сделать идеальный кадр.       Другие торопятся всех и вся быстрее занять места в лимузинах и наконец-таки отправиться в путь. Встречать рассвет на Поклонной горе или горах Воробьёвых. Он ведь, чёрт возьми, там куда круче, чем в родном районе! И кто только придумал эту глупую традицию?       Все суетятся, проверяя наличие своих мобильников в карманах и маленьких сумочек через плечо. Какие-то умники курят напротив школьного входа и в ответ на замечания классных учителей кричат, что они уже взрослые выпускники.       И только одна девушка не участвует в этом празднике жизни. Миловидная блондинка, внимательно оглядевшись по сторонам и окончательно убедившись, что на неё не обращают никакого внимания, поспешно ретируется со школьной территории. Всё-таки хорошо, что калитку охранник уже отворил, а то правильная девочка Катя уже собиралась сигануть через забор. Совершенно наплевав на нежно-голубое платье.       — Как же долго я этого ждала! — скрывшись за ближайшим домом, произносит Лаврова сама себе.       На часах чуть больше четырёх утра. До дома чуть меньше пятнадцати минут. А это значит, что совсем скоро она сможет просто лечь и наконец-таки выспаться.       Во дворе одного из соседних домов Катя вдруг понимает, что если пройдёт на каблуках ещё хотя бы пару шажков — больше ходить уже не сможет. Ноги буквально отваливаются, во весь свой голос ноя от боли.       Девушка словно грациозный розовый фламинго, поднимает одну ногу, ловким движением открывает замочек, и наконец освобождает одну из ножек от туфельных оков. Теперь остаётся поступить точно так же и со второй.       Вот только она вдруг запутывается то ли в собственных ногах, а то ли и вовсе в руках, и падает на асфальт, так и не справившись с застёжкой.       — Кто ж тебя на каблуках-то учил ходить? — раздаётся рядом ни то сочувствующее, ни то саркастическое.       — Наверное, тот же, кто и тебя девушкам помогать, — фыркает Лаврова в ответ.       — Вставай давай, — молодой человек протягивает руку и через мгновение уже осторожно сжимает её ладошку, помогая подняться на ноги.       Воспитанная девочка Катя привыкла благодарить окружающих, которые помогли ей хоть в чём-то. Вот только его язвительность в начале разговора совершенно не способствует любезности.       Она произносит себе под нос что-то нечленораздельное. То ли благодарит случайного встречного, то ли ругает за его насмешки. И уже собирается удалиться прочь.       — А ты бесстрашная что ли? Одна среди ночи гуляешь, — доносится девушке в спину.       — Тебе-то какая разница? — вновь разворачивается к незнакомцу лицом. — Не маньяк ведь и не убийца серийный.       — Откуда тебе знать? — заглядывает девушке в самые глаза, расплываясь в самодовольной ухмылке. — Разговариваешь такая со мной, а я сейчас как схвачу тебя, как повалю на землю…       — Отвали, а. Из тебя такой же маньяк, как из меня балерина.       — А чего? Нормальная такая фигура для балерины, — парень внимательно, даже оценивающе разглядывает Лаврову с ног до головы. — Ноги вот только порой подводят. И это ведь ты не пьяная, вроде.       — Да пошёл ты!       Раздражённо бросает Лаврова. И теперь уже окончательно решает уйти. Как королева — ничуть не меньше — разворачивается к молодому человеку и удаляется в сторону собственного дома.       Где-то в глубине души надеясь, что он пойдёт вслед за ней. Одновременно радуясь этой мысли. И в тоже время ругая незнакомого паренька за подобные мысли, появившиеся в её голове. Девушку понять непросто, особенно эту.       — Теперь я знаю, где ты живёшь, — уже возле родного подъезда Катя слышит всё тот же голос за своей спиной. — Всё ещё не боишься, что я маньяк?       — Чего ты ходишь за мной? Заняться нечем?       — Ты туфель потеряла, Золушка, — говорит парень, демонстрируя «хрустальную туфельку», повисшую на его пальце. — Не, ну если тебе не надо…       Он демонстративно делает разворот на сто восемьдесят градусов и начинает удаляться прочь. В сторону того самого двора, где совсем недавно произошло их «милое» знакомство с этой, возомнившей себя королевой, девчонкой.       — Подожди! Нужен мне туфель, нужен.       Усмехнувшись, молодой человек вновь подходит к девушке.       — Спасибо, — она уже собирается скрыться в подъезде, но потом вдруг вновь разворачивается. — Ты коньяк пьёшь?       — Не понял, — он хмурит лоб, пытаясь разобраться, чего это она вдруг решает выяснить его алкогольные пристрастия.       — Чего непонятного? Дома стоит бутылка коньяка, а пить одной… ну, я ведь не алкашка какая-нибудь.       Он так ничего и не отвечает своей новой знакомой. Просто распахивает перед ней подъездную дверь и пропускает внутрь.       Никогда ещё он не знакомился с девушками вот так вот. И никогда раньше милые леди не приглашали его на бокальчик коньяка. Обычно выпить предлагал он. Да и вина как правило, а не алкоголя чуть другого уровня.       Наверное, теперь уже ему следует бояться. Кто знает, может она маньячка?       Бутылка коньяка с несколькими звёздочками на «фасаде» находится очень быстро — она, собственно, даже и вынуждает себя искать: просто спокойненько стоит на небольшой кухонной полочке, дожидаясь, когда её опустошат.       Молодой человек наполняет два пузатых бокала янтарного цвета напитком и протягивает один из сосудов своей собутыльнице новой знакомой.       — Тебя как зовут-то?       — Катя, — она протягивает вперёд свой бокал.       — Федя. За знакомство тогда, — он легонько ударяется своим бокалом о её. — Скажи, а ты всех плохо знакомых людей приглашаешь к себе домой и предлагаешь выпить? Не боишься?       — Слушай, мы ведь уже выяснили, что ты никакой не маньяк, — отзывается Лаврова, удобно усаживаясь на подоконник.       — А может я просто очень хорошо втираюсь в доверие? Не вызываю недоверия, — он поднимается со своего стула, подходя ближе к окну. — А потом поднимаюсь в пустые квартиры и грубо насилую миленьких девочек.       Фёдор слегка сжимает рукой коленку своей новой знакомой. Ухмыляется, глядя ей в глаза, и плавно поднимает ладонь чуть выше.       — А ты не боишься, что милая девочка может в совершенстве владеть приёмами самообороны? — он склоняется практически вплотную к его лицу. Слегка обжигает кожу парня своим дыханием. И не отводит язвительный взгляд от его глаз. — Или в руках её вдруг окажется острый ножечек…       Говорит Катерина, и Черных отчётливо чувствует, как что-то с узким лезвием плавно скользит по его штанине, поднимаясь всё выше и выше. Он нервно взглатывает и осторожно опускает взгляд вниз.       Лаврова лишь начинает довольно смеяться, демонстрируя молодому человеку небольшой садовый совочек, которым мама, видимо, пересаживала какой-то свой очередной цветочек, а потом просто забыла убрать на место. Что ж, сегодня это оказалось очень даже на руку.       — Твою мать! — он залпом выпивает остатки коньяка из своего бокала.       — А чего это у нас маньяки такие трусливые пошли? — смеётся Катя, наблюдая за отшарахнувшемся от неё Фёдором.       Часы показывают уже больше пяти утра, но в этой квартире спать ничуть не спешат. Лишь разливают по бокалам последние граммы янтарного алкоголя, так красиво переливающегося в лучах утреннего солнца.       Она уже успела рассказать новому знакомому о всех своих до тошноты надоевших одноклассниках. О том, что им всем всегда было плевать на неё, единственную , кому за все годы обучения никто из учителей не сделал ни единого замечания. И лишь «дай списать» да «помоги решить» слышала она все эти годы.       Он, вытирая Кате слёзы, поведал не менее печальную историю. О том, как пару дней назад вернулся из армии, счастливый и возмужавший. И в тот же день узнал, что девушка его уже совершенно не его. Собрала все свои вещи — спасибо хоть, что только свои — и свалила куда-то далеко и навсегда.       — Тогда за новую жизнь каждого из нас, — произносит тост девушка, и по комнате, в которую они успели переместиться за это время, разносится звенящая мелодия. — У тебя сигареты есть?       — Маленькая ты ещё, чтобы курить, — сидя на полу и прижимаясь спиной к дивану, произносит Федя.       — Я маленькая?! — не соглашается девушка. — Сейчас я тебе докажу, что ты не прав!       Лаврова слезает с дивана, оставив пустой бокал на тумбочке. В одну секунду оказывается рядом с Фёдором и, ничуть не сомневаясь в правильности своего поступка, усаживается на его колени.       Целует в самые губы, словно не в школе учась все эти годы, и совершенно не стесняется расстегивать пуговки на его рубашке. Он теряет голову, отчаянно целую её в ответ, и нежно гуляет пальчиками по её обтянутой платьем спине.       — Тебе сколько лет-то, Золушка? — спрашивает он, когда в голове вдруг что-то щёлкает.       — Не бойся, не посадят, — говорит бывшая школьница, вновь приближаясь к его губам.       Кажется, новая жизнь у них и впрямь начинается. Прямо сейчас.