Вирус

Майкрофт говорит: «Она уже больше не с нами», когда Эвр сидит и смотрит в одну точку, не шевелясь, не отвечая на прикосновения. Шерлок возвращает ее в реальность на доли секунд, врываясь в ее чертоги — выбивая двери ее вселенной — вечной мелодией, своей историей. В такие моменты Холмс подносит палец к губам и говорит — думает — тому, кого нет: «Я скоро вернусь». И он покорно ее ждет, в мыслях — на краю ее мира. Она всегда возвращается — садится на идеально ровный холодный пол и погружается в мысли. Он всегда (не)покорно ее ждет, ломает границы разума, появляется там, где ему быть не положено. Сидит на задворках ее сознания, едва склонив голову. «Эвр, Эвр, — его слова отмеряют ее время, как бегущая стрелка часов отмеряет чужие жизни, — ты же умная девочка». Она ехидно ему улыбается, пока он ломает молотом слов стены ее мышления. «Она способна переписать человека за несколько минут», — предупреждал Майкрофт, когда Джим (еще состоящий из крови и плоти (возможно)) пришел к ней в первый — единственный — раз. Но Майкрофт не знал, что пять минут — как этого было много для них двоих — хватит, чтобы Эвр Холмс впитала Джеймса Мориарти. Она записала его на себя, а потом сказала: «Умри», — и он пустил себе пулю в голову. Красиво, изящно — так, чтобы все казалось концом. И Джеймс остался на корке ее рассудка — вирусом впитался в то, что принято называть душой. Шерлок — вся эта игра всегда существует только при наличии двух сторон — считает, что война (как красиво он называет партию в эти шахматы из живых людей) перешла в новые лица, что его враг — это Эвр. Эвр играет в войну, потому что внутри нее, отравляя каждую клетку, захватывая каждый миллиметр ее тела, рвется на волю Джеймс Мориарти. Она зовет его только так — полностью, на выдохе, не размыкая губ. И когда Шерлок рвет ноты, рисует трагедии на струнах своей скрипки — тихий шепот, переходящий потом в адский свист, диктует Эвр новые правила.