Разбитый

Надоело. Надоело абсолютно все в этой жизни и до тошноты наскучило. И ничего не имеет решения. Чувство внутренней пустоты, деградации и самогниения. И самое что ужасное, что делать с этим ничего не хотелось. Попытки выбраться из этого гниения карались большими сложностями и проблемами, что сначала лишь подбрасывало дров в костер, а после лишь вымораживало и отбивало малейшее желание делать что-то. Ему не верилось ни во что: ни в бога, ни в дружбу, ни в любовь. Почему пропала вера в бога? Потому что его вера в нас никогда и не появлялась. Такие мысли навеивались в пьяную голову и вызывали горькую усмешку. Дружба же всегда была спорным элементом. Кажется, что друзей много и каждому ты ценен, каждому ты дорог и всегда будешь им нужен. Но стоит просто не появляться в сети, как выясняется, что всем на тебя просто наплевать: никто не позвонит, сообщение не чиркнет. А потом ты видишь в каком-нибудь инстаграме их счастливые лица и выясняется, что о тебе никто и не вспоминает, да и без тебя у всех все хорошо (если даже не лучше). Любовь? Да бросьте, серьезно? Вера в нее пропала давно. Но те, кто говорят, что на любви держится наш мир вовсе не ошибаются. Не обязательно же любить человека. Любовь к алкоголю и собственной квартире, наверное, две единственные причины из-за которых стоит доживать свои деньки. А что касается людей — не стоит оно того. Предательство, боль, обиды, скоротечность, ложь. Человеческую «любовь» можно спокойно приписывать к слову «боль» в словарь синонимов. Даже если все будет хорошо, будет ли оно длиться вечно? Нет. Все эти киношники только и делают, что дурят нам мозги своими смазливыми мелодрамами с их «долго и счастливо». И после всего этого дерьма тебя называют пессимистом. Вы знаете, как вообще можно чему-то радоваться в этой жизни? Миша не знает. Пессимист? Скорее реалист. Пробовать что-то новое уже тоже было не вариантом. Испробовалось, кажется, все: творчество, путешествия, физический труд, офисные работы, спорт, безделье, тусовки, беспорядочные половые связи, алкоголь, наркотики. Абсолютно все надоело. Так молод, а позади уже так много и дальше идти уже не хочется. Миша даже пробовал испытывать судьбу. Утром на оживленной дороге шагнул под автобус, но тот его объехал и парню лишь досталось пару ласковых от водителя. Дома от скуки взял свой револьвер и решил сыграть в рулетку русскую сам с собой, но оставив в барабане не одну, а три пули. С треском прокручивается барабан и ровным движением большой палец останавливает его движение. Глубокий вдох и дуло у виска, а палец на курке. Раз. И ничего. Живой, здоровый, смерть не берет. *** Делая глоток кофе, он смотрит в окно кофейни. Люди. Так много. Идут куда-то быстро, чуть ли не несутся: у каждого свои дела, планы, приоритеты. А у тебя что? Еще один глоток и взгляд медленно возвращается в кофейню и натыкается на молодого парня через столик, который с большим энтузиазмом и заинтересованностью относится к тому, что он там делает в своем планшете. « Он ведь такой же как ты пару лет назад, посмотри. Такой счастливый и не проёбанный. Как же только ты все проебал?» — проносится громко в голове Кшиштовского и тот делает огромный глоток крепкого капучино, пытаясь это заглушить. Только он забыл, что это терпкий кофе, а не привычный крепкий алкоголь у него в стакане.« У этого парня, наверное, так много планов на эту жизнь. Интересно, как скоро он об нее разобьется?». Парень поднимает взгляд и заглядывает прямо в пустые Мишины глаза, когда тот не торопится отводить свой и чувствует напряжение первого, усмехается где-то внутри, кривя улыбку. Парень тоже выдавливает из себя что-то на подобии улыбки, щуря глаза и подозрительно-не доверительно продолжая смотреть. Началась какая-то непонятная игра, которая жутко забавляла нашего пессимистичного друга и, не зная ее правил, сдаваться он не желал, отчего нагло продолжал пялиться. Вскоре парень вздохнул и вернулся к своему первоначальному занятию. Но Миша же продолжал смотреть на него: помятая красная рубаха в большую клетку, узкие черные джинсы, не пойми что на голове. Миша узнает в нем себя. Разве что волосы светлые. Он иронично улыбается, когда тот снова поднимает свой взгляд исподлобья и хмурит брови от увиденной усмешки. Светловолосый блокирует планшет, встает, со скрипом отодвигая стул, и, засунув планшет подмышку, взяв кофе в руку, подходит к столику нашего героя, присаживаясь: — Что? С лица Миши не сходит ухмылка от дерзости, решимости и напористости этого парня. Да, он точно узнавал в этом парне себя: полный неуверенности, но и решимости, весь из себя хлещущий юношеским максимализмом. — Что? — нескоро отвечает он, прежде внимательно изучив лицо внезапно возникшего собеседника. Бледная кожа, еле заметные веснушки, васильковые глаза и синяки под ними примерно такого же оттенка. — Что ты на меня так смотришь? — сразу же продолжает тот с недовольным, но заинтересованным выражением лица. Миша специально выдерживает паузу, что бы позлить собеседника и научить терпению. Вот так развлечение. — Я как-то упустил момент, когда мы перешли на «ты»… Ну ладно. Ты к каждому подходишь, кто смел задержать на тебе свой взгляд? Светловолосый притупливается и мешкается, не ожидав ответного нападения, и взгляд его начинает бегать, когда же Миша тихо и коротко смеяться. — Тяжело тебе, наверное, приходится в таком случае. — продолжает он, делая очередной глоток кофе, — Чем ты занимаешься? Ты что-то рисовал в своем планшете? — продолжает Кшиштовский, не давая парню даже ответить. — Д…да, я типо начинающий художник и… — Ну понятно, закончил какую-нибудь специализированную школу и приехал поступать в Москву для реализации себя и осуществления своих давних мечт, ведь здесь они сбываются почти у всех. Глаза парня в шоке округляются до размеров, сравнимых с пятирублевыми монетами. Такого он явно не ожидал, присаживаясь за этот столик. Он даже слова сказать не может, ведь все сказанное ранее являлось чистой правдой. — Только вот знай, — продолжает свою речь Кшиштовский, — не получится у тебя ничего. Вся Москва вами кишит, каждый год все больше и больше. Наивные детишки, не успевшие вдохнуть настоящей, реальной жизни. Думаешь, раз в своем захолустье не смог реализоваться, получится здесь? Напыщенная и самодовольная улыбка. — Да ты меня знать не знаешь, а уже все мою жизнь наперед расписать собираешься? — В голосе слышны нотки злости и разбитости, — Ты ведь даже не знаешь, на что я способен, напыщенный ты индюк. Если ты в этой жизни неудачник, это не значит, что и всех ждет твоя судьба! Блондин заканчивает на весьма громкой ноте, ударив кулаком по столу. Он делает глубокий вдох и выдох, плечи опускаются и он откидывается на спинку сидения. Мишу это не пугает и не обижает. Его это заинтересовывает. — А что из того, что я сказал тебе, не является правдой? — Что я ничего не добьюсь, — тихо говорит он, смотря исподлобья и сверля его взглядом. — Как тебя зовут, юнец? Хочу запомнить имя будущего величайшего художника, чтобы после корить себя за неправоту и, возможно, извиниться после. — Боже, ты весь пропитан желчью и иронией? Данила Поперечный, — показательно улыбается. — Насквозь, Данила. Я Михаил. Михаил Кшиштовский. Но ты можешь не запоминать, я уж точно никем не стану. Разве что еще большим ничтожеством. — Что же с тобой произошло, Михаил? Почему ты такой? Миша улыбается: — То же, что произойдет и с тобой однажды. Жизнь. И кто знает, что это было: случайная встреча или судьба-злодейка, решившая столкнуть две противоположности. Но это было. Еще два кофе, долгий разговор. Миша слушал парня взахлеб, его мысли и планы. На мгновенье даже ему показалось, что Даня сможет добиться того, что хочет. — Нарисуй меня и пришли. Это будет значить, что мы еще встретимся, — бросает вскользь Кшиштовский. И Даня достает из рюкзака капиллярную черную ручку, принимаясь рисовать на салфетке. Раз, два. Он протягивает ее Мише: — Для продолжения общения хватит? Миша смотрит на эту зарисовку и улыбается. Он тоже его чем-то зацепил. Вот так развлечение. *** — Зачем? — резко прерывает тишину Кшиштовский, даже не повернувшись в Данину сторону. — Что зачем? — Зачем ты хочешь меня поцеловать? Даня столбенеет и по телу будто электрический разряд проходит, а в горле сохнет и говорить что-то становится постыдно и неловко. Как до такого дошло? Миша не знал. Поперечный был для него чем-то вроде игрушки. Чем-то вроде пластилина, из которого можно было вылепить то, что хочешь. Он учил его, направлял, навязывал свои точки зрения. Но Даня отказывался сдаваться, и Миша называл его наивностью. Слишком много. Слишком много времени они проводили друг с другом, но оно и не было удивительным: друзей в Москве у Дани не было, а сам он для Миши был чем-то новым в обыденной рутине депрессивных дней, чем-то вроде спасательного круга. — Я… не знаю… — Но ведь хочешь. Так почему не целуешь? Миша просто режет своими вопросами, от которых чувствуешь себя отруганным ребенком. В голове крутится только один вопрос: «как?». Как он угадал? — Не знаю… боюсь, что не поймешь… ударишь… — Даня еле вытаскивает из себя слова, чувствуя себя отвратительно и готовым провалиться под землю. — Не пойму, ударю, и что с того? Ты же хочешь этого? Зачем упускать возможность, чтобы потом жалеть и винить? И светловолосый слушает его. Он перекидывает свою ногу через Мишу, садясь к нему на колени, кладя свои большие шероховатые ладони ему на лицо. Кшиштовский поднимает свой взгляд и наблюдает картину, вызывающую у него умиление: Даня, задравший голову, но не смотря в глаза, глубоко дышит, слегка приоткрыв рот. Ему так жарко, его лоб покрывается потом, а щеки румянцем от смущения. Он быстро и кротко целует, но очень жадно и страстно, чуть прикусив нижнюю губу напоследок и лишь слегка проникнув языком. И его глаза распахиваются так широко от удивления того, что в ответ он получил не удар кулаком по челюсти, а продолжение поцелуя. И Дане кажется, что так хорошо ему еще никогда не было, но глубоко внутри он корит себя за неправильность сия. А Миша ничего не чувствует. Он лишь чуть-чуть благодарен судьбе за предоставленную игру и за то, что сейчас он не валяется дома за просмотром зомбо-ящика. Стыдно ли ему? Нет. И ему абсолютно плевать на неправильность действий, это было хоть каким-то разнообразием, учитывая, что эта рыбка сама клюнула, даже не пришлось прилагать особых усилий. *** Раз, два. Вещи по одной летят в стороны. Три, четыре. Миша вцепяется в горячее тело, целуя, кусая, облизывая. Даня тихо стонет и упирается своим стояком, прикрывая глаза ладонями от стыда. Пять, шесть. Миша медленно входит, нависая над блондином, сжимая в руке его шею, а другой придерживая за талию. Семь, восемь. Резкий толчок и громкий стон, походящий, скорее, на крик. Из глаз бегут дорожки слез. Тихо, тихо, Миша пожалеет. Он целует в щеку, скулы, ключицу, шепчет извинения, выбивая тихое "продолжай". Девять, десять. В Дане было так хорошо, жарко и тесно. Одной рукой он вцепился в светлые волосы, другой же принялся ублажнять партнера. И фиерический конец : тела падают на кровать, жадно ловя оставшийся прохладный воздух в комнате. Блондин накрывает их пледом, кладет голову на Мишину грудь и прижимается к нему, сладко засыпая, оставляя Кшиштовского наедине с собой и своими больными мыслями. Их общение заключалось в том, что они часто виделись, ходили куда-то, делали что-то, но в конечном итоге все заканчивалось сексом в одной из квартир. И вскоре Мише это начало надоедать и он снова принялся за старое : алкоголь и самоанализ в четырех стенах.

***

— Миш, я, кажется, люблю тебя, — говорит смущенно Даня, поднимая свои глаза на парня. « Ох, это было неизбежно» — Кшиштовский сидит опять с ухмылкой на лице, такой же, как и в день их знакомства. Это и пугает Даню, вызывая внутри чувство тревоги и мандраж. — Глупый мальчик, ты правда думал, что это надолго? Ты что, надеялся на отношения? — спрашивает Миша, изогнув брови и смотря будто с осуждением и издевкой. Художник просто столбенеет и в его глазах начинает темнеть, а внутри, кажется, что-то хрупкое ломается.  — А… как же…? — Секс? Секс не означает чувства, милый. Это просто человеческая потребность. Даня понимает, что был просто игрушкой, был просто использован ради чужого развлечения, и брошен. Прямо сейчас. — Ты… Использовал меня, да? — к глазам подступают слезы, он поджимает губы и рвано дышит. — Прости, — Миша улыбается натянуто, целует на прощание парня в лоб и встает, — кажется, мне пора. *** Даня разбит. Звонит и пишет, но получает в ответ лишь холодный игнор. Страдает, ненавидит, проклинает и хочет вернуть все, что было. Но что это было? Мише плевать. Он снова пьет и гниет изнутри. Игнорирует все звонки и смс. Он хочет чувствовать вину, но не может, ведь он был с ним честен: не клялся в любви, не показывал псевдочувств, пытался показать ему жестокость мира. И показал. Но найдя ту самую салфетку, он не смог смять ее и выкинуть. Быть может, не все потеряно?